Скорая помощь: реквием по напарнику

А что «Скорая»? Это маленькая медицинская страна, автономная республика неотложки, дивертикул нашего здравоохранения, где ты – фактически «один в поле воин». Какие там анализы и обследования, «какая шуба, какой заяц»? Ни спросить, ни посоветоваться не с кем. Ты и диагност, и лечебник, и «мальчик для битья», «и жнец, и чтец, и на дуде игрец». Так? Так. Замечательно. Едем дальше.

На кого ты ещё можешь рассчитывать в сложной неотложной ситуации, кроме себя, своих знаний и умений? Ясен пень, на тех, кто рядом. А кто они? Водитель, как Вы понимаете, не в счёт. Хотя, как сказать, как сказать… Был у нас на «Скорой» один уникальный водила, который «с закрытыми глазами» (!) попадал в вену. Когда врач и фельдшер, поочерёдно намудохавшись с внутривенным доступом, покрывались крупнокалиберным потом и сидели с высунутыми языками, у них синхронно возникала идея: «А не послать ли нам гонца?». И отправляли чела из окружения больного за водилой. Тот поднимался в камеру (квартиру), снимал обувь (!), тщательно мыл руки, «извинялся за компанию» и с первого раза «заходил» в вену. Потом «растворялся без осадка» под восхищённые и удивлённые физиономии родственников, а последним говорили, что это «наш медбрат, который подрабатывает шофёром, чтобы платить за учёбу».

Вот уже и прозвучало слово, к которому мы пришли после небольшой преамбулы. И это слово, как говорит всеобщий любимец «дорогих россиян», домохозяек, обывателей и лохов Леонид Якубович, называется… Называется это слово… Медбрат. Медбрат… «Что в имени твоём?». Это уже следующий член (или другое) бригады – медбрат (сестра) или фельдшер (ица). О, вот от него (неё)-то зависит очень многое.

Тут есть два варианта. Или ты будешь корячиться всё суточное дежурство один – делать внутривенно, промывать желудок, звонить старшему врачу, проводить реанимацию, писать «сопроводиловки», сдавать в приёмное больного(ую), ругаться с дежурными и пр. Или у вас будет чёткое «разграничение полномочий», заключающееся в том, что каждый – чётко и ясно, без лишней говорильни и выяснения отношений – выполняет свою, возложенную на него функцию. Хороший помощник такого уровня – не только залог благоприятной и благополучной смены, но и гарантия успешного лечения. К сожалению, помощники, сподручники, напарники и пр., как и все люди, бывают разные. И, когда приходишь на сутки, первым делом в диспетчерской смотришь состав бригады – с кем конкретно работаешь? Фельдшер Иванов?

Это тот самый, который «сам себе на уме» и постоянно «закладывает» всех врачей? Бли-и-ин, не повезло в этот раз… Медбрат Сидоров? «Весёлый малый, но педант. Имел он счастливый талант…» болтать о всех и обо всём налево и направо. К тому же вены часто прокалывает… Фельдшер Петров? Который «нашёл – молчит. Потерял – молчит»? Ну, этот ещё более-менее… Но больше всего я любил работать с медбратом, которого звали Булат. Это был тот редкий случай, когда имя человека полностью соответствовало его значению: «крепкий», «стальной» (тюрк.). С ним было приятно и спокойно работать.

Булат в те годы являлся студентом-старшекурсником нашего мединститута и жил недалеко от подстанции «Скорой помощи». Высокий, плотный, крепкого телосложения. Весельчак и балагур, обладающий доброй душой, отзывчивым сердцем, а потому быстро находящий с людьми общий язык. Была у него ещё одна редкая по тем временам, а в наши дни, вообще, уникальная черта характера – порядочность. Булат — грамотный и опытный напарник, понимающий тебя с полуслова, и никогда не задающий идиотских вопросов, типа «скока вешать в граммах», а применительно к нашей работе – сколько и каких лекарственных препаратов набирать, в частности, при гипертоническом кризе или инфаркте миокарда? Ну, и что же в нём было ещё такого особенного, помимо физических, нравственных и духовных качеств? – спросите Вы.

Я Вам отвечу: знания и умения, которыми владел далеко не каждый врач не только на «Скорой», но и в стационаре. Неутолимая жажда узнать что-либо, имеющее отношение к медицине, была у него просто фантастической. Он постоянно читал учебники и руководства, спрашивал, интересовался новыми методами диагностики и лечения различных заболеваний. Узнав, что я раньше работал полостным хирургом, спорадически «пытал» меня на предмет хирургических болезней.

Скажу Вам честно – иногда его каверзные вопросы ставили в тупик не только меня, но и других коллег. В свободное от дежурств время, он «катался» с БИТами и «доставал» их по «мерцалкам» и «пароксизмалкам», отрывая «на добрую память» половинку кардиограммы каждого больного. Очередной новый совместитель, приходящий к нам на филиал и работающий в неврологии, эндокринологии или нефрологии, тут же становился его неизбежной «добычей» в плане эрудиции, компетентности и искусстве врачевания. Булат обладал не только энциклопедическими знаниями, но и владел многими врачебными манипуляциями, успешно применяя их в практической деятельности. Особенно он был незаменим при проведении реанимационных мероприятий, спокойно и хладнокровно выполняя или катетеризацию подключичной вены, или введение растворов внутрисердечно (таковы в те времена были стандарты), или интубацию трахеи.

…Однажды я увидел его грустным и молчаливым. В тот день мы быстро отработали вызов, и он попросил у меня разрешения съездить в салон ритуальных услуг заказать памятник. Оказалось, что у него умерла мама, и он остался совсем один. Родители его разошлись ранее, а отец уехал заведовать кафедрой в другой город. В эти трудные дни, Булата – всеобщего любимца нашей подстанции – поддерживали морально все – от диспетчеров до санитарок. Во многих моих рассказах Булат являлся прототипом медбрата, с которым мы прошли «огонь, воду и медные трубы». Он всегда навещал меня в больнице после аварии на «Скорой», когда во время дежурств привозил пациентов, и мы просто сидели с ним молча у окна и курили. Мы бывали с ним там, где «Макар телят не пас», «сам чёрт ногу сломит» и «раки зимуют».

Я никогда не сомневался в нём ни на минуту и знал, что он никогда не подставит, не предаст и не продаст. На одном дежурстве мы попали с ним в самое настоящее логово наркоманов и нас стали бить практически с порога. Булат тогда крикнул: «Михалыч, прикрой мне спину!» и начал наносить один удар за другим. Так, спина к спине, мы с ним и «перемолотили» этих грёбаных любителей «добывать» наркоту у «Скорой помощи». В другой раз, мы «впёрлись» в разборку двух враждебных молодёжных группировок и стали растаскивать этих малолетних сосунков, не обращая внимания, что и те, и другие колотили по нам чем попало. Остановилась эта шобла только тогда, когда одному из них проткнули грудь заточенной арматурой.

Он умер мгновенно, у нас на глазах, молодой мальчишка лет пятнадцати. Мы с Булатом стояли в центре, рядом с телом, а вокруг нас кольцом скучились, как стая шакалов, гопники, которые никак не могли понять, что их товарища больше нет в живых. И только один раз за долгие годы я видел слёзы на глазах Булата, когда он выносил из раскорёженного автобуса, попавшего в страшное ДТП, тельца погибших детей, и осторожно укладывал их на траву… Ещё об одном случае я бы хотел сказать особо.

На очередном дежурстве мы привезли больного с острой хирургической патологией в неотложку, и Булат, встретив во дворе знакомого медбрата, вместе с ним, на каталке, повёз пациента в приёмный покой. Я, тем временем, остался в машине писать карточки вызовов. Прошло какое-то время. Пора бы Булату и возвращаться, а его всё не было и не было. Рация «захлёбывалась» от вызовов и я, потеряв терпение, пошёл его разыскивать. В приёмнике Булата нигде не оказалось, и я направился прямиком в отделение неотложной хирургии. Там царило какое-то оживление, если не сказать — суматоха. Вокруг необычной странной фигуры в центре коридора носились медсёстры, анестезиологи-реаниматологи и хирурги.

Подойдя поближе, я увидел Булата, стоящего на коленях перед лежащим на полу без сознания мужчиной, вероятно больным, и держащего его ноги почти вертикально. Впоследствии оказалось, что Булат, вместе с тем знакомым, поднялся в неотложку и тут к ним «прилип» тот самый пациент, требуя немедленного выполнения ему вечерних назначений. Коллега Булата послал его пока в палату, а когда тот от них отошёл, процедил сквозь зубы: «Как он меня достал, язвенник хренов!». В это время больной рухнул, как подкошенный, прямо в коридоре. Вот Вы, догадались бы моментально – что произошло? Скажу честно: я бы – нет.

А Булат сразу догадался, что у больного началось профузное кровотечение из язвы и, чтобы «дотянуть» его до операционной, применил такой приём для быстрой компенсации дефицита объёма циркулирующей крови. Жизнь язвенника была спасена – его вовремя прооперировали и нивелировали кровопотерю.

…Я не случайно пишу о Булате в прошедшем времени…

Судьба его сложилась трагически. Он с отличием окончил мединститут и, отказавшись от аспирантуры и ординатуры, устроился рядовым врачом на нашу подстанцию «Скорой помощи». К великому сожалению, наши пути в дальнейшем разошлись. Я слышал, что он женился и стал папой, а потом… Его жизнь оборвала фатальная бытовая случайность…

Спи спокойно, Булат… Я всё помню… И буду помнить тебя всегда… Спасибо за всё. Светлая тебе память — коллега, напарник, товарищ, друг, брат.

Автор: Владислав Маврин

А что «Скорая»? Это маленькая медицинская страна, автономная республика неотложки, дивертикул нашего здравоохранения, где ты – фактически «один в поле воин». Какие там анализы и обследования, «какая шуба, какой заяц»? Ни спросить, ни посоветоваться не с кем. Ты и диагност, и лечебник, и «мальчик для битья», «и жнец, и чтец, и на дуде игрец». Так? Так. Замечательно. Едем дальше.

На кого ты ещё можешь рассчитывать в сложной неотложной ситуации, кроме себя, своих знаний и умений? Ясен пень, на тех, кто рядом. А кто они? Водитель, как Вы понимаете, не в счёт. Хотя, как сказать, как сказать… Был у нас на «Скорой» один уникальный водила, который «с закрытыми глазами» (!) попадал в вену. Когда врач и фельдшер, поочерёдно намудохавшись с внутривенным доступом, покрывались крупнокалиберным потом и сидели с высунутыми языками, у них синхронно возникала идея: «А не послать ли нам гонца?». И отправляли чела из окружения больного за водилой. Тот поднимался в камеру (квартиру), снимал обувь (!), тщательно мыл руки, «извинялся за компанию» и с первого раза «заходил» в вену. Потом «растворялся без осадка» под восхищённые и удивлённые физиономии родственников, а последним говорили, что это «наш медбрат, который подрабатывает шофёром, чтобы платить за учёбу».

Вот уже и прозвучало слово, к которому мы пришли после небольшой преамбулы. И это слово, как говорит всеобщий любимец «дорогих россиян», домохозяек, обывателей и лохов Леонид Якубович, называется… Называется это слово… Медбрат. Медбрат… «Что в имени твоём?». Это уже следующий член (или другое) бригады – медбрат (сестра) или фельдшер (ица). О, вот от него (неё)-то зависит очень многое.

Тут есть два варианта. Или ты будешь корячиться всё суточное дежурство один – делать внутривенно, промывать желудок, звонить старшему врачу, проводить реанимацию, писать «сопроводиловки», сдавать в приёмное больного(ую), ругаться с дежурными и пр. Или у вас будет чёткое «разграничение полномочий», заключающееся в том, что каждый – чётко и ясно, без лишней говорильни и выяснения отношений – выполняет свою, возложенную на него функцию. Хороший помощник такого уровня – не только залог благоприятной и благополучной смены, но и гарантия успешного лечения. К сожалению, помощники, сподручники, напарники и пр., как и все люди, бывают разные. И, когда приходишь на сутки, первым делом в диспетчерской смотришь состав бригады – с кем конкретно работаешь? Фельдшер Иванов?

Это тот самый, который «сам себе на уме» и постоянно «закладывает» всех врачей? Бли-и-ин, не повезло в этот раз… Медбрат Сидоров? «Весёлый малый, но педант. Имел он счастливый талант…» болтать о всех и обо всём налево и направо. К тому же вены часто прокалывает… Фельдшер Петров? Который «нашёл – молчит. Потерял – молчит»? Ну, этот ещё более-менее… Но больше всего я любил работать с медбратом, которого звали Булат. Это был тот редкий случай, когда имя человека полностью соответствовало его значению: «крепкий», «стальной» (тюрк.). С ним было приятно и спокойно работать.

Булат в те годы являлся студентом-старшекурсником нашего мединститута и жил недалеко от подстанции «Скорой помощи». Высокий, плотный, крепкого телосложения. Весельчак и балагур, обладающий доброй душой, отзывчивым сердцем, а потому быстро находящий с людьми общий язык. Была у него ещё одна редкая по тем временам, а в наши дни, вообще, уникальная черта характера – порядочность. Булат — грамотный и опытный напарник, понимающий тебя с полуслова, и никогда не задающий идиотских вопросов, типа «скока вешать в граммах», а применительно к нашей работе – сколько и каких лекарственных препаратов набирать, в частности, при гипертоническом кризе или инфаркте миокарда? Ну, и что же в нём было ещё такого особенного, помимо физических, нравственных и духовных качеств? – спросите Вы.

Я Вам отвечу: знания и умения, которыми владел далеко не каждый врач не только на «Скорой», но и в стационаре. Неутолимая жажда узнать что-либо, имеющее отношение к медицине, была у него просто фантастической. Он постоянно читал учебники и руководства, спрашивал, интересовался новыми методами диагностики и лечения различных заболеваний. Узнав, что я раньше работал полостным хирургом, спорадически «пытал» меня на предмет хирургических болезней.

Скажу Вам честно – иногда его каверзные вопросы ставили в тупик не только меня, но и других коллег. В свободное от дежурств время, он «катался» с БИТами и «доставал» их по «мерцалкам» и «пароксизмалкам», отрывая «на добрую память» половинку кардиограммы каждого больного. Очередной новый совместитель, приходящий к нам на филиал и работающий в неврологии, эндокринологии или нефрологии, тут же становился его неизбежной «добычей» в плане эрудиции, компетентности и искусстве врачевания. Булат обладал не только энциклопедическими знаниями, но и владел многими врачебными манипуляциями, успешно применяя их в практической деятельности. Особенно он был незаменим при проведении реанимационных мероприятий, спокойно и хладнокровно выполняя или катетеризацию подключичной вены, или введение растворов внутрисердечно (таковы в те времена были стандарты), или интубацию трахеи.

…Однажды я увидел его грустным и молчаливым. В тот день мы быстро отработали вызов, и он попросил у меня разрешения съездить в салон ритуальных услуг заказать памятник. Оказалось, что у него умерла мама, и он остался совсем один. Родители его разошлись ранее, а отец уехал заведовать кафедрой в другой город. В эти трудные дни, Булата – всеобщего любимца нашей подстанции – поддерживали морально все – от диспетчеров до санитарок. Во многих моих рассказах Булат являлся прототипом медбрата, с которым мы прошли «огонь, воду и медные трубы». Он всегда навещал меня в больнице после аварии на «Скорой», когда во время дежурств привозил пациентов, и мы просто сидели с ним молча у окна и курили. Мы бывали с ним там, где «Макар телят не пас», «сам чёрт ногу сломит» и «раки зимуют».

Я никогда не сомневался в нём ни на минуту и знал, что он никогда не подставит, не предаст и не продаст. На одном дежурстве мы попали с ним в самое настоящее логово наркоманов и нас стали бить практически с порога. Булат тогда крикнул: «Михалыч, прикрой мне спину!» и начал наносить один удар за другим. Так, спина к спине, мы с ним и «перемолотили» этих грёбаных любителей «добывать» наркоту у «Скорой помощи». В другой раз, мы «впёрлись» в разборку двух враждебных молодёжных группировок и стали растаскивать этих малолетних сосунков, не обращая внимания, что и те, и другие колотили по нам чем попало. Остановилась эта шобла только тогда, когда одному из них проткнули грудь заточенной арматурой.

Он умер мгновенно, у нас на глазах, молодой мальчишка лет пятнадцати. Мы с Булатом стояли в центре, рядом с телом, а вокруг нас кольцом скучились, как стая шакалов, гопники, которые никак не могли понять, что их товарища больше нет в живых. И только один раз за долгие годы я видел слёзы на глазах Булата, когда он выносил из раскорёженного автобуса, попавшего в страшное ДТП, тельца погибших детей, и осторожно укладывал их на траву… Ещё об одном случае я бы хотел сказать особо.

На очередном дежурстве мы привезли больного с острой хирургической патологией в неотложку, и Булат, встретив во дворе знакомого медбрата, вместе с ним, на каталке, повёз пациента в приёмный покой. Я, тем временем, остался в машине писать карточки вызовов. Прошло какое-то время. Пора бы Булату и возвращаться, а его всё не было и не было. Рация «захлёбывалась» от вызовов и я, потеряв терпение, пошёл его разыскивать. В приёмнике Булата нигде не оказалось, и я направился прямиком в отделение неотложной хирургии. Там царило какое-то оживление, если не сказать — суматоха. Вокруг необычной странной фигуры в центре коридора носились медсёстры, анестезиологи-реаниматологи и хирурги.

Подойдя поближе, я увидел Булата, стоящего на коленях перед лежащим на полу без сознания мужчиной, вероятно больным, и держащего его ноги почти вертикально. Впоследствии оказалось, что Булат, вместе с тем знакомым, поднялся в неотложку и тут к ним «прилип» тот самый пациент, требуя немедленного выполнения ему вечерних назначений. Коллега Булата послал его пока в палату, а когда тот от них отошёл, процедил сквозь зубы: «Как он меня достал, язвенник хренов!». В это время больной рухнул, как подкошенный, прямо в коридоре. Вот Вы, догадались бы моментально – что произошло? Скажу честно: я бы – нет.

А Булат сразу догадался, что у больного началось профузное кровотечение из язвы и, чтобы «дотянуть» его до операционной, применил такой приём для быстрой компенсации дефицита объёма циркулирующей крови. Жизнь язвенника была спасена – его вовремя прооперировали и нивелировали кровопотерю.

…Я не случайно пишу о Булате в прошедшем времени…

Судьба его сложилась трагически. Он с отличием окончил мединститут и, отказавшись от аспирантуры и ординатуры, устроился рядовым врачом на нашу подстанцию «Скорой помощи». К великому сожалению, наши пути в дальнейшем разошлись. Я слышал, что он женился и стал папой, а потом… Его жизнь оборвала фатальная бытовая случайность…

Спи спокойно, Булат… Я всё помню… И буду помнить тебя всегда… Спасибо за всё. Светлая тебе память — коллега, напарник, товарищ, друг, брат.

Автор: Владислав Маврин