Врач медицины катастроф: За последние шесть лет ни один пациент не умер у нас в дороге

— Дмитрий Николаевич, чем медицина катастроф отличается от скорой помощи?

— Основная задача центра медицины катастроф — организация и оказание медицинской помощи в условиях чрезвычайных ситуаций. У нас есть критерии чрезвычайных ситуаций: определённое количество пострадавших, госпитализированных, погибших. Мы выезжаем на крупные ДТП, пожары, подозрения на теракты. У нас работают именно реанимационные бригады: врач-анестезиолог и реаниматолог, а сама машина — это фактически место в реанимации.

В машине есть аппаратура для проведения искусственной вентиляции лёгких, следящая аппаратура, которая считывает все самые жизненно важные показатели. Также есть дефибрилляторы, дозаторы, которые позволяют дозировано с определённой скоростью вводит лекарства, аппараты для непрямого массажа сердца и многое другое.

— Какие ещё врачи работают в бригаде медицины катастроф?

— Как правило, это врачи узких специальностей. У нас есть отделение экстренной консультативной помощи. Оно занимается тем, что врачи узких специальностей — нейрохирурги, торакальные хирурги — выезжают в районные больницы. Это происходит тогда, когда из-за тяжести состояния пациент не может быть доставлен в городские больницы. Тогда выезжает наш специалист и на месте оперирует, а потом мы эвакуируем пациента. Мы, кстати, единственные, кто занимается эвакуацией пациентов на искусственной вентиляции лёгких. Это наиболее тяжёлые пациенты.

— В основном, вы берёте пострадавших после ЧП? К обычным пациентам не выезжаете? Если, например, человеку на улице плохо стало, сердце остановилось?

— Нет, не только с ЧП. Часто именно из районных больниц. Дело в том, что обычно больные нам не звонят, они вызывают скорую. И это, наверное, правильно. Мы работаем по заявкам экстренных служб: МЧС, ГИБДД, скорая помощь.

— Какие вызовы для вас самые сложные?

— Они все непростые. Сложные вызова, когда много пострадавших, когда нужно быстро принять решение, провести очередность, кого в какой последовательности транспортировать, определить тяжесть травм.

— Сколько всего машин у медицины катастроф?

— Восемь.

— То есть, только восемь человек могут одновременно вывезти с места ЧП?

— Нет, потому что мы не работаем одни, мы взаимодействуем со скорой помощью, с МЧС.

— Что врачам мешает на экстренных вызовах? Может быть, люди себя неправильно ведут? Лезут, фотографировать начинают?

— Мы, как правило, отключаемся в таких ситуациях и не обращаем внимания на людей, которые делают селфи на фоне ЧП. Если будем обращать внимание, потеряем драгоценное время.

— Вы часто сталкиваетесь с тем, что очевидцы начинают это фотографировать?

— Ну, в общем, бывает. Но, повторюсь, нам это не мешает делать нашу работу.

— Как себя должны вести очевидцы? Могут ли они оказать помощь до приезда врачей?

— Оказывать помощь могут только те люди, которые прошли специальное обучение. Если человек не владеет этими навыками, то он не должен этим заниматься. Мы проводим подготовку по оказанию первой помощи. Занимаемся с сотрудниками полиции и МЧС.

— Обычный человек может где-то этому научиться?

— Общественная организация «Россоюзспас» этим занимается. Любой может туда обратиться и пройти подготовку.

— Можете вспомнить самые большие происшествия? Те, которые больше всего отпечатались в памяти.

— Я думаю, все их помнят. Это авиакатастрофа с «Локомотивом», обрушение домов на проспекте Ленина и 6-й Железнодорожной и ДТП со школьным автобусом.

— Как на всех этих происшествиях сработали бригады медицины катастроф?

— На мой взгляд, вообще все службы сработали очень слаженно.

— Если вспомнить ДТП со школьным автобусом, что было самым сложным?

— Во-первых, большое количество детей. Во-вторых, надо было определить степень тяжести состояния каждого ребёнка, потом распределить, кого в какой очерёдности доставлять в больницы.

— Часто ли вам поступают вызовы об угрозе взрыва в жилых домах?

— Нет, нечасто. Мы ведь не получаем вызовы от простых людей, нам звонят оперативные службы. Сначала они выезжают на место, анализируют ситуацию, а потом уже, в случае необходимости, звонят нам.

— Можете вспомнить случай, который вы бы назвали чудом? Когда человек выжил вопреки всему?

— У меня работал заместитель по хозяйственным вопросам. Он несколько лет назад стал свидетелем ДТП и, благодаря тому, что он остановился и вызвал нашу бригаду, маленькая девочка осталась жива. Бригада приехала, оказала помощь, отвезла ребёнка в областную детскую больницу. Это было лет пять назад.

— Вы отслеживаете судьбу своих пациентов? Может быть, самых тяжёлых?

— Нет, это физически невозможно. И потом, наша работа — это только часть работы. Мы эвакуируем, допустим, а дальше этого пациента лечат в других больницах.

— Долго отходите после увиденного? Или привыкли настолько, что в памяти не застревают плохие моменты?

— Застревает, конечно, и я переживаю.

— Как абстрагируетесь? С родными обсуждаете?

— Не надо домой всё нести. А успокаивает меня любимый пёс, лабрадор. Он как нейтрализатор.

— Значит, неправда, что врачи черствеют сердцем на такой сложной работе?

— Неправда. Любой врач всегда переживает за пациента.

— Кто в основном у вас работает: мужчины или женщины?

— В основном, мужчины. Это естественно, потому что у нас не совсем женские специальности — хирургия, травматология. Так считается, по крайней мере. Хотя сейчас женщин всё больше появляется.

Замдиректора по лечебной работе Олег Королёв — врач-анестезиолог-реаниматолог высшей квалификационной категории – показал учебный класс. Говорит: сейчас покажем вам нашу воскресшую Анну. Воскресшая Анна — это манекен с тяжелыми травмами и ожогами. Есть ещё один пострадавший — Чарли, у него в дыхательных путях застрял инородный предмет.

— Оборудование куплено за границей, мы на них отрабатываем различные реанимационные мероприятия: непрямой массаж сердца, искусственное дыхание, — рассказывает Олег Королёв.

— Не было в вашу сторону негативной реакции, допустим, со стороны убитых горем родственников, что долго едете, опоздали, а человек умер?

— Бывает, что бригады сталкиваются с таким. К сожалению, центр медицины катастроф в городе один и находится он здесь, на проспекте Октября. Мы отсюда ездим по всему городу и по области тоже. Если мы отсюда поедем, скажем, в Брагино, пройдет минут 20. Это станции скорой помощи в каждом районе, а мы одни.

— Водители вас пропускают?

— Да, сейчас как-то поменялось сознание у людей. Не припомню такого, чтобы кто-то не пропускал, когда мы с мигалками едем.

— Сколько времени есть у врачей с того момента, как у человека остановилось сердце?

— По-разному бывает. Мы проводим реанимационные действия в любом случае, если не наступила биологическая смерть. Есть на моей памяти и такие, когда проходило около получаса с момента остановки сердца, а мы его заводили. Мы чаще всего транспортируем тяжелых пациентов, в наших автомобилях есть все условия для этого. Транспортируем обычно из районных больниц. Всех довозим. За последние шесть лет не было такого случая, чтобы пациент умер в дороге.

— Дмитрий Николаевич, чем медицина катастроф отличается от скорой помощи?

— Основная задача центра медицины катастроф — организация и оказание медицинской помощи в условиях чрезвычайных ситуаций. У нас есть критерии чрезвычайных ситуаций: определённое количество пострадавших, госпитализированных, погибших. Мы выезжаем на крупные ДТП, пожары, подозрения на теракты. У нас работают именно реанимационные бригады: врач-анестезиолог и реаниматолог, а сама машина — это фактически место в реанимации.

В машине есть аппаратура для проведения искусственной вентиляции лёгких, следящая аппаратура, которая считывает все самые жизненно важные показатели. Также есть дефибрилляторы, дозаторы, которые позволяют дозировано с определённой скоростью вводит лекарства, аппараты для непрямого массажа сердца и многое другое.

— Какие ещё врачи работают в бригаде медицины катастроф?

— Как правило, это врачи узких специальностей. У нас есть отделение экстренной консультативной помощи. Оно занимается тем, что врачи узких специальностей — нейрохирурги, торакальные хирурги — выезжают в районные больницы. Это происходит тогда, когда из-за тяжести состояния пациент не может быть доставлен в городские больницы. Тогда выезжает наш специалист и на месте оперирует, а потом мы эвакуируем пациента. Мы, кстати, единственные, кто занимается эвакуацией пациентов на искусственной вентиляции лёгких. Это наиболее тяжёлые пациенты.

— В основном, вы берёте пострадавших после ЧП? К обычным пациентам не выезжаете? Если, например, человеку на улице плохо стало, сердце остановилось?

— Нет, не только с ЧП. Часто именно из районных больниц. Дело в том, что обычно больные нам не звонят, они вызывают скорую. И это, наверное, правильно. Мы работаем по заявкам экстренных служб: МЧС, ГИБДД, скорая помощь.

— Какие вызовы для вас самые сложные?

— Они все непростые. Сложные вызова, когда много пострадавших, когда нужно быстро принять решение, провести очередность, кого в какой последовательности транспортировать, определить тяжесть травм.

— Сколько всего машин у медицины катастроф?

— Восемь.

— То есть, только восемь человек могут одновременно вывезти с места ЧП?

— Нет, потому что мы не работаем одни, мы взаимодействуем со скорой помощью, с МЧС.

— Что врачам мешает на экстренных вызовах? Может быть, люди себя неправильно ведут? Лезут, фотографировать начинают?

— Мы, как правило, отключаемся в таких ситуациях и не обращаем внимания на людей, которые делают селфи на фоне ЧП. Если будем обращать внимание, потеряем драгоценное время.

— Вы часто сталкиваетесь с тем, что очевидцы начинают это фотографировать?

— Ну, в общем, бывает. Но, повторюсь, нам это не мешает делать нашу работу.

— Как себя должны вести очевидцы? Могут ли они оказать помощь до приезда врачей?

— Оказывать помощь могут только те люди, которые прошли специальное обучение. Если человек не владеет этими навыками, то он не должен этим заниматься. Мы проводим подготовку по оказанию первой помощи. Занимаемся с сотрудниками полиции и МЧС.

— Обычный человек может где-то этому научиться?

— Общественная организация «Россоюзспас» этим занимается. Любой может туда обратиться и пройти подготовку.

— Можете вспомнить самые большие происшествия? Те, которые больше всего отпечатались в памяти.

— Я думаю, все их помнят. Это авиакатастрофа с «Локомотивом», обрушение домов на проспекте Ленина и 6-й Железнодорожной и ДТП со школьным автобусом.

— Как на всех этих происшествиях сработали бригады медицины катастроф?

— На мой взгляд, вообще все службы сработали очень слаженно.

— Если вспомнить ДТП со школьным автобусом, что было самым сложным?

— Во-первых, большое количество детей. Во-вторых, надо было определить степень тяжести состояния каждого ребёнка, потом распределить, кого в какой очерёдности доставлять в больницы.

— Часто ли вам поступают вызовы об угрозе взрыва в жилых домах?

— Нет, нечасто. Мы ведь не получаем вызовы от простых людей, нам звонят оперативные службы. Сначала они выезжают на место, анализируют ситуацию, а потом уже, в случае необходимости, звонят нам.

— Можете вспомнить случай, который вы бы назвали чудом? Когда человек выжил вопреки всему?

— У меня работал заместитель по хозяйственным вопросам. Он несколько лет назад стал свидетелем ДТП и, благодаря тому, что он остановился и вызвал нашу бригаду, маленькая девочка осталась жива. Бригада приехала, оказала помощь, отвезла ребёнка в областную детскую больницу. Это было лет пять назад.

— Вы отслеживаете судьбу своих пациентов? Может быть, самых тяжёлых?

— Нет, это физически невозможно. И потом, наша работа — это только часть работы. Мы эвакуируем, допустим, а дальше этого пациента лечат в других больницах.

— Долго отходите после увиденного? Или привыкли настолько, что в памяти не застревают плохие моменты?

— Застревает, конечно, и я переживаю.

— Как абстрагируетесь? С родными обсуждаете?

— Не надо домой всё нести. А успокаивает меня любимый пёс, лабрадор. Он как нейтрализатор.

— Значит, неправда, что врачи черствеют сердцем на такой сложной работе?

— Неправда. Любой врач всегда переживает за пациента.

— Кто в основном у вас работает: мужчины или женщины?

— В основном, мужчины. Это естественно, потому что у нас не совсем женские специальности — хирургия, травматология. Так считается, по крайней мере. Хотя сейчас женщин всё больше появляется.

Замдиректора по лечебной работе Олег Королёв — врач-анестезиолог-реаниматолог высшей квалификационной категории – показал учебный класс. Говорит: сейчас покажем вам нашу воскресшую Анну. Воскресшая Анна — это манекен с тяжелыми травмами и ожогами. Есть ещё один пострадавший — Чарли, у него в дыхательных путях застрял инородный предмет.

— Оборудование куплено за границей, мы на них отрабатываем различные реанимационные мероприятия: непрямой массаж сердца, искусственное дыхание, — рассказывает Олег Королёв.

— Не было в вашу сторону негативной реакции, допустим, со стороны убитых горем родственников, что долго едете, опоздали, а человек умер?

— Бывает, что бригады сталкиваются с таким. К сожалению, центр медицины катастроф в городе один и находится он здесь, на проспекте Октября. Мы отсюда ездим по всему городу и по области тоже. Если мы отсюда поедем, скажем, в Брагино, пройдет минут 20. Это станции скорой помощи в каждом районе, а мы одни.

— Водители вас пропускают?

— Да, сейчас как-то поменялось сознание у людей. Не припомню такого, чтобы кто-то не пропускал, когда мы с мигалками едем.

— Сколько времени есть у врачей с того момента, как у человека остановилось сердце?

— По-разному бывает. Мы проводим реанимационные действия в любом случае, если не наступила биологическая смерть. Есть на моей памяти и такие, когда проходило около получаса с момента остановки сердца, а мы его заводили. Мы чаще всего транспортируем тяжелых пациентов, в наших автомобилях есть все условия для этого. Транспортируем обычно из районных больниц. Всех довозим. За последние шесть лет не было такого случая, чтобы пациент умер в дороге.