«Пенитенциарная медицина в России поднимает вопрос создания частных тюрем»

Думаю, что, если любое заключение было бы похоже на такое, то многие бы не отказались там оказаться. Понятия не имею, были ли места лишения свободы когда-нибудь такими, и вполне склонен воспринимать это лишь как фантазию автора; хотя, есть условия пребывания Брейвика в неволе, которым могут позавидовать 80% наших свободных сограждан.

Тюремное заключение в этом художественном фильме явно показывается как своеобразное лечение, где преступники – это пациенты, сама тюрьма – больница, а надсмотрщики – врачи. Что практически равно идеальному представлению пенитенциарных заведений, которые вроде как должны исправлять зловредные ячейки общества. Если посмотреть на преступление – на переход через границу социальных норм (что, собственно, этимологически и означает слово “преступление”), как на этакую форму болезни, то всё становится предельно просто: есть больные люди – преступники. Очевидно, что больных надо лечить. Для этого создаются специальные лечебницы, в которые заселяют особых врачей, располагающих технологиями специального лечения. Ну, чертовски логично же: аппендицит мы лечим операцией, волчанку иммунодепрессантами, а преступления – наказанием. Почему бы и последнее не относить к медицине вообще? Общественное здравоохранение как оно есть.

Об этом мало пишут и мало думают, но вообще-то оно повсюду и “от сумы и тюрьмы не зарекайся”, как говорится. Места не столь отдалённые я видел только снаружи, однако по работе имел честь общаться с представителями медицинского сообщества тех краёв. При всём желании представить наказательную машину как часть медицины, я не совсем уверен, что правомерно называть тюремных медиков врачами, поскольку ни один базовый принцип, вроде “не навреди”, там неведом.

Конечно, это в первую очередь обусловлено инфраструктурой. Дано три параметра: 1) само пройдёт или не лечится; 2) в крайнем случае, попадаются просроченные антибиотики/анальгин; 3) лазарет предоставляет возможность побыть на каникулах в лайт-версии камеры. Вполне можно узнать один из периодов развития российского здравоохранения, не правда ли?

В тюремных больницах есть главврачи. Фактически, это должность легального менеджера смерти. Когда ты вроде должен обеспечивать здравоохранение на вверенной тебе территории, но ресурсов нет, возможности (и, скорее всего, желания) изменить это нет, а потребность есть (ведь все люди, включая заключённых, периодически болеют), то функция сводится к тому, чтобы безальтернативно наблюдать за смертями людей. Под собственным предводительством. Похоже, нужно иметь несравненную стойкость духа!

Я бы поучился и может собрал бы школу тюремных коучей, чтоб объяснять, как с таким можно жить, мириться и получать зарплату.

Есть ненулевая вероятность, что ты, дорогой читатель, когда-нибудь окажешься в заключении, уж прости; тут прямо как с любой болезнью: инфаркты, рак, травмы, рассеянный склероз и другие неприятные вещи не различают людей по полу/возрасту/достатку/моральным качествам и прочему. Никто не может быть на 100% защищён, в том числе от такой болезни, как преступление. В общем, представим, что вы присели. Есть два стула, ага, но речь не про это. Простудой заболели? Это ничего, вас отлично вылечат, лучше, чем на воле: ничего не дадут, никаких пустышек-противовирусных. С аппендицитом посложнее: будете сильно кричать и тогда, может быть, вас отвезут в аффилированную больницу под присмотром надзирателей; куда более вероятно, что аппендицит, как сказано ранее “сам пройдёт”, либо вы покинете этот мир через муки перитонита. Для купирования всего спектра любых иных проблем между пустяковой болячкой и потенциально смертельным состоянием вам дадут максимум просроченный анальгин; как вы можете понять, за 5-10-15 лет обязательно что-то произойдёт.

Учитывая вышесказанное: вы точно хотите иметь даже самую малую вероятность оказаться в таком месте? Я – нет. Увы, но сколь бы хорошо вы не были бы обеспечены, но частных тюрем у нас пока нет; возможно, это неплохая ниша для стартапа государственно-частного партнёрства. Интересно, как мы можем хотя бы теоретически представить себе некое “излечение” нездорового элемента общества, если даже от физических болезней его оградить нереально? Понятно, что у нас в целом в медицине недофинансирование, но вообще-то, как и ОМС, пенитенциарная система гарантирует любому заболевшему преступлением человеку весь комплекс доступных способов лечения криминогенности совершенно бесплатно (хоть и неэффективно). Добавить бы частные колонии с аналогом ДМС и бюджет заиграет новыми красками!

Мораль сей басни такова: есть сотни мест в нашей стране, где не используются фуфломицины, и это не кабинеты топовых доказательных врачей, которых можно по пальцам пересчитать. Впрочем, в тех местах вообще ничего не используется, поэтому относительный уровень всей остальной медпомощи может показаться просто космическим даже без всякой там новомодной доказательной медицины. Уверен, что с нашим уровнем развитости криминалитета, нам стоит относиться к его проблеме как к части медицины, как к этакому отделению преступной санации. Главное – не сделать такой подход новым витком развития карательной психиатрии или продажей индульгенций.

Автор: Никита Жуков, telegra.ph

Думаю, что, если любое заключение было бы похоже на такое, то многие бы не отказались там оказаться. Понятия не имею, были ли места лишения свободы когда-нибудь такими, и вполне склонен воспринимать это лишь как фантазию автора; хотя, есть условия пребывания Брейвика в неволе, которым могут позавидовать 80% наших свободных сограждан.

Тюремное заключение в этом художественном фильме явно показывается как своеобразное лечение, где преступники – это пациенты, сама тюрьма – больница, а надсмотрщики – врачи. Что практически равно идеальному представлению пенитенциарных заведений, которые вроде как должны исправлять зловредные ячейки общества. Если посмотреть на преступление – на переход через границу социальных норм (что, собственно, этимологически и означает слово “преступление”), как на этакую форму болезни, то всё становится предельно просто: есть больные люди – преступники. Очевидно, что больных надо лечить. Для этого создаются специальные лечебницы, в которые заселяют особых врачей, располагающих технологиями специального лечения. Ну, чертовски логично же: аппендицит мы лечим операцией, волчанку иммунодепрессантами, а преступления – наказанием. Почему бы и последнее не относить к медицине вообще? Общественное здравоохранение как оно есть.

Об этом мало пишут и мало думают, но вообще-то оно повсюду и “от сумы и тюрьмы не зарекайся”, как говорится. Места не столь отдалённые я видел только снаружи, однако по работе имел честь общаться с представителями медицинского сообщества тех краёв. При всём желании представить наказательную машину как часть медицины, я не совсем уверен, что правомерно называть тюремных медиков врачами, поскольку ни один базовый принцип, вроде “не навреди”, там неведом.

Конечно, это в первую очередь обусловлено инфраструктурой. Дано три параметра: 1) само пройдёт или не лечится; 2) в крайнем случае, попадаются просроченные антибиотики/анальгин; 3) лазарет предоставляет возможность побыть на каникулах в лайт-версии камеры. Вполне можно узнать один из периодов развития российского здравоохранения, не правда ли?

В тюремных больницах есть главврачи. Фактически, это должность легального менеджера смерти. Когда ты вроде должен обеспечивать здравоохранение на вверенной тебе территории, но ресурсов нет, возможности (и, скорее всего, желания) изменить это нет, а потребность есть (ведь все люди, включая заключённых, периодически болеют), то функция сводится к тому, чтобы безальтернативно наблюдать за смертями людей. Под собственным предводительством. Похоже, нужно иметь несравненную стойкость духа!

Я бы поучился и может собрал бы школу тюремных коучей, чтоб объяснять, как с таким можно жить, мириться и получать зарплату.

Есть ненулевая вероятность, что ты, дорогой читатель, когда-нибудь окажешься в заключении, уж прости; тут прямо как с любой болезнью: инфаркты, рак, травмы, рассеянный склероз и другие неприятные вещи не различают людей по полу/возрасту/достатку/моральным качествам и прочему. Никто не может быть на 100% защищён, в том числе от такой болезни, как преступление. В общем, представим, что вы присели. Есть два стула, ага, но речь не про это. Простудой заболели? Это ничего, вас отлично вылечат, лучше, чем на воле: ничего не дадут, никаких пустышек-противовирусных. С аппендицитом посложнее: будете сильно кричать и тогда, может быть, вас отвезут в аффилированную больницу под присмотром надзирателей; куда более вероятно, что аппендицит, как сказано ранее “сам пройдёт”, либо вы покинете этот мир через муки перитонита. Для купирования всего спектра любых иных проблем между пустяковой болячкой и потенциально смертельным состоянием вам дадут максимум просроченный анальгин; как вы можете понять, за 5-10-15 лет обязательно что-то произойдёт.

Учитывая вышесказанное: вы точно хотите иметь даже самую малую вероятность оказаться в таком месте? Я – нет. Увы, но сколь бы хорошо вы не были бы обеспечены, но частных тюрем у нас пока нет; возможно, это неплохая ниша для стартапа государственно-частного партнёрства. Интересно, как мы можем хотя бы теоретически представить себе некое “излечение” нездорового элемента общества, если даже от физических болезней его оградить нереально? Понятно, что у нас в целом в медицине недофинансирование, но вообще-то, как и ОМС, пенитенциарная система гарантирует любому заболевшему преступлением человеку весь комплекс доступных способов лечения криминогенности совершенно бесплатно (хоть и неэффективно). Добавить бы частные колонии с аналогом ДМС и бюджет заиграет новыми красками!

Мораль сей басни такова: есть сотни мест в нашей стране, где не используются фуфломицины, и это не кабинеты топовых доказательных врачей, которых можно по пальцам пересчитать. Впрочем, в тех местах вообще ничего не используется, поэтому относительный уровень всей остальной медпомощи может показаться просто космическим даже без всякой там новомодной доказательной медицины. Уверен, что с нашим уровнем развитости криминалитета, нам стоит относиться к его проблеме как к части медицины, как к этакому отделению преступной санации. Главное – не сделать такой подход новым витком развития карательной психиатрии или продажей индульгенций.

Автор: Никита Жуков, telegra.ph