Паркинсонизм увязает в смоле
О новом лекарственном агенте, который снимает симптомы болезни Паркинсона, разработанном российскими учеными, «Газете.Ru» рассказали завотделом химии природных и биологически активных соединений НИОХ СО РАН д. х. н. Нариман Салахутдинов и ведущий сотрудник этого отдела д. х. н. Константин Волчо.
Основные проявления болезни Паркинсона — замедленность движений, дрожание конечностей, скованность мышц, неустойчивость равновесия, депрессия, тревога, раздражительность и безразличие к окружающим. Общее количество больных в мире — около 3,7 млн человек. В возрасте от 60 до 80 лет паркинсонизм подтверждается у 1,5—1,8% пожилого населения, но последнее время количество более молодых пациентов с этим диагнозом увеличивается. Среди известных людей, ставших жертвами этой болезни, Папа Иоанн Павел II, Фидель Кастро, Леонид Брежнев, экс-чемпион мира боксер Мухаммед Али, художник Сальвадор Дали, актер Майкл Джей Фокс, поэт Андрей Вознесенский. Паркинсонизм неизлечим. Современная терапия этой болезни направлена на снятие ее симптомов и основана на применении пока единственного в мире препарата леводопа в комплексе с лекарствами, уменьшающими его многочисленные и весьма тяжелые побочные эффекты. При первичном назначении препарат высокоэффективен у трети пациентов и еще у трети менее эффективен. Остальные либо не переносят его, либо не испытывают улучшений. При длительной терапии эффект от леводопы может снижаться вплоть до полной потери чувствительности к препарату, поэтому обычно его назначают, когда заболевание начинает заметно ухудшать качество жизни пациента.
Новый агент, синтезируемый новосибирскими учеными из основного компонента скипидара сосновой смолы — альфа-пинена, имеет более высокую эффективность и гораздо меньшую токсичность.
Рабочее название будущего препарата — диол, что в переводе с языка химиков всего лишь означает «две гидроксигруппы».
— С 60-х годов ХХ века болезнь «помолодела», но на рынке так и не появилось замены леводопе. А вы нашли его чуть не в соседнем лесу. Случайность?
— За долгие годы научных поисков методы комбинаторной химии доказали свою неэффективность. Десятки и сотни тысячи искусственных соединений проверяли на все виды биологической активности, а в результате возникли огромные базы данных, которые в практике не пригодились. Мы пошли по другому пути — проверяем химическую активность природных объектов и синтезируем из них вещества.
Местное, сибирское сырье, как вы уже заметили, преобладает. В том числе и хвойные породы.
Научные исследования часто приводят к неожиданным результатам, но для этого нужно сначала построить систему генерации таких «случайностей». Изучая структуру соединения, разработчики различают в нем функциональные группы, похожие на те, что уже работают в известных препаратах. С ними и ведется дальнейшая работа. В лаборатории фармакологических исследований (ЛФИ) есть тесты более чем на 50 видов активности лекарственных агентов. Химики выделяют соединение и химически трансформируют нужным образом, а фармакологи испытывают его на мышах и крысах и дают подробное заключение о его активности. Химики изучают результаты, снова трансформируют, передают обратно и так далее. Только для определения характера влияния на ЦНС этого агента мы делали более десяти разных типов тестов.
— Как проверяется действие лекарственного агента? Можете перечислить его доказанные преимущества?
— Механизм проверки такой же, как во всем мире. ЛФИ НИОХ СО РАН имеет аккредитацию SAL и аттестат ИЗОМЭК — международный стандарт на контроль качества лекарств на животных. Чтобы вызвать болезнь Паркинсона, используют специальный химический токсин, а затем наблюдают, какой эффект оказывает наш агент в борьбе с этим заболеванием. Для этого в ЛФИ есть оборудование, подробно фиксирующее нарушения координации движений мыши. В конце эксперимента проводится гистологический анализ всех органов животного, чтобы определить уровень токсичности агента. И, разумеется, его сравнивают с существующим эталоном, который используется в практической медицине. Диол показал эффективность на 20% выше. Для препаратов, которые используются не курсами и не разово, а пожизненно, огромное значение играет так называемая хроническая токсичность.
По известному параметру LD50 (летальная доза) эталона зарегистрирована на уровне 3,65 г/кг массы тела пациента. Это достаточно хороший показатель, но проблема в том, что и при гораздо меньших дозах препарат обладает массой побочных эффектов.
У нас LD50 равен 4,25 г/кг, и мы планируем по возможности еще увеличить его.
— Когда диол имеет шансы появиться на рынке?
— Называть в ответ какую-то дату было бы крайне неосмотрительно. У леводопы за плечами почти полвека применения, а у нас продолжается стадия доклинических испытаний. В качестве антиконвульсанта на диол получен патент, на применение его против болезни Паркинсона мы получили приоритет. На клинические испытания нужно порядка 30—40 млн рублей, и, где их взять академической структуре, вопрос, на который мы ищем ответ уже не первый год.
За рубежом на разработку одного препарата тратятся сотни миллионов долларов, а мы не можем найти десятки миллионов рублей. Бизнес не хочет рисковать, пока разработка не готова к массовому выпуску.
Не готовы к рискам и разнообразные венчурные фонды, которые, казалось бы, специально для этого и создаются в нашей стране. Контроль над эффективным расходованием средств этих фондов не допускает никакого риска при работе с существенными суммами, поэтому под определение венчурных они никак не подходят.
Думаете, почему все государственные организации у нас и поддерживают только инфраструктуру? За нее легко отчитаться: потратил деньги — построил здание.
А что они покажут министерству, если клинические испытания не подтвердят эффективность?
Процент такого исхода в нашем случае невелик, но ведь полностью исключить его нельзя. Как разработчики, мы готовы нести самую высокую ответственность за результат — попасть в черный список инноваторов, быть публично казненными на площади и что угодно, но гарантировать 100% успеха мы не можем.
— Судя по заявлениям власти, реализацией разработок будут заниматься в технопарках и инновационных центрах. С ними бизнесу должно стать проще работать. Не хотите передать разработку туда?
— Ну, во-первых, химических технологов в новосибирском технопарке нет и взяться им неоткуда. А если передавать разработку вместе с авторами, то кто будет заниматься новыми проектами? Думаете, у нас огромный штат сотрудников?
В ближайшее время мы отправляем для опубликования в Journal of Medicinal Chemistry подробную статью с результатами наших работ по диолу.
В авторах всего 8 человек — 5 химиков и 3 фармаколога. Это же штучные специалисты. Когда только начал работать Фонд Бортника, там было одно принципиальное условие. Если ты выиграл и получаешь стартовую поддержку — уходи из института и возглавляй свое предприятие.
Перед разработчиками встает мучительный выбор — бизнес или научная карьера.
Потеряв хотя бы одного творца из лаборатории, следующего, возможно, придется ждать лет 20. Вдруг он еще не родился?
— А у тех, кто пока остается с вами, есть возможность нормально заниматься наукой, не думая о возможности уехать за границу?
— Любой высококлассный специалист всегда рассматривает все возможности. Мы работаем на переднем крае науки, в области которой наши специалисты за рубежом высоко востребованы. С одной стороны, здесь уже построена структура, в которой мы сумели достичь таких хороших результатов — все-таки на новом месте придется приспосабливаться к другим условиям, проектам и подходам. Но здесь много проблем, и не только с поддержкой разработок. Есть много ограничений по ввозу необходимых нам химреактивов, вечный дефицит ставок для научных сотрудников. Кандидат наук в нашей лаборатории, квалифицированный специалист, которая, кстати, первая синтезировала диол, уже два года работает на ставке инженера.
Если в течение ближайших лет ситуация не изменится, вряд ли нам удастся удержать людей.
— Вы не первый год пытаетесь решить вопрос финансирования клинических испытаний диола и до сих пор не бросили это хлопотное дело. Значит, есть какие-то запасные варианты?
— Одно из возможных решений сегодня — это договариваться с Академией наук и конкретно с Сибирским отделением, чтобы оно выделило средства целенаправленно на этот проект. Для всех очевидно, что стратегия распределения финансирования «всем сестрам по серьгам» не принесет никаких видимых результатов.
Сто проектов с поддержкой по 3 млн руб — это моральная поддержка штанов.
Нужно выбрать из сотни проектов десять самых перспективных и дать им на порядок большую сумму для завершения работ. И пусть из этих десяти «выстрелят» всего два-три, но эти результаты можно будет писать на знаменах.
