Он постоянно сталкивается с ситуациями, когда пациенты, узнав о диагнозе, сразу же планируют собирать деньги и ехать на лечение за границу.
Вернувшись домой, пациенты сталкиваются с проблемой реабилитации. Они здесь не наблюдались, не лечились. Они приехали после какой-то операции, от каких-то людей. Где им искать реабилитацию? К кому обращаться?
«С реабилитацией в России большие проблемы, как ни печально, это факт. То есть, возможно, единственное, что на потоке нужно делать за границей в сложных случаях – это как раз реабилитация. Когда человек приезжает из-за границы после операции, реабилитировать его здесь очень сложно. Никакой преемственности в такой ситуации в лечении нет. Это становится очень большой проблемой», – отметил врач.
По его мнению, это частично связано с тем, что сейчас развита целая индустрия – фирмы-посредники, которые организуют поездки на лечение за границу. Часто накрутки у них составляют до 100%.
«Я ездил с одним знакомым на обследование за границу. Это стоило, по-моему, около 10 тысяч евро, заняло полтора дня, и там ничего не было сделано того, что нельзя было бы сделать здесь, в России, – колоноскопия, ЭКГ, общий анализ крови.
За один-два-три дня в России можно было сделать все то же самое. Беседа с врачом, на которой мы впервые увиделись, заняла примерно 30 минут. Он сказал: «У вас то-то и то-то, мое мнение такое-то». Все. На этом закончилась консультация, за это было заплачено 10 тысяч евро.
Эта поездка оказала на меня очень большое впечатление. Я поехал туда для того, чтобы понять, что там делают, имеет ли смысл ехать обследоваться и лечиться в иностранные клиники? И я понял, что там был некий сервис: нас встретили в аэропорту, привезли, сразу предложили обед. Колоноскопия – под наркозом. Правильный обед после колоноскопии. Вот за это все деньги платятся. И это не медицинская составляющая», – рассказал онкоуролог.
По его мнению, действитеьно есть орфанные, редкие, заболевания, требующие лечения в крупных центрах, которых в России может не быть. Тогда, действительно, нужно лечиться за границей, потому что уровень центров, занимающихся конкретной редкой проблемой, бесспорно, выше. В них специально аккумулируют больных с подобными заболеваниями. Там врачи занимаются именно этой проблемой.
Но, например, с раком молочной железы ехать за границу нет смысла.
«Часто у людей на главное место выходит психологическая защита, так как им жалко денег, с одной стороны, с другой – они должны оправдать себя. Они оправдывают тем, что их спасли. А если родственники собрали деньги, а человек умер, то тоже есть оправдание: «Мы сделали все возможное и невозможное».
В общем, если пациенту отрезали руку там – его спасли. А отрезали руку здесь – угробили», – подчеркнул специалист.
Отличие российской и европейской медицины эксперт видит в том, что за рубежом есть средний уровень врачей, ниже которого ты не попадешь. А в России этого среднего уровня нет. Есть очень хорошие врачи в регионах. Есть замечательные врачи в федеральных центрах. Есть прекрасные отделения. Но при этом можно наткнуться на совершенно вопиющую безграмотность. Вот в чем проблема, по его мнению.
При этом доступность лечения достаточно низкая. И связано это не с тем, что не справляется какое-то учреждение, а с тем, что для того, чтобы попасть в учреждение, ты должен сделать определенные, достаточно сложные, шаги.
Пациент должен попасть в онкодиспансер, обследоваться, получить анализы. Если это делать бесплатно, то все получается длительно: записался к одному специалисту, через неделю к другому, к третьему. Проходят два месяца, и к этому моменту все результаты, полученные раньше, могут устареть.
«Но на самом деле, федеральные квоты получить не сложно. Поэтому для того, чтобы ускорить процесс, можно обследоваться платно, а все остальное сделать по квоте. Это будут совершенно другие деньги: не 5-10 тысяч евро на минимальное обследование, которые тратятся за границей», – отметил Николай Воробьёв.
Он считает, что основной проблемой в российском здравоохранении является маршрутизация пациента и направление его в профильные центры.
И вторая проблема – это реабилитация. Пациенты попадают в нормальную больницу, и им делают хорошую операцию, но они не знают, что делать дальше. Не знают, куда обратиться за обезболиванием, где пройти химиотерапию.
Сейчас химиотерапия вся амбулаторная или полуамбулаторная – по месту жительства в онкодиспансерах. Там очень много людей, и, к сожалению, врачи и медсестры не успевают заниматься пациентами. Больные люди не могут получить никакого сопровождения. Вот это очень частая проблема. Именно этим стоит заниматься.
Говоря о своей жизни, врач отметил, что его напрягает отсутствие собственного свободного пространства.
«Со мной люди разговаривают только о болезнях. Со мной сложно дружить, потому что из-за недостатка времени никуда особенно я пойти или поехать не могу. У меня вся жизнь – в этой больнице.
То, что это рак, меня это не очень волнует. В других отделениях хуже – в скорой помощи, например. Там проще в чем? Ты человека вылечил, и он ушел. Или с ним что-то случилось и все. А у нас – пролонгированная история.
Многих людей очень долго видишь, хорошо их знаешь. Я всю жизнь работаю в этом отделении, пришел сюда ординатором почти 20 лет назад. Вначале было тяжелее, потому что получалось, что ты слишком в жизнь человека входишь и начинаешь за ним следить и с ним дружить, переживаешь с ним всю его болезнь. Сейчас уже этого меньше. Но тяжело не то, что это рак, просто ритм такой убивает. Больше ничего», – отметил онкоуролог.
При этом, по мнению врача, в России очень сильная онкология и хирургия, а федеральные центры ничем не уступают зарубежным.
«Другое дело, проблема финансирования. Конечно, всегда денег не хватает. С каждым годом стоимость лечения онкологического пациента растет. Выходят новые препараты, и их стоимость на порядок выше, чем предыдущие поколения препаратов. Сейчас появилось еще одно поколение. Наверное, слышали, иммуноонкологические препараты. Их стоимость еще на порядок выше, чем предыдущего поколения», – подчеркнул врач.
Онкологические заболевания выходят на первое-второе места по причинам смерти.
Это связано не только с увеличением количества заболевших, но и с улучшением диагностики. Но пока нет возможности сравнивать в длительном периоде времени.
«Допустим, есть рак предстательной железы, заболеваемость которым сейчас растет, так же как и раком молочной железы. Но в чем причина? Мы сказать не можем. Было столько раньше рака предстательной железы или нет? Мы не знаем. Диагностируют его сейчас больше? Да, конечно. Вылечиваемость выше? Однозначно.
Даже если мы не вылечим пациента, то можем 5-7-10 лет курировать его (даже с наличием отдаленных очагов) и сдерживать эту болезнь так, чтобы она не прогрессировала, и пациент сохранял хорошее качество жизни», – заключил Николай Воробьёв.
Он постоянно сталкивается с ситуациями, когда пациенты, узнав о диагнозе, сразу же планируют собирать деньги и ехать на лечение за границу.
Вернувшись домой, пациенты сталкиваются с проблемой реабилитации. Они здесь не наблюдались, не лечились. Они приехали после какой-то операции, от каких-то людей. Где им искать реабилитацию? К кому обращаться?
«С реабилитацией в России большие проблемы, как ни печально, это факт. То есть, возможно, единственное, что на потоке нужно делать за границей в сложных случаях – это как раз реабилитация. Когда человек приезжает из-за границы после операции, реабилитировать его здесь очень сложно. Никакой преемственности в такой ситуации в лечении нет. Это становится очень большой проблемой», – отметил врач.
По его мнению, это частично связано с тем, что сейчас развита целая индустрия – фирмы-посредники, которые организуют поездки на лечение за границу. Часто накрутки у них составляют до 100%.
«Я ездил с одним знакомым на обследование за границу. Это стоило, по-моему, около 10 тысяч евро, заняло полтора дня, и там ничего не было сделано того, что нельзя было бы сделать здесь, в России, – колоноскопия, ЭКГ, общий анализ крови.
За один-два-три дня в России можно было сделать все то же самое. Беседа с врачом, на которой мы впервые увиделись, заняла примерно 30 минут. Он сказал: «У вас то-то и то-то, мое мнение такое-то». Все. На этом закончилась консультация, за это было заплачено 10 тысяч евро.
Эта поездка оказала на меня очень большое впечатление. Я поехал туда для того, чтобы понять, что там делают, имеет ли смысл ехать обследоваться и лечиться в иностранные клиники? И я понял, что там был некий сервис: нас встретили в аэропорту, привезли, сразу предложили обед. Колоноскопия – под наркозом. Правильный обед после колоноскопии. Вот за это все деньги платятся. И это не медицинская составляющая», – рассказал онкоуролог.
По его мнению, действитеьно есть орфанные, редкие, заболевания, требующие лечения в крупных центрах, которых в России может не быть. Тогда, действительно, нужно лечиться за границей, потому что уровень центров, занимающихся конкретной редкой проблемой, бесспорно, выше. В них специально аккумулируют больных с подобными заболеваниями. Там врачи занимаются именно этой проблемой.
Но, например, с раком молочной железы ехать за границу нет смысла.
«Часто у людей на главное место выходит психологическая защита, так как им жалко денег, с одной стороны, с другой – они должны оправдать себя. Они оправдывают тем, что их спасли. А если родственники собрали деньги, а человек умер, то тоже есть оправдание: «Мы сделали все возможное и невозможное».
В общем, если пациенту отрезали руку там – его спасли. А отрезали руку здесь – угробили», – подчеркнул специалист.
Отличие российской и европейской медицины эксперт видит в том, что за рубежом есть средний уровень врачей, ниже которого ты не попадешь. А в России этого среднего уровня нет. Есть очень хорошие врачи в регионах. Есть замечательные врачи в федеральных центрах. Есть прекрасные отделения. Но при этом можно наткнуться на совершенно вопиющую безграмотность. Вот в чем проблема, по его мнению.
При этом доступность лечения достаточно низкая. И связано это не с тем, что не справляется какое-то учреждение, а с тем, что для того, чтобы попасть в учреждение, ты должен сделать определенные, достаточно сложные, шаги.
Пациент должен попасть в онкодиспансер, обследоваться, получить анализы. Если это делать бесплатно, то все получается длительно: записался к одному специалисту, через неделю к другому, к третьему. Проходят два месяца, и к этому моменту все результаты, полученные раньше, могут устареть.
«Но на самом деле, федеральные квоты получить не сложно. Поэтому для того, чтобы ускорить процесс, можно обследоваться платно, а все остальное сделать по квоте. Это будут совершенно другие деньги: не 5-10 тысяч евро на минимальное обследование, которые тратятся за границей», – отметил Николай Воробьёв.
Он считает, что основной проблемой в российском здравоохранении является маршрутизация пациента и направление его в профильные центры.
И вторая проблема – это реабилитация. Пациенты попадают в нормальную больницу, и им делают хорошую операцию, но они не знают, что делать дальше. Не знают, куда обратиться за обезболиванием, где пройти химиотерапию.
Сейчас химиотерапия вся амбулаторная или полуамбулаторная – по месту жительства в онкодиспансерах. Там очень много людей, и, к сожалению, врачи и медсестры не успевают заниматься пациентами. Больные люди не могут получить никакого сопровождения. Вот это очень частая проблема. Именно этим стоит заниматься.
Говоря о своей жизни, врач отметил, что его напрягает отсутствие собственного свободного пространства.
«Со мной люди разговаривают только о болезнях. Со мной сложно дружить, потому что из-за недостатка времени никуда особенно я пойти или поехать не могу. У меня вся жизнь – в этой больнице.
То, что это рак, меня это не очень волнует. В других отделениях хуже – в скорой помощи, например. Там проще в чем? Ты человека вылечил, и он ушел. Или с ним что-то случилось и все. А у нас – пролонгированная история.
Многих людей очень долго видишь, хорошо их знаешь. Я всю жизнь работаю в этом отделении, пришел сюда ординатором почти 20 лет назад. Вначале было тяжелее, потому что получалось, что ты слишком в жизнь человека входишь и начинаешь за ним следить и с ним дружить, переживаешь с ним всю его болезнь. Сейчас уже этого меньше. Но тяжело не то, что это рак, просто ритм такой убивает. Больше ничего», – отметил онкоуролог.
При этом, по мнению врача, в России очень сильная онкология и хирургия, а федеральные центры ничем не уступают зарубежным.
«Другое дело, проблема финансирования. Конечно, всегда денег не хватает. С каждым годом стоимость лечения онкологического пациента растет. Выходят новые препараты, и их стоимость на порядок выше, чем предыдущие поколения препаратов. Сейчас появилось еще одно поколение. Наверное, слышали, иммуноонкологические препараты. Их стоимость еще на порядок выше, чем предыдущего поколения», – подчеркнул врач.
Онкологические заболевания выходят на первое-второе места по причинам смерти.
Это связано не только с увеличением количества заболевших, но и с улучшением диагностики. Но пока нет возможности сравнивать в длительном периоде времени.
«Допустим, есть рак предстательной железы, заболеваемость которым сейчас растет, так же как и раком молочной железы. Но в чем причина? Мы сказать не можем. Было столько раньше рака предстательной железы или нет? Мы не знаем. Диагностируют его сейчас больше? Да, конечно. Вылечиваемость выше? Однозначно.
Даже если мы не вылечим пациента, то можем 5-7-10 лет курировать его (даже с наличием отдаленных очагов) и сдерживать эту болезнь так, чтобы она не прогрессировала, и пациент сохранял хорошее качество жизни», – заключил Николай Воробьёв.