В интервью «Ведомостям» Бреннан рассказал, могут ли российские лекарства конкурировать с иностранными и почему компания больше не станет оплачивать врачам участие в международных конференциях.
— На что пойдут $1,2 млрд?
— На строительство завода, R&D, проведение клинических исследований, образовательные проекты, маркетинг. $1,2 млрд — это сметный расчет. Сколько денег пойдет на каждое из направлений, определится со временем и будет зависеть от качества работ и развития нашего бизнеса.
— Вы говорили, что произведенные на калужском заводе препараты будут покрывать, если не ошибаюсь, 60-65% потребностей россиян в ваших лекарствах…
— Мы ожидаем, что к моменту выхода завода на полную мощность эта цифра будет близка к 80%. Оставшиеся 20% будем импортировать, так как не можем технически перенести сюда их производство.
— Многие зарубежные фармкомпании стали объявлять о проектах в России после слов российского премьера, что страна постепенно будет сокращать долю импорта, но поддерживать создание предприятий со 100%-ным иностранным участием. Ваши планы связаны с этим заявлением?
— Первый шаг по локализации мы предприняли еще в 2009 г.: неделю я ездил по России, пытаясь понять, как работает рынок, на что похожи здесь бизнес-процессы. Встречался с медицинскими экспертами, руководителями госпиталей. Оценив состояние здоровья россиян, наши возможности в области медицины, российский научный потенциал и зная об инициативах правительства (тогда государство разрабатывало программу «Фарма-2020»), мы решили инвестировать в производство и научные исследования и разработки. Наши планы долгосрочные: в ближайшие 10-20 лет Россия — это та страна, где мы должны работать. Я не верю, что какая-то конкретная политическая инициатива ведет нас к решениям — инвестировать или нет. Мы учитываем ряд факторов: возможности рынка, потребности системы здравоохранения, качество научной работы.
— Как вы оцениваете научный потенциал и качество образования в России?
— Российская фундаментальная наука всегда находилась на высоком уровне, и сейчас при поддержке государства и компаний она может стать реальным поставщиком перспективных для практического применения открытий. Мы не размещаем исследовательские центры во всех странах, где работаем, — это очень дорого. Решение о размещении в России исследовательского центра принимало самое высокое руководство нашего R&D-подразделения. Оно уже работало с Россией и понимает, что качество научной работы здесь соответствует нашим стандартам.
— В последние годы в России идет реформа системы здравоохранения. Что вам в ней нравится, а что нет?
— Одна из наиболее существенных проблем здравоохранения России — продолжительность жизни населения. Разница в продолжительности жизни мужского населения в России и развитых странах — Западной Европе, США, Австралии, Канаде, Японии — минимум 15 лет. Одна из основных причин смертности здесь — сердечно-сосудистые заболевания, которые во многих случаях можно излечить или даже предотвратить. На этом фоне правительство России сделало приоритетом модернизацию здравоохранения и взяло на себя обязательство обеспечить доступ к системе здравоохранения большего количества людей, что позволит снизить показатели смертности.
— По рейтингам российских агентств на нашем рынке вы входите в топ-10 корпораций по объему госпитальных закупок и закупок по программам обеспечения необходимыми лекарственными средствами. Не боитесь, что из-за политики импортозамещения, проводимой Россией, потеряете позиции на рынке?
— Российский рынок располагает большими возможностями: продолжительность жизни здесь меньше, чем в других развитых странах, бремя болезни тяжелее. Мы взяли на себя обязательство содействовать реализации программы «Фарма-2020» и считаем, что благодаря инвестициям в R&D и производство сможем стать одной из компаний, которые будут делать существенный вклад в развитие отрасли.
— Российские препараты могут конкурировать с зарубежными?
— Если они соответствуют всем международным стандартам производства, проведения клинических исследований, а законодатели могут это четко оценить, то, я считаю, они обладают теми же качествами, что и зарубежные. В долгосрочной перспективе российские препараты смогут конкурировать с иностранными. Сделать российскую фармпромышленность действительно инновационной смогут локализация производства международных фармкомпаний в России, трансфер технологий, партнерство с российскими фармпроизводителями и научно-исследовательскими учреждениями.
— Сколько времени нужно нашей фармотрасли для выхода на мировой уровень?
— Уж очень все зависит от инвестиций. И не только финансовых. Важно, насколько люди готовы формировать новую и соответствующую мировым стандартам отрасль. К тому же производство новой молекулы занимает 10-12 лет, а выходит на рынок одна молекула из 15-20. Определение биологической или химической молекулы, проведение доклинических и клинических исследований, экспертиза и получение одобрения о выпуске препарата на рынок. Таким образом, на выпуск одного препарата уходит 10-12 лет и около $2 млрд.
— Сколько вы вкладываете в разработки?
— Ежегодно — около $4-4,5 млрд.
— Вы долгое время занимались маркетингом, в чем особенности продвижения ваших препаратов, какие основные каналы?
— Один из каналов — продвижение препаратов с помощью медицинских представителей. Кроме того, мы запускаем колл-центры, через которые связываемся с потребителями, создаем интернет-порталы. То есть мы диверсифицируем маркетинговую активность, чтобы учитывать меняющуюся картину потребления и иметь возможность взаимодействовать с потребителями на разных рынках и в разных условиях.
— Сейчас в России рассматривается законопроект, предлагающий ограничить общение медицинских представителей и врачей в рабочее время. Как эта инициатива повлияет на работу компании на нашем рынке?
— Я считаю, что медицинские представители по-прежнему будут основным каналом получения врачами информации о новых схемах лечения и инновационных лекарствах. Я абсолютно согласен, что нельзя продвигать препараты за счет пациентов, но для профессионалов медицинские представители — основной канал информации об инновационных разработках и конкретных препаратах. Полагаю, цель предложенных изменений — сконцентрировать внимание профессионалов на медицинском аспекте. Это пойдет на пользу фармкомпаниям, избавив их и врачей от возможных подозрений, например, в возникновении конфликта интересов. Я верю, что правительство, профессионалы отрасли здравоохранения должны найти общий язык, чтобы регулировать эту работу.
— По вашему опыту работы в других странах, что можно сделать для того, чтобы и врачи могли получать необходимую информацию и при этом не возникало предположений, будто компании подкупают врачей?
— Процессы взаимодействия фармацевтических компаний и медицинского сообщества находятся на очередном этапе развития, и не так уж важно, о каком рынке мы говорим — российском или каком-то другом. Чтобы не возникало сомнений в честности компаний и врачей, мы приняли решение переосмыслить традиционные методы общения, подготовить маркетологов и специалистов по продвижению препаратов, определить, что приемлемо, а что нет. Мы по-прежнему стремимся обеспечить медицинских работников актуальной научной информацией, но будем отдавать предпочтение инвестициям в развитие инновационных путей ее распространения, развитие научных медицинских программ, клинические исследования.
— Приведите примеры, когда ваши специалисты делали неприемлемые вещи?
— Мы не обсуждаем конкретные инциденты или проблемы. Да, ситуации возникают, как и в любой другой компании, располагающей штатом в 30 000 маркетологов, и мы их разрешаем. Мы всегда проводили оценку практики работы наших медицинских представителей по всему миру и, чтобы соответствовать новым меняющимся требованиям, вносили изменения в эту практику. Зачастую то, что в течение многих лет считалось приемлемым, сегодня иначе воспринимается налогоплательщиками, потребителями и правительством.
— Недавно вы заявили, что компания больше не будет оплачивать врачам участие в международных конференциях, а сосредоточится на образовании медработников на местном уровне. Это тот самый пример неприемлемой практики?
— Это действительно было традиционной практикой, а теперь считается сомнительной и может быть неверно истолковано. В прошлом мы оказывали поддержку группам врачей, которые в противном случае не имели бы возможности участвовать в конгрессах. Сегодня считается, что лучше предоставлять медицинскую информацию и проводить мероприятие внутри страны, используя интернет, видео- или конференц-связь, нежели перевозить группу лиц в другое место. Надеемся, что с изменением политики нам удастся охватить бо́льшую аудиторию.
— Сколько вы тратите на медицинских представителей и в какой стране расходы больше?
— Несколько миллиардов долларов. Мы работаем во многих странах, и у нас большой портфель препаратов. Расходы в разных странах зависят от объема рынка, уровня зарплаты в этой стране и регулирования рынка. Наверное, самый крупный рынок — США.
— В отчете за I квартал 2011 г. компания писала, что потеряла в продажах в США из-за усилившейся конкуренции с дженериками; продажи компании в Европе и Штатах упали.
— Мы уже несколько лет ожидали, что в 2010 г. патенты на некоторые препараты прекратят свое действие. К 2012 г. мы потеряем эксклюзив еще на два препарата. Так что для нас это не новость. Пять лет назад мы перераспределили ресурсы и переориентировали мощности на новые проекты. Например, в Западной Европе и США снизили объем средств, которые вкладывали в маркетинг и продажи. Освободившиеся в результате этого ресурсы направили на развитие биологического направления, а также работу на развивающихся рынках — в России, Бразилии, Мексике, Турции. В этом мы видим новые возможности. В следующие полтора-два года мы будем доживать период потери эксклюзива, но ожидаем, что к концу 2014 г. вернемся в период стабильного роста.
— За счет чего?
— За счет роста продаж существующих брендов и вывода на рынок новой продукции. В течение следующих 3-4 лет мы планируем запустить целый ряд новых препаратов, такие как препараты для лечения диабета онглиза и дапаглифлозин; брилинта (для профилактики атеротромботических осложнений у взрослых пациентов с острым коронарным синдромом); вимово (для терапии остеоартрита, ревматического артрита и спондилеза); два новых антибиотика, — они и будут составлять возможность будущего роста компании.
Биография
Родился в 1953 г. в Нью-Йорке. В 1975 г. окончил Геттисбергский колледж по специальности «управление бизнесом»
1975
менеджер по продажам Merck в США, работал в сфере управления продажами и маркетингом в американском и международном подразделениях компании
1992
пришел на работу в Astra Merck, с 1999 г. — старший вице-президент AstraZeneca
2001
президент AstraZeneca LP (филиал отвечает за деятельность в США и Канаде)
2006
занял пост исполнительного директора AstraZeneca
О последствиях кризиса
«Рост <фармацевтического> рынка замедлился. Но на нашу отрасль кризис повлиял меньше, чем на другие секторы потребительского рынка. Человек может, допустим, не купить машину или одежду, но когда он болен, то обращается к системе здравоохранения. Самая крупная проблема, с которой столкнулась отрасль в кризис, - это давление со стороны правительства и потребителей. Ведь цена на новый препарат выше, чем на дженерик, и мы должны доказывать почему. Мы тратим большие средства на разработку препаратов и должны не только обеспечить эффективное лечение больному, но и вернуть себе вложенные в производство деньги».
AstraZeneca
Фармацевтическая компания
Все акции в свободном обращении, крупнейшие институциональные инвесторы — BlackRock (7,18%), Invesco (5,18%).
Капитализация (LSE) — 42,1 млрд фунтов стерлингов ($67,2 млрд).
Финансовые показатели (2010 г.):
Выручка — $33,27 млрд,
Чистая прибыль — $8,1 млрд.
Компания Astra была основана в 1913 г. в г. Сёдерталье в Швеции и занималась исследованием, разработкой, производством и продажей препаратов для лечения заболеваний в области гастроэнтерологии, кардиологии, пульмонологии и анестезиологии. В 1926 г. в Великобритании основана компания Imperial Chemical Industries — ICI, от нее в 1993 г. отделяются три структурных подразделения (фармацевтика, агрохимия и специализированная химия), которые образуют компанию Zeneca. В 1999 г. в результате слияния компаний Astra и Zeneca появляется AstraZeneca.
Дженерики
Дэвид Бреннан не считает дженерики (аналоги оригинального препарата. — «Ведомости») угрозой для его бизнеса: «Это особенность работы фармацевтического бизнеса. Мы разрабатываем новые препараты, которые несколько лет продаем эксклюзивно. По истечении срока действия патента нашу продукцию начинают копировать».
Автор: Мария Дранишникова
Источник текст: Ведомости