“Не должно быть подхода «я оперирую лучше всех и все операции заберу себе»”

Гость – заведующий отделением урологии Саратовской областной клинической больницы Антон Чувашкин.

– Антон Анатольевич, что привело вас в медицину?

– Еще в 9-м классе я заинтересовался медициной, причем семья у меня не врачебная, но были знакомые врачи. Благодаря им появилась возможность, будучи школьником, посещать ночные дежурства в отделении экстренной хирургии. Это были 90-е, и там я увидел все: огнестрелы, поножовщину, лиц без определенного места жительства и так далее. Не могу сказать, что я был восхищен, как мальчишка, причастностью к этой стороне жизни, про которую сейчас снимают кино. Меня больше интересовала медицина, ведь огнестрел или язва желудка – не суть этого, важно, каким образом решить эту проблему. В итоге моя судьба была решена: медико-биологический класс, далее медуниверситет. Образование в те времена было на высоте. Но уже тогда я понял, что окружение много значит для будущего специалиста. У нас была сильная группа, и не хотелось ударить в грязь лицом. Учась в университете, я не подрабатывал в больнице санитаром или медбратом, как это бывает принято. На тот момент старшие коллеги не советовали этим заниматься – говорили, что врачу лучше сразу начинать с врачебной специальности. Не знаю, насколько это верно. Но сейчас вообще удивляет отсутствие студентов в отделении, даже ради интереса никто не заходит.

– Почему вы выбрали урологию?       

– Я сразу решил связать свою жизнь с хирургией, пошел в интернатуру. На тот момент можно было пройти интерном несколько отделений, сначала попал в гнойную хирургию, потом в урологию. И все решил коллектив. Благодаря заведующему Олегу Геннадьевичу Петрову, который создал в отделении особую атмосферу с нерушимыми традициями, захотелось здесь остаться. Сейчас моя задача, как заведующего, по большей части – это не ломать то, что было создано до меня, а поддерживать отлаженную систему. Но это абсолютно не касается нововведений в хирургии. Сейчас многие хирургические догмы меняются, и я считаю, это здорово. Появляются новые материалы, новые формы и методы операций, развивается лапароскопия, эндоскопия; инструменты становятся все тоньше, а их возможности больше. Медицина как лекарственная, так и инструментальная развивается беспрерывно.

– Между медициной 15 лет назад и нынешним ее состоянием разница значительна?

– Естественно. Тогда в урологии существовала, по сути, только открытая (полостная) хирургия и ТУР (трансуретральная резекция мочевого пузыря и простаты при аденоме простаты, – прим.ред.). Эндоскопических операций в принципе, как явления, не было. Потом начали появляться процедуры удаления камней без единого разреза: контактная уретеролитотрипсия, дистанционная литотрипсия, перкутанная нефролитолопаксия. Сейчас эндоскопические операции поставлены на поток, но оценить их значимость может только тот, кто стоял у истоков. Чтобы удалить камень из почки величиной в несколько миллиметров, 15 лет назад, например, приходилось делать целую полостную операцию. А это наркоз, болевой синдром, длительный послеоперационный период, рубцы и осложнения. Сейчас – несколько проколов, спинномозговая анестезия и на следующий день больной уходит домой. Небо и земля. Конечно, остались заболевания и их осложнения, которые предполагают только открытые операции, но тем не менее около 90% операций выполняется миниинвазивными методиками.

– Есть мнение, что передовые методы в медицине – это робот-ассистированные операции. Так ли это?

– Теоретически при помощи робота-манипулятора «da Vinci» можно выполнить любую лапароскопическую операцию, но нужно учитывать, как плюсы, так и минусы этого метода. Из плюсов – сами манипуляторы, которые превосходят возможности человеческой руки. Инструмент, например, может прокручиваться вокруг своей оси, а рука хирурга нет. Но рука хирурга, зато, обладает тактильной чувствительностью и может «почувствовать» ткань, сосуды, умерить давление на нее, если нужно. Робот такого не может, он не чувствует сопротивления тканей организма.

При простых вмешательствах использование робота не даст никаких преимуществ, а наоборот отнимет время и увеличит количество затрат. Робот-ассистированная хирургическая система – весьма дорогостоящая, плюс техобслуживание, эксплуатация, расходные материалы. Причем, как показали сравнительные испытания, для пациента существенной разницы, кто оперирует – робот или команда хирургов лапароскопически – нет. Количество осложнений после той и другой операции примерно одинаковое. Если результат одинаковый, зачем платить больше?

Нам нужно учитывать разность подходов в медицине в России и за границей. У нас в приоритете – слаженная работа команды, там – ставка на одного человека, люди идут «на имя». Врач на время арендует операционную с робот-ассистированной системой и вместе с помощником выполняет операцию. Мы же стремимся к тому, чтобы наши врачи были универсальны и взаимозаменяемы. Если заболел один, а другой в отпуске, то работу так же хорошо сделает третий. Конечно, есть операции, которые у кого-то получаются лучше, но это лишь вопрос опыта. В России силен человеческий фактор, поэтому залог успешной операции – командный дух. Работает, как часы коллектив, а не машина. И никто не мешает, а наоборот способствует развитию другого. Не должно быть подхода «я оперирую лучше всех, поэтому все эти операции заберу себе». Знаю, что в некоторых областях хирургии такие вещи случаются.

 – И что с этим делать?

– Должны быть энтузиасты, которые «двигают» врача сверху, дают ему возможность развиваться. Я имею в виду администрацию, руководство больницы, именитых врачей. В свое время нас очень мотивировал д.м.н., профессор, заместитель главного врача по хирургической помощи Григорий Аврамович Блувштейн. Он так и сказал: «Нельзя сидеть сложа руки, учиться надо постоянно!». Возможность ездить на мастер-классы и обмениваться опытом с врачами из других городов очень важна. У нас, когда только зарождалась эндоскопическая хирургия, часть врачей поехала на семинар в Краснодар. Потом в Саратов был приглашен профессор, д.м.н., заслуженный врач РФ Эдуард Галляммов, заслуг которого не перечесть. И мы, как зачарованные, смотрели на его работу. В итоге в голове сразу сложилось: вот так надо делать, появился четкий алгоритм работы. И все начало получаться: и лапароскопическая нефрэктомия, лапароскопическая резекция почки, лапароскопическая эпинефрэктомия, лапароскопическая  простатэктомия, и радикальная лапароскопическая цистпростатэктомия с формированием илеокундита по Брикеру. Сейчас у нас есть возможности проводить операции любой степени сложности и без робота-ассистента.

– Как ведут себя пациенты? У них действительно изменилось отношение к врачам?

– Может, я слишком мало работаю, – всего 18 лет, – но особых перемен не заметил. Пациенты все разные. Я застал те времена, когда им приходилось самим закупаться всем необходимым для операции, и они не жаловались. Сейчас жалоба может прилететь за то, что врач просто не так посмотрел. Но на самом деле так было и будет всегда. Невозможно рассчитать рабочий день до секунды, всегда может случиться форс-мажор. Допустим, экстренное поступление и медсестра кому-то не померила давление. Другое дело, что один человек войдет в положение, другой жалобу напишет. Опять же – человеческий фактор – он везде. У нас был пациент в инвалидном кресле, он постоянно на что-то жаловался и особенно не желал выписываться из больницы. Выяснилось, что несколько месяцев, пока скитался по медучреждениям, он сдавал квартиру. Вот такой был заработок у человека. Разве я вправе его судить?

– А студенты-медики?

– А что студенты-медики? Лично я их не вижу. Только слышу, что отношение у них меняется в пользу рыночного подхода в медицине… Хотя если хочешь стать медиком и сразу же ездить на престижной иномарке, то забудь об этом. Вообще о деньгах забудь. Если хочешь чего-то добиться – сначала работай не покладая рук. И без всяких разговоров о престижности-непрестижности той или иной специальности.

– Какие сейчас главные проблемы в урологии?

– За всю урологию не скажу, но замечено, что существенно возросло количество больных со злокачественными опухолями, выявляемых на поздней стадии онкопроцесса. С чем это связано: ухудшением качества жизни или недоработкой первичного звена, судить трудно. Но раньше на предприятиях существовали медосмотры, и человек его не прошедший, к работе не допускался. Причем это были реальные осмотры, а не просто запись в медкнижке. Я все понимаю, возможно, человеку в погоне за рублем недосуг сейчас заняться здоровьем. Но это грозит тем, что, когда деньги появятся, лечиться будет уже поздно. Надеюсь, что раз в год обратиться к врачу-урологу читателям труда не составит.

Гость – заведующий отделением урологии Саратовской областной клинической больницы Антон Чувашкин.

– Антон Анатольевич, что привело вас в медицину?

– Еще в 9-м классе я заинтересовался медициной, причем семья у меня не врачебная, но были знакомые врачи. Благодаря им появилась возможность, будучи школьником, посещать ночные дежурства в отделении экстренной хирургии. Это были 90-е, и там я увидел все: огнестрелы, поножовщину, лиц без определенного места жительства и так далее. Не могу сказать, что я был восхищен, как мальчишка, причастностью к этой стороне жизни, про которую сейчас снимают кино. Меня больше интересовала медицина, ведь огнестрел или язва желудка – не суть этого, важно, каким образом решить эту проблему. В итоге моя судьба была решена: медико-биологический класс, далее медуниверситет. Образование в те времена было на высоте. Но уже тогда я понял, что окружение много значит для будущего специалиста. У нас была сильная группа, и не хотелось ударить в грязь лицом. Учась в университете, я не подрабатывал в больнице санитаром или медбратом, как это бывает принято. На тот момент старшие коллеги не советовали этим заниматься – говорили, что врачу лучше сразу начинать с врачебной специальности. Не знаю, насколько это верно. Но сейчас вообще удивляет отсутствие студентов в отделении, даже ради интереса никто не заходит.

– Почему вы выбрали урологию?       

– Я сразу решил связать свою жизнь с хирургией, пошел в интернатуру. На тот момент можно было пройти интерном несколько отделений, сначала попал в гнойную хирургию, потом в урологию. И все решил коллектив. Благодаря заведующему Олегу Геннадьевичу Петрову, который создал в отделении особую атмосферу с нерушимыми традициями, захотелось здесь остаться. Сейчас моя задача, как заведующего, по большей части – это не ломать то, что было создано до меня, а поддерживать отлаженную систему. Но это абсолютно не касается нововведений в хирургии. Сейчас многие хирургические догмы меняются, и я считаю, это здорово. Появляются новые материалы, новые формы и методы операций, развивается лапароскопия, эндоскопия; инструменты становятся все тоньше, а их возможности больше. Медицина как лекарственная, так и инструментальная развивается беспрерывно.

– Между медициной 15 лет назад и нынешним ее состоянием разница значительна?

– Естественно. Тогда в урологии существовала, по сути, только открытая (полостная) хирургия и ТУР (трансуретральная резекция мочевого пузыря и простаты при аденоме простаты, – прим.ред.). Эндоскопических операций в принципе, как явления, не было. Потом начали появляться процедуры удаления камней без единого разреза: контактная уретеролитотрипсия, дистанционная литотрипсия, перкутанная нефролитолопаксия. Сейчас эндоскопические операции поставлены на поток, но оценить их значимость может только тот, кто стоял у истоков. Чтобы удалить камень из почки величиной в несколько миллиметров, 15 лет назад, например, приходилось делать целую полостную операцию. А это наркоз, болевой синдром, длительный послеоперационный период, рубцы и осложнения. Сейчас – несколько проколов, спинномозговая анестезия и на следующий день больной уходит домой. Небо и земля. Конечно, остались заболевания и их осложнения, которые предполагают только открытые операции, но тем не менее около 90% операций выполняется миниинвазивными методиками.

– Есть мнение, что передовые методы в медицине – это робот-ассистированные операции. Так ли это?

– Теоретически при помощи робота-манипулятора «da Vinci» можно выполнить любую лапароскопическую операцию, но нужно учитывать, как плюсы, так и минусы этого метода. Из плюсов – сами манипуляторы, которые превосходят возможности человеческой руки. Инструмент, например, может прокручиваться вокруг своей оси, а рука хирурга нет. Но рука хирурга, зато, обладает тактильной чувствительностью и может «почувствовать» ткань, сосуды, умерить давление на нее, если нужно. Робот такого не может, он не чувствует сопротивления тканей организма.

При простых вмешательствах использование робота не даст никаких преимуществ, а наоборот отнимет время и увеличит количество затрат. Робот-ассистированная хирургическая система – весьма дорогостоящая, плюс техобслуживание, эксплуатация, расходные материалы. Причем, как показали сравнительные испытания, для пациента существенной разницы, кто оперирует – робот или команда хирургов лапароскопически – нет. Количество осложнений после той и другой операции примерно одинаковое. Если результат одинаковый, зачем платить больше?

Нам нужно учитывать разность подходов в медицине в России и за границей. У нас в приоритете – слаженная работа команды, там – ставка на одного человека, люди идут «на имя». Врач на время арендует операционную с робот-ассистированной системой и вместе с помощником выполняет операцию. Мы же стремимся к тому, чтобы наши врачи были универсальны и взаимозаменяемы. Если заболел один, а другой в отпуске, то работу так же хорошо сделает третий. Конечно, есть операции, которые у кого-то получаются лучше, но это лишь вопрос опыта. В России силен человеческий фактор, поэтому залог успешной операции – командный дух. Работает, как часы коллектив, а не машина. И никто не мешает, а наоборот способствует развитию другого. Не должно быть подхода «я оперирую лучше всех, поэтому все эти операции заберу себе». Знаю, что в некоторых областях хирургии такие вещи случаются.

 – И что с этим делать?

– Должны быть энтузиасты, которые «двигают» врача сверху, дают ему возможность развиваться. Я имею в виду администрацию, руководство больницы, именитых врачей. В свое время нас очень мотивировал д.м.н., профессор, заместитель главного врача по хирургической помощи Григорий Аврамович Блувштейн. Он так и сказал: «Нельзя сидеть сложа руки, учиться надо постоянно!». Возможность ездить на мастер-классы и обмениваться опытом с врачами из других городов очень важна. У нас, когда только зарождалась эндоскопическая хирургия, часть врачей поехала на семинар в Краснодар. Потом в Саратов был приглашен профессор, д.м.н., заслуженный врач РФ Эдуард Галляммов, заслуг которого не перечесть. И мы, как зачарованные, смотрели на его работу. В итоге в голове сразу сложилось: вот так надо делать, появился четкий алгоритм работы. И все начало получаться: и лапароскопическая нефрэктомия, лапароскопическая резекция почки, лапароскопическая эпинефрэктомия, лапароскопическая  простатэктомия, и радикальная лапароскопическая цистпростатэктомия с формированием илеокундита по Брикеру. Сейчас у нас есть возможности проводить операции любой степени сложности и без робота-ассистента.

– Как ведут себя пациенты? У них действительно изменилось отношение к врачам?

– Может, я слишком мало работаю, – всего 18 лет, – но особых перемен не заметил. Пациенты все разные. Я застал те времена, когда им приходилось самим закупаться всем необходимым для операции, и они не жаловались. Сейчас жалоба может прилететь за то, что врач просто не так посмотрел. Но на самом деле так было и будет всегда. Невозможно рассчитать рабочий день до секунды, всегда может случиться форс-мажор. Допустим, экстренное поступление и медсестра кому-то не померила давление. Другое дело, что один человек войдет в положение, другой жалобу напишет. Опять же – человеческий фактор – он везде. У нас был пациент в инвалидном кресле, он постоянно на что-то жаловался и особенно не желал выписываться из больницы. Выяснилось, что несколько месяцев, пока скитался по медучреждениям, он сдавал квартиру. Вот такой был заработок у человека. Разве я вправе его судить?

– А студенты-медики?

– А что студенты-медики? Лично я их не вижу. Только слышу, что отношение у них меняется в пользу рыночного подхода в медицине… Хотя если хочешь стать медиком и сразу же ездить на престижной иномарке, то забудь об этом. Вообще о деньгах забудь. Если хочешь чего-то добиться – сначала работай не покладая рук. И без всяких разговоров о престижности-непрестижности той или иной специальности.

– Какие сейчас главные проблемы в урологии?

– За всю урологию не скажу, но замечено, что существенно возросло количество больных со злокачественными опухолями, выявляемых на поздней стадии онкопроцесса. С чем это связано: ухудшением качества жизни или недоработкой первичного звена, судить трудно. Но раньше на предприятиях существовали медосмотры, и человек его не прошедший, к работе не допускался. Причем это были реальные осмотры, а не просто запись в медкнижке. Я все понимаю, возможно, человеку в погоне за рублем недосуг сейчас заняться здоровьем. Но это грозит тем, что, когда деньги появятся, лечиться будет уже поздно. Надеюсь, что раз в год обратиться к врачу-урологу читателям труда не составит.