«Нам шокеры не нужны, у нас менталитет другой — мы спасать едем»

«Что касается вызовов, то существуют разные профили бригад. Например, среднее время вызова по городу для бригады общего профиля – 68 минут. Это от момента принятия до момента окончания вызова. Убираем время приема пищи, получается где-то 15 вызовов за 24 часа. Реанимация – 9,5. Педиатры – их мало осталось, к тому же по травме и хирургии единственная многопрофильная больница ‒ ДГБ № 9. Представляете, детская бригада поехала с Химмаша в «девятку»? Все, на три часа я про нее забыл», — рассказал главврач.

При этом он не уверен в необходимости восстановления больницы скорой помощи.

«Не могу сказать, нужна ли больница скорой помощи. Потому что она тоже где-то должна находиться. Давайте снова ее построим здесь. А если с Химмаша везти? Так рядом 20-я больница. А если с ВИЗа? Там рядом «шестерка». Наши клиники все равно многопрофильные, приближены по районному принципу. Город давно поделен на сектора. Непростые люди сидели и продумывали их. Мой зам по оперативной работе Николай Першанов – он работает 38 лет на скорой помощи, знает Екатеринбург, как любую подворотню, – рассказывал, что сидели и считали, советовались, когда строились и открывались стационары, когда профильность их выбирали. Все учитывалось. Считаю, что в крупных стационарах, как 40-я больница, должны быть отделения emergency, большие приемные отделения, если больше 50 пациентов в сутки поступает. Сейчас тренд такой по России есть. А у нас в «сороковку» – до 100-110 в сутки. Это надо делать. А чтобы одна больница скорой помощи была? Может быть. Но тогда на наше полуторамиллионное население надо строить не одну, а три», — рассказал Игорь Пушкарев.

Что же касается обоснованности вызовов, то довольно большая часть из них – безрезультатные.

«Если поступает вызов и не требуется экстренной помощи, мы передаем этот вызов по онлайн-системе в неотложную помощь, либо советуем пациенту обратиться в поликлинику. Что касается градуировки вызовов «не для скорой», то статистика ведется – за прошлый год было выполнено 388 тысяч вызовов, 25 тысяч ‒ безрезультатные», — пояснил глава ССМП.

К безрезультатным вызовам относятся те, когда по приезду бригады скорой, потенциальный пациент сообщает, что ему уже не нужна помощь или просто не открывает дверь.

«Например, отказ от вызова скорой – 5 тысяч в год. Это когда скорую вызвали, бригада приезжает, а им говорят: «Уже не надо», и даже дверь не открывают. Бывает отказ от осмотра – таких случаев 6 400. Сердобольные родственники вызывают скорую, а пациент, находясь в полном сознании, говорит: «А мне не нужна помощь». Случаев, когда адрес не найден, стало меньше, около 400 в год, потому что у нас есть ГЛОНАСС и система картографии у диспетчера. Раньше было так: называют адрес, диспетчер направляет бригаду, не имея карты города, а такого адреса не существует, поэтому бригада приезжает и не может найти этот дом. Раньше таких случаев были тысячи. Но все равно иногда путают адреса. Еще один момент – нет пациента на месте. Таких случаев в год около 8 800. Например, вы идете по улице, лежит пьяный бомж. А мы же все социально ориентированные, мы набираем «112» или «103». Бригада приезжает, а человек уже проспался, ему стало хорошо, и он ушел. В прошлом году было 402 случая хулиганства. Мы приезжаем, адрес и фамилия совпадают, а там говорят, что скорую вообще не вызывали. И еще бывает, когда вызов снимается по разным причинам. У нас существует правило, что, если идет сигнал, но нет свободных бригад, направляется машина из другого района. Допустим, что-то произошло в Ленинском, а свободная есть ‒ только на Химмаше. Мы обязаны ее отправить. Но тут освобождается бригада в Ленинском, с той вызов снимается, этой передается.

И получается, что именно «скоровских» вызовов, ‒ 50 %. Остальное ‒ неэкстренные поводы, когда пациент мог обратиться либо в неотложную помощь, либо в поликлинику, либо сам доехать до приемного покоя и стационара. Кстати, за прошлый год мы почти 14 % вызовов перенаправили в неотложную помощь. С 2013 года действует эта программа, и она разгружает СМП от непрофильных вызовов», — добавил главврач.

По его словам, медработников не хватает. На данный момент он спокойно мог бы трудоустроить 50 врачей и 150 фельдшеров.

«У меня сейчас работают 283 врача и 1 178 фельдешеров. Но этого недостаточно. Люди работают на полторы ставки – сутки через двое, а с нашей работой, чтобы организм восстанавливался, надо хотя бы 1,25 ставки, то есть сутки через трое. Но нужны кадры, а их нет», — отметил Игорь Пушкарёв.

По его мнению, причина кроется в том, что у медиков скорой зарплата такая же, как и у медработников в поликлинике, а должна быть на 15-20% больше из-за сложных условий работы.

«когда-то была программа модернизации здравоохранения. И тогда полились федеральные деньги в стационары и поликлиники. А скорую в программу не включили. У нас всегда априори зарплата была процентов на 10-15 больше, чем в стационаре. И когда пошла модернизация, зарплата в стационаре и поликлиниках увеличилась, народ ушел туда. Мы остались в одинаковых условиях по зарплате, а условия работы у нас какие? Грязные подъезды, темные дворы, постоянно на машине, некогда порой в туалет сходить. На адресе иногда просим: «Можно у вас сходить»? Считаю, что «скоровики» должны получать процентов на 15-20 больше, чем все другие медики, и пусть на меня обижаются. Но тогда пусть попробуют у нас поработать.

Второе – произошло изменение федерального образовательного стандарта. Раньше как было? Врач заканчивал медакадемию – шесть курсов, год интернатуры, и он приходил в скорую. И когда он пришел, мы ему уже разрешали работать. Теперь – шесть лет университета, два года ординатуры, только потом ты имеешь право работать. Хотя в первичное звено – в поликлинику – можно сразу после окончания, а потом выбирай. Но не к нам. А мы тоже первичное звено, мы тоже служба первого контакта, и нам не надо эти два года и семь пядей во лбу. Мы прошли свою программу экстренной медицины, мы заточены на нее, у нас же основное – предположительный диагноз и тактическое решение. Мы ведь не ставим клинический диагноз, у нас нет тяжелого оборудования, комплексов биохимических. Мы считали, что нам тоже разрешат. Пока не разрешили. Если разрешат, к нам ребята пойдут», — уверен главврач.

В то же время он рассказал о том, как обстоят дела с защитой медиков от нападений на вызовах.

По его словам, бич был в 2015-2016 годах, тогда доходило до 52 случаев нападений в год, часть из них были тяжёлые. По этому поводу Игорь Пушкарёв много писал в различные инстанции.

 Ведь от разъярённых пациентов и их родственников страдает не только скорая, но и участковые врачи и медработники в стационаре.

«Да, скорая больше от этого страдает – мы выезжаем на драки, на огнестрелы, на разборки, к наркоманам на передозы. Две хрупких девчонки-фельдшера и водитель. И что делать? Предлагали разное. Помню, Кузбасс предлагал шокеры. Кто-то еще из регионов травматику хотел выдать. Но у нас менталитет у нас не тот – мы ведь спасать едем.

«Сейчас у нас у всех врачей планшеты. Кроме того, что там поступает вызов, там есть красная кнопка – ее нажимаешь, и мы тут же знаем, что что-то случилось, оперативный отдел получает информацию, и мы, даже не связываясь – иногда это невозможно, сразу сигнал в полицию, и она выезжает. Я благодарен полицейским, просто мухоментально, как я говорю, реагируют. Мы ведь всегда вместе работаем – ГАИ, полиция, мы на всех дорогах и ЧС вместе. Они поняли, и проблем нет. Зная, что медики в тяжелой ситуации, пэпээсники приезжают за 2-5 минут», — отметил главврач.

Что же касается ситуации с утечками информации похоронщикам, то по этому поводу в ССМП работает целая комиссия, которая расследует каждую жалобу по этому поводу.

«Я как администратор сделал все, чтобы не было утечки. Были случаи в 2014-2015 годах, когда раньше скорой даже приезжали, ‒ была утечка на этапе приема вызова. Мы МВД и ФСБ вызывали, потому что машина стояла рядом с нами со сканером и слушала разговоры в оперативном отделе. Мы заменили радио на цифровую радиосвязь, она не прослушивается. Мы сделали планшеты, так что даже не все видят повод к вызову, только старший бригады знает. У нас доступ в оперативный отдел имеет ограниченный круг лиц, даже не все мои замы. Человек приходит на смену в оперативный отдел – сдает сотовый телефон. Это неудобство для сотрудников, особенно у кого дети или пожилые родители, но лишь бы нас не обвиняли. Плюс там глушилки. Диспетчер пошел отдохнуть, 15 минут раз в час он имеет право, – тогда иди за территорию и разговаривай.

Но все равно проскальзывают случаи, хотя их стало намного меньше. В этом году четыре жалобы», — рассказал главврач.

Для решения этой проблемы сотрудники ССМП уже предлагали создать единую государственную похоронную службу.

«Мы приехали и констатировали смерть, а после нас родственники остаются один на один с этим горем. И что делать? Не дай бог, конечно, но у меня тоже нет ни одного телефона, я тоже в интернет полезу. А если была бы государственная похоронная служба, мы бы передавали сведения, как мы передаем в полицию, по каждому летальному случаю», — пояснил Игорь Пушкарев.

В заключение он добавил, что на медработников не только жалуются, но и присылают благодарности. Например, за прошлый год обоснованных жалоб оказалось всего три, а благодарностей поступила почти тысяча.

«Что касается вызовов, то существуют разные профили бригад. Например, среднее время вызова по городу для бригады общего профиля – 68 минут. Это от момента принятия до момента окончания вызова. Убираем время приема пищи, получается где-то 15 вызовов за 24 часа. Реанимация – 9,5. Педиатры – их мало осталось, к тому же по травме и хирургии единственная многопрофильная больница ‒ ДГБ № 9. Представляете, детская бригада поехала с Химмаша в «девятку»? Все, на три часа я про нее забыл», — рассказал главврач.

При этом он не уверен в необходимости восстановления больницы скорой помощи.

«Не могу сказать, нужна ли больница скорой помощи. Потому что она тоже где-то должна находиться. Давайте снова ее построим здесь. А если с Химмаша везти? Так рядом 20-я больница. А если с ВИЗа? Там рядом «шестерка». Наши клиники все равно многопрофильные, приближены по районному принципу. Город давно поделен на сектора. Непростые люди сидели и продумывали их. Мой зам по оперативной работе Николай Першанов – он работает 38 лет на скорой помощи, знает Екатеринбург, как любую подворотню, – рассказывал, что сидели и считали, советовались, когда строились и открывались стационары, когда профильность их выбирали. Все учитывалось. Считаю, что в крупных стационарах, как 40-я больница, должны быть отделения emergency, большие приемные отделения, если больше 50 пациентов в сутки поступает. Сейчас тренд такой по России есть. А у нас в «сороковку» – до 100-110 в сутки. Это надо делать. А чтобы одна больница скорой помощи была? Может быть. Но тогда на наше полуторамиллионное население надо строить не одну, а три», — рассказал Игорь Пушкарев.

Что же касается обоснованности вызовов, то довольно большая часть из них – безрезультатные.

«Если поступает вызов и не требуется экстренной помощи, мы передаем этот вызов по онлайн-системе в неотложную помощь, либо советуем пациенту обратиться в поликлинику. Что касается градуировки вызовов «не для скорой», то статистика ведется – за прошлый год было выполнено 388 тысяч вызовов, 25 тысяч ‒ безрезультатные», — пояснил глава ССМП.

К безрезультатным вызовам относятся те, когда по приезду бригады скорой, потенциальный пациент сообщает, что ему уже не нужна помощь или просто не открывает дверь.

«Например, отказ от вызова скорой – 5 тысяч в год. Это когда скорую вызвали, бригада приезжает, а им говорят: «Уже не надо», и даже дверь не открывают. Бывает отказ от осмотра – таких случаев 6 400. Сердобольные родственники вызывают скорую, а пациент, находясь в полном сознании, говорит: «А мне не нужна помощь». Случаев, когда адрес не найден, стало меньше, около 400 в год, потому что у нас есть ГЛОНАСС и система картографии у диспетчера. Раньше было так: называют адрес, диспетчер направляет бригаду, не имея карты города, а такого адреса не существует, поэтому бригада приезжает и не может найти этот дом. Раньше таких случаев были тысячи. Но все равно иногда путают адреса. Еще один момент – нет пациента на месте. Таких случаев в год около 8 800. Например, вы идете по улице, лежит пьяный бомж. А мы же все социально ориентированные, мы набираем «112» или «103». Бригада приезжает, а человек уже проспался, ему стало хорошо, и он ушел. В прошлом году было 402 случая хулиганства. Мы приезжаем, адрес и фамилия совпадают, а там говорят, что скорую вообще не вызывали. И еще бывает, когда вызов снимается по разным причинам. У нас существует правило, что, если идет сигнал, но нет свободных бригад, направляется машина из другого района. Допустим, что-то произошло в Ленинском, а свободная есть ‒ только на Химмаше. Мы обязаны ее отправить. Но тут освобождается бригада в Ленинском, с той вызов снимается, этой передается.

И получается, что именно «скоровских» вызовов, ‒ 50 %. Остальное ‒ неэкстренные поводы, когда пациент мог обратиться либо в неотложную помощь, либо в поликлинику, либо сам доехать до приемного покоя и стационара. Кстати, за прошлый год мы почти 14 % вызовов перенаправили в неотложную помощь. С 2013 года действует эта программа, и она разгружает СМП от непрофильных вызовов», — добавил главврач.

По его словам, медработников не хватает. На данный момент он спокойно мог бы трудоустроить 50 врачей и 150 фельдшеров.

«У меня сейчас работают 283 врача и 1 178 фельдешеров. Но этого недостаточно. Люди работают на полторы ставки – сутки через двое, а с нашей работой, чтобы организм восстанавливался, надо хотя бы 1,25 ставки, то есть сутки через трое. Но нужны кадры, а их нет», — отметил Игорь Пушкарёв.

По его мнению, причина кроется в том, что у медиков скорой зарплата такая же, как и у медработников в поликлинике, а должна быть на 15-20% больше из-за сложных условий работы.

«когда-то была программа модернизации здравоохранения. И тогда полились федеральные деньги в стационары и поликлиники. А скорую в программу не включили. У нас всегда априори зарплата была процентов на 10-15 больше, чем в стационаре. И когда пошла модернизация, зарплата в стационаре и поликлиниках увеличилась, народ ушел туда. Мы остались в одинаковых условиях по зарплате, а условия работы у нас какие? Грязные подъезды, темные дворы, постоянно на машине, некогда порой в туалет сходить. На адресе иногда просим: «Можно у вас сходить»? Считаю, что «скоровики» должны получать процентов на 15-20 больше, чем все другие медики, и пусть на меня обижаются. Но тогда пусть попробуют у нас поработать.

Второе – произошло изменение федерального образовательного стандарта. Раньше как было? Врач заканчивал медакадемию – шесть курсов, год интернатуры, и он приходил в скорую. И когда он пришел, мы ему уже разрешали работать. Теперь – шесть лет университета, два года ординатуры, только потом ты имеешь право работать. Хотя в первичное звено – в поликлинику – можно сразу после окончания, а потом выбирай. Но не к нам. А мы тоже первичное звено, мы тоже служба первого контакта, и нам не надо эти два года и семь пядей во лбу. Мы прошли свою программу экстренной медицины, мы заточены на нее, у нас же основное – предположительный диагноз и тактическое решение. Мы ведь не ставим клинический диагноз, у нас нет тяжелого оборудования, комплексов биохимических. Мы считали, что нам тоже разрешат. Пока не разрешили. Если разрешат, к нам ребята пойдут», — уверен главврач.

В то же время он рассказал о том, как обстоят дела с защитой медиков от нападений на вызовах.

По его словам, бич был в 2015-2016 годах, тогда доходило до 52 случаев нападений в год, часть из них были тяжёлые. По этому поводу Игорь Пушкарёв много писал в различные инстанции.

 Ведь от разъярённых пациентов и их родственников страдает не только скорая, но и участковые врачи и медработники в стационаре.

«Да, скорая больше от этого страдает – мы выезжаем на драки, на огнестрелы, на разборки, к наркоманам на передозы. Две хрупких девчонки-фельдшера и водитель. И что делать? Предлагали разное. Помню, Кузбасс предлагал шокеры. Кто-то еще из регионов травматику хотел выдать. Но у нас менталитет у нас не тот – мы ведь спасать едем.

«Сейчас у нас у всех врачей планшеты. Кроме того, что там поступает вызов, там есть красная кнопка – ее нажимаешь, и мы тут же знаем, что что-то случилось, оперативный отдел получает информацию, и мы, даже не связываясь – иногда это невозможно, сразу сигнал в полицию, и она выезжает. Я благодарен полицейским, просто мухоментально, как я говорю, реагируют. Мы ведь всегда вместе работаем – ГАИ, полиция, мы на всех дорогах и ЧС вместе. Они поняли, и проблем нет. Зная, что медики в тяжелой ситуации, пэпээсники приезжают за 2-5 минут», — отметил главврач.

Что же касается ситуации с утечками информации похоронщикам, то по этому поводу в ССМП работает целая комиссия, которая расследует каждую жалобу по этому поводу.

«Я как администратор сделал все, чтобы не было утечки. Были случаи в 2014-2015 годах, когда раньше скорой даже приезжали, ‒ была утечка на этапе приема вызова. Мы МВД и ФСБ вызывали, потому что машина стояла рядом с нами со сканером и слушала разговоры в оперативном отделе. Мы заменили радио на цифровую радиосвязь, она не прослушивается. Мы сделали планшеты, так что даже не все видят повод к вызову, только старший бригады знает. У нас доступ в оперативный отдел имеет ограниченный круг лиц, даже не все мои замы. Человек приходит на смену в оперативный отдел – сдает сотовый телефон. Это неудобство для сотрудников, особенно у кого дети или пожилые родители, но лишь бы нас не обвиняли. Плюс там глушилки. Диспетчер пошел отдохнуть, 15 минут раз в час он имеет право, – тогда иди за территорию и разговаривай.

Но все равно проскальзывают случаи, хотя их стало намного меньше. В этом году четыре жалобы», — рассказал главврач.

Для решения этой проблемы сотрудники ССМП уже предлагали создать единую государственную похоронную службу.

«Мы приехали и констатировали смерть, а после нас родственники остаются один на один с этим горем. И что делать? Не дай бог, конечно, но у меня тоже нет ни одного телефона, я тоже в интернет полезу. А если была бы государственная похоронная служба, мы бы передавали сведения, как мы передаем в полицию, по каждому летальному случаю», — пояснил Игорь Пушкарев.

В заключение он добавил, что на медработников не только жалуются, но и присылают благодарности. Например, за прошлый год обоснованных жалоб оказалось всего три, а благодарностей поступила почти тысяча.