Главврач ГКБ № 5: «К новой модели столичного здравоохранения мы были готовы…»
Что такое современная больница? По мнению главного врача ГКБ № 5 Шамиля Гайнулина, это нечто большее, чем комплекс зданий, медицинское оборудование и квалифицированный персонал. По-настоящему эффективной она может стать только в том случае, если каждый сотрудник будет считать помощь больным не просто работой, а образом жизни.
Впрочем, главной темой интервью Шамиля Гайнулина «Интерфаксу» стало все же не его видение роли врача, а перспективы развития столичного здравоохранения на примере отдельно взятой больницы.
– Шамиль Мухтарович, изменения, которые в последние несколько лет происходят в отечественном здравоохранении, наверняка не обошли стороной и вашу больницу. Были ли они для вас болезненными?
– Они были ожидаемыми. Скажу откровенно, изменения назрели давным-давно. Хотя бы потому, что нам самим не нравилось, как мы работаем. Но тем и отличаются главные врачи от врачей лечащих, что они видят любую проблему комплексно, а не только с точки зрения своей профессиональной принадлежности. Мы учитываем экономическую составляющую деятельности любой больницы, ее эффективность, возможные пути развития для того, чтобы то или иное учреждение работало с максимальной отдачей и пользой для населения.
Четыре года назад в Москве был создан Совет главных врачей, куда помимо меня на тот момент вошли еще 13 руководителей крупнейших московских больниц.
В ходе обсуждения различных вопросов развития здравоохранения возникла необходимость решить, как нам построить эффективную модель работы стационаров в новых условиях. Речь шла прежде всего об изменении ситуации с загруженностью наших учреждений. Простой пример. У нас на 960 существовавших на тот момент койках в летние месяцы находилось порядка 450 больных, а в период новогодних праздников – не более 400.
Причем с новогодними праздниками была отдельная история. Представьте пустующие на протяжении почти двух недель отделения. Больница работает в полноценном режиме – горит свет, подключено оборудование. Почти в полном составе выходят на работу врачи, медсестры, санитарки, получают повышенную оплату, хотя в реальности больных просто физически нет…
– И как вы реагировали на такую ситуацию?
– Еще три года назад (то есть задолго до того, как начала формироваться новая модель столичной медицины) я обратился к руководству Департамента здравоохранения с письмом, где предложил разрешить нашим больницам уменьшить количество дежурных врачей в новогодние праздники. Не только по экономическим причинам, но и потому, что такая «работа» приводила к снижению профессионализма у врачей и медсестер.
К тому же снижение загруженности коек происходило и из-за того, что появились более эффективные методы лечения, и оно стало занимать гораздо меньшее время. Доказали свою эффективность более удобные для пациента формы организации оказания медицинской помощи. К примеру, значительная часть пациентов с различными заболеваниями стала пользоваться услугами дневных стационаров, которые мы открыли на базе больницы.
Поэтому, когда встал вопрос об оптимизации коечного фонда, мы были морально и организационно к этому готовы. Хотя поначалу было несколько непривычно, ведь ранее все работали в командно-административной системе, где все решалось «наверху». А тут Департамент здравоохранения вдруг предоставил нам возможность что-то решать и предлагать самим.
Так что решение по этому вопросу мы принимали сами, после обсуждения с трудовым коллективом, а не по указанию вышестоящего руководства.
– А как же решался вопрос с персоналом?
– Исходя из фактических потребностей больницы. Мы не применяли никакого «возрастного ценза» и предоставили всем желающим возможность пройти переобучение по необходимым для нас специальностям. Это в первую очередь участковые врачи-терапевты, рентгенологи и специалисты по МРТ-диагностике.
Кто-то согласился, кто-то предпочел получить компенсацию от мэрии в 500, 300 или 200 тысяч рублей (для врачей, медсестер и санитарок соответственно) и уйти на пенсию. Особо отмечу, что за все это время у нас не было ни одной конфликтной ситуации, ни одного обращения в трудовую инспекцию или каких-то протестных акций. Люди понимали адекватность принимаемых мер реальной ситуации и реагировали соответственно.
Я знаю, что не во всех больницах этот процесс шел гладко. Но убежден, что конфликтные ситуации возникали только там, где руководители по той или иной причине не смогли наладить нормальный диалог с коллективом. А это нужно уметь делать в ежедневном режиме, объяснять сотрудникам смысл и необходимость тех или иных изменений. Я так поступал еженедельно на протяжении двух лет, подробно рассказывая в том числе и о финансовых показателях. Так что люди понимали, что и почему происходит, и учились работать более успешно.
– Каков уровень зарплат врачей в вашей больнице?
– Если говорить о среднем показателе, то на конец июля он составлял 74 тысячи рублей. Упреждая традиционное замечание по поводу «средней температуры по больнице», могу конкретизировать. Врач-рентгенолог у нас получает 170 тысяч, врач после интернатуры – 25. Но во втором случае мы учли в коллективном договоре механизм поддержки молодых специалистов, не имеющих длительного стажа, и установили для них 100-процентную надбавку. Так что фактически они получают 50 тысяч рублей в месяц.
А всем участковым терапевтам мы сделали оклад в размере 89 тысяч рублей. Поэтому когда я слышу разговоры о «мизерных зарплатах врачей», то не могу с этим согласиться.
В то же время мы ушли от уравниловки, и теперь зарплата того или иного специалиста действительно зависит от его загрузки и востребованности.
– Было ли что-то в прошедших изменениях в системе здравоохранения на уровне города, что, на ваш взгляд, стоило сделать иначе?
– Я не могу оценивать ситуацию в городе в целом, поскольку детально знаю только то, что происходило в нашей больнице. Мое искреннее убеждение: то, что сделано, было правильным и необходимым, и это обязательно приведет к созданию более современной и нужной населению модели здравоохранения. Больницы должны быть профильными и в рамках своей специализации отвечать самым современным требованиям. А это означает – лечить быстро, качественно и эффективно.
Единственное, наверное, что было сделано некорректно в ходе происходивших изменений, – на первом этапе не было организовано нормальное информационное сопровождение процесса как среди населения, так и в профессиональном врачебном сообществе.
Я помню свои первые встречи с населением, когда только поднимался вопрос о закрытии некоторых отделений. Крик, оскорбления, полная неспособность воспринимать какие-то объяснения… Мы переломили эту ситуацию. Не на словах, а делом. На вопрос «Где же нам теперь лечиться?» у нас был готов ответ – «В специально организованном дневном стационаре». Так теперь там фактически ни одного места не пустует, а о своих прежних опасениях никто и не вспоминает.
Теперь я просто раз в два месяца выступаю со своего рода мини-отчетом, люди внимательно слушают, задают вопросы. Поменялся не просто формат встреч – иным стало отношение к происходящим изменениям, поскольку всем очевидно, что они идут на общую пользу.
– В ГКБ № 5 есть уникальные отделения, которыми не могут похвастаться другие?
– У нас три реанимационных отделения, одно из них действительно уникальное. Их только два в Москве: в нашей больнице и в НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского. Речь идет о реанимационном отделении для токсикологических больных. Туда поступают больные с алкогольной и наркотической интоксикацией, а также пострадавшие при массовых авариях и ЧП, когда происходит сильное отправление продуктами горения, ядовитыми веществами и т.п. Развитию этого отделения мы уделили особое внимание, понимая значимость его для города. Если раньше оно фактически находилось в переходе между двумя корпусами, то теперь под него выделено отдельное прекрасно оборудованное помещение. По программе модернизации мы установили самую современную аппаратуру. Открыли ставку врача-нарколога, чего раньше там просто не было. Все это позволило не только сократить летальность, но и значительно улучшить качество оказания медицинской помощи.
Кроме того, у нас создано отделение паллиативной помощи для больных в терминальном состоянии. Это очень тяжелая работа, и все сотрудники туда подбирались по персональным качествам. Особенность отделения в том, что, в отличие от отделения сестринского ухода, мы там еще и лечим. И уже добились того, что в некоторых случаях таких больных даже выписываем. Конечно, речь о выздоровлении не идет, но порой люди живут еще довольно долгое для их состояния время.
– Шамиль Мухтарович, вы не раз выступали с предложением ввести такое понятие, как «ответственность пациента за свое здоровье». Что вы под этим подразумеваете?
– Эту мысль я не раз озвучивал на встречах с населением. Если человек, мягко говоря, несдержан в употреблении жирного, соленого и жареного, а потом приходит к врачу с обострением холецистита и требует, чтобы его срочно вылечили без операции, то, извините, он не прав. Помимо профессионального долга врача должна быть и взаимная ответственность.
Так что в случаях, когда возникает спорная ситуация относительно качества лечения, для меня принципиальное значение имеет, соблюдал ли жалобщик рекомендации врачей об охранительном режиме.
– Если позволите, вопрос на отвлеченную тему. Что, по-вашему, делает выпускника медицинского вуза настоящим врачом?
– Настоящими врачами рождаются, а образование лишь дает право работать в этой профессии. Медицина – сфера настолько сложная и требующая такой эмоциональной, интеллектуальной и физической самоотдачи, что любого случайного человека она рано или поздно отторгает. К тому же помимо профессиональных навыков медицина требует от работающего в ней человека внутренней доброты.
Необязательно быть слащавым и демонстративно обходительным. Но нужно уметь любить своих пациентов, понимать их боль и искренне стремиться им помочь.
Кроме того, надо понимать, что врачебное сообщество не просто группа людей с дипломами медицинских вузов. Это своеобразная каста со своей внутренней культурой и традициями, формировавшейся веками. У нас ведь даже на первом курсе института вырабатывали привычку обращаться друг к другу по имени-отчеству…
В свое время мне повезло быть знакомым и работать с людьми, которые являлись настоящими носителями принципов нашей профессии. Это сформировало не только профессиональные взгляды, но и отношение к жизни и окружающим в целом, и именно такой подход я стараюсь сегодня передавать своему коллективу.
– Нынешние студенты-медики этих принципов уже не придерживаются?
– К сожалению, я не так часто общаюсь со студентами, но то, что порой приходится видеть во время прохождения ими практики, прямо скажем, не вдохновляет. Молодые люди могут прийти на занятия в шортах, девушки практически все открыто курят…
Речь не о нравственности, а об уважении к профессии. То, что может считаться допустимым на вечеринке в молодежной компании, абсолютно неприемлемо для человека в белом халате, на которого смотрят его пациенты.
Я считаю, что врач всегда должен быть опрятным, вежливым и сдержанным. На улице один человек может нахамить другому, но врач этого делать не имеет права ни при каких обстоятельствах.
Иначе он просто не врач.
