Эксперты ожидают революционного прорыва в иммунотерапии

По его словам, частота осложнений при использовании этих препаратов гораздо ниже, чем при традиционных методах – химиотерапии и лучевой терапии. Есть предпосылки думать, что на ранних стадиях они работают еще лучше, добавил он.

«Раньше, когда речь шла о больных с метастазами, мы, в лучшем случае, могли ненадолго продлить жизнь, — рассказал исполнительный директор RUSSCO Илья Тимофеев. — Сейчас, значительная, по понятиям метастатического рака, часть больных может быть полностью излечена».

В случае рака почки таких пациентов пока 11% (таргентная терапия в лучшем случае давала шанс 4%), по меланоме их число доходит до 20%, сообщил он. Самый сложный случай – рак легкого, здесь не более 2% подобных больных, но и это лучше чем ничего.

Все препараты, имеющие ключевое значение с точки зрения иммуноонкологического применения, сегодня доступны для российского врача, продолжил г-н Тимофеев. Кроме того, на сегодняшний день в мире проводятся 800 новейших клинических исследований, при этом Россия входит в десятку ведущих стран, проводящих их. Если хоть десять исследований дадут результат, появится еще 10 препаратов, которые позволят совершить новый рывок в борьбе с раком.

«Клинические исследования в этой области направлены на то, чтобы вычленить группу, для которой этот метод имеет максимальную пользу, при этом не потерять пациентов, которые также имеют шансы, но формально под эту категорию не попадают, — подчеркнул член правления RUSSCO, руководитель химиотерапевтического отделения Городской онкологической больницы №62  Даниил Строяковский. — Разумеется, это не все онкологические пациенты, может, только 10-20% , но они есть в каждой нозологии».

Сергей Тюляндин выразил надежду, что к концу года большинство регионов получат опыт использования инновационных иммунологических ЛП. Но реальной картины по эффективности терапии никто не знает. «Нет единого канцер-регистра, который позволил бы оценить отдаленные результаты лечения наших больных, — отметил он. – Мы знаем только статистику заболеваемости и смертности, но не можем сравнить показатели по больным с конкретной нозологией, которые получают один вид лечения или комбинацию методов терапии. Возможно, такие сведения появятся как побочный продукт работы фонда ОМС, который отслеживает назначение лечения каждому пациенту».

В конце нынешнего – начале следующего года ожидаются вывод на рынок отечественного иммунологического препарата. Но говорить о том, что наша страна в ближайшее время войдет в число ведущих разработчиков в мире, не приходится, подчеркнул глава RUSSCO: «еще не создана инфраструктура, нет нужного объема инвестиций», и в этом плане онкология не отличается от ряда других направлений медицины. Вместе с тем, участие российских онкологов в международных клинических исследования – важнейший механизм получения знаний, технологий и доступа российских пациентов к эффективным препаратам, заключил он.

По его словам, частота осложнений при использовании этих препаратов гораздо ниже, чем при традиционных методах – химиотерапии и лучевой терапии. Есть предпосылки думать, что на ранних стадиях они работают еще лучше, добавил он.

«Раньше, когда речь шла о больных с метастазами, мы, в лучшем случае, могли ненадолго продлить жизнь, — рассказал исполнительный директор RUSSCO Илья Тимофеев. — Сейчас, значительная, по понятиям метастатического рака, часть больных может быть полностью излечена».

В случае рака почки таких пациентов пока 11% (таргентная терапия в лучшем случае давала шанс 4%), по меланоме их число доходит до 20%, сообщил он. Самый сложный случай – рак легкого, здесь не более 2% подобных больных, но и это лучше чем ничего.

Все препараты, имеющие ключевое значение с точки зрения иммуноонкологического применения, сегодня доступны для российского врача, продолжил г-н Тимофеев. Кроме того, на сегодняшний день в мире проводятся 800 новейших клинических исследований, при этом Россия входит в десятку ведущих стран, проводящих их. Если хоть десять исследований дадут результат, появится еще 10 препаратов, которые позволят совершить новый рывок в борьбе с раком.

«Клинические исследования в этой области направлены на то, чтобы вычленить группу, для которой этот метод имеет максимальную пользу, при этом не потерять пациентов, которые также имеют шансы, но формально под эту категорию не попадают, — подчеркнул член правления RUSSCO, руководитель химиотерапевтического отделения Городской онкологической больницы №62  Даниил Строяковский. — Разумеется, это не все онкологические пациенты, может, только 10-20% , но они есть в каждой нозологии».

Сергей Тюляндин выразил надежду, что к концу года большинство регионов получат опыт использования инновационных иммунологических ЛП. Но реальной картины по эффективности терапии никто не знает. «Нет единого канцер-регистра, который позволил бы оценить отдаленные результаты лечения наших больных, — отметил он. – Мы знаем только статистику заболеваемости и смертности, но не можем сравнить показатели по больным с конкретной нозологией, которые получают один вид лечения или комбинацию методов терапии. Возможно, такие сведения появятся как побочный продукт работы фонда ОМС, который отслеживает назначение лечения каждому пациенту».

В конце нынешнего – начале следующего года ожидаются вывод на рынок отечественного иммунологического препарата. Но говорить о том, что наша страна в ближайшее время войдет в число ведущих разработчиков в мире, не приходится, подчеркнул глава RUSSCO: «еще не создана инфраструктура, нет нужного объема инвестиций», и в этом плане онкология не отличается от ряда других направлений медицины. Вместе с тем, участие российских онкологов в международных клинических исследования – важнейший механизм получения знаний, технологий и доступа российских пациентов к эффективным препаратам, заключил он.