В Минздраве признались, что в стране годами выпускали «бракованных» врачей — теперь это будут «исправлять» введением отработок
Да, по словам врачей, ни одна из реальных проблем ординатуры так и не решена по сей день: ни вопрос практической подготовки, ни качества баз, ни содержания теоретических знаний. Но только сейчас в Минздраве решили изобразить удивлённых зрителей собственного же детища.
При этом предлагается просто добавить ещё три года принудительной отработки под видом «обучения». Как в рассказе детского писателя Виктора Драгунского, где персонаж Дениска считал, что петь хорошо — это значит петь громко, в Минздраве, похоже, уверены: учить хорошо — это учить дольше.
Но профессиональная зрелость не измеряется сроком обучения. Процесс «естественного» наставничества врач проходит в любом случае, придя на своё первое рабочее место. Он может длиться по-разному: кому-то хватает года, чтобы освоить необходимые навыки, а кому-то не хватает и пяти лет.
По словам врача-уролога Нурахмеда Караева, нынешние ординаторы действительно сталкиваются с полной оторванностью от реальной медицины. На бумаге ординатура выглядит как полноценная профессиональная подготовка, а на деле будущего врача даже не подпускают к пациенту:
«На одной из баз мне открытым текстом заявили:
“Никто вас к пациентам не подпустит — ни к операциям, ни к манипуляциям, ни даже к сбору анамнеза”.
Только после обращения к ректору меня всё же перевели на другую базу, где, как оказалось, вообще не было кафедральных сотрудников. Обучение полностью ложилось на плечи врачей отделения, в чьи обязанности это, само собой, не входит.
Лекции — формальные. Семинаров — нет. Разборов клинических случаев — нет. И даже если само обучение присутствует, то оно часто расходится с современными клиническими рекомендациями. Всё приходится фильтровать и переучивать после ординатуры — уже на рабочем месте.
А ещё будущий врач просто не знает, как выглядит приём в поликлинике, как вести хронических больных, как выстраивать коммуникацию с пациентом вне операционной. Про андрологию можно даже не вспоминать — этому не обучают вообще нигде. Тонкости ведения пациентов с мужским фактором бесплодия будущий врач узнаёт только на дополнительных курсах, если сам того захочет в дальнейшем».
По словам оперирующего гинеколога Юлии Уколовой, нельзя утверждать, что в ординатуре невозможно стать полноценным специалистом. Всё зависит от практической базы и готовности старших коллег делиться опытом.
«У нас в ординатуре была полноценная работа: мы не просто учились, а действительно работали. Нам повезло — врачи помогали, объясняли и показывали. Через полгода мы начали многое делать самостоятельно: принимали роды, участвовали в кесаревых сечениях, наблюдали беременных. Каждые три месяца мы переходили из родблока в отделение патологии беременности, а затем — в послеродовое.
На первом году ординатуры кесарево для нас было чем-то особенным, настоящей целью — почувствовать себя настоящим хирургом. Эта операция по сути приравнивается, например, к экстирпации матки по сложности. Это послойная, аккуратная работа, где важно всё — от первого разреза до последнего шва. Да, сначала, конечно, стоишь третьим ассистентом, потом вторым, и только потом тебе разрешают оперировать самостоятельно.
На втором году ординатуры мы глубоко погрузились в гинекологию. Мы учились оперировать — нам поручали вакуум-аспирации, гистероскопии, полипэктомии, миомэктомии. Поэтому всё зависит от преподавателей и наставников, от того, найдёшь ли ты с ними общий язык. В ординатуре не все врачи были готовы с нами возиться, но мы старались им помогать, например с ведением документации. И благодаря этому нам часто позволяли получать реальный практический опыт».
Да, по словам врачей, ни одна из реальных проблем ординатуры так и не решена по сей день: ни вопрос практической подготовки, ни качества баз, ни содержания теоретических знаний. Но только сейчас в Минздраве решили изобразить удивлённых зрителей собственного же детища.
При этом предлагается просто добавить ещё три года принудительной отработки под видом «обучения». Как в рассказе детского писателя Виктора Драгунского, где персонаж Дениска считал, что петь хорошо — это значит петь громко, в Минздраве, похоже, уверены: учить хорошо — это учить дольше.
Но профессиональная зрелость не измеряется сроком обучения. Процесс «естественного» наставничества врач проходит в любом случае, придя на своё первое рабочее место. Он может длиться по-разному: кому-то хватает года, чтобы освоить необходимые навыки, а кому-то не хватает и пяти лет.
По словам врача-уролога Нурахмеда Караева, нынешние ординаторы действительно сталкиваются с полной оторванностью от реальной медицины. На бумаге ординатура выглядит как полноценная профессиональная подготовка, а на деле будущего врача даже не подпускают к пациенту:
«На одной из баз мне открытым текстом заявили:
“Никто вас к пациентам не подпустит — ни к операциям, ни к манипуляциям, ни даже к сбору анамнеза”.
Только после обращения к ректору меня всё же перевели на другую базу, где, как оказалось, вообще не было кафедральных сотрудников. Обучение полностью ложилось на плечи врачей отделения, в чьи обязанности это, само собой, не входит.
Лекции — формальные. Семинаров — нет. Разборов клинических случаев — нет. И даже если само обучение присутствует, то оно часто расходится с современными клиническими рекомендациями. Всё приходится фильтровать и переучивать после ординатуры — уже на рабочем месте.
А ещё будущий врач просто не знает, как выглядит приём в поликлинике, как вести хронических больных, как выстраивать коммуникацию с пациентом вне операционной. Про андрологию можно даже не вспоминать — этому не обучают вообще нигде. Тонкости ведения пациентов с мужским фактором бесплодия будущий врач узнаёт только на дополнительных курсах, если сам того захочет в дальнейшем».
По словам оперирующего гинеколога Юлии Уколовой, нельзя утверждать, что в ординатуре невозможно стать полноценным специалистом. Всё зависит от практической базы и готовности старших коллег делиться опытом.
«У нас в ординатуре была полноценная работа: мы не просто учились, а действительно работали. Нам повезло — врачи помогали, объясняли и показывали. Через полгода мы начали многое делать самостоятельно: принимали роды, участвовали в кесаревых сечениях, наблюдали беременных. Каждые три месяца мы переходили из родблока в отделение патологии беременности, а затем — в послеродовое.
На первом году ординатуры кесарево для нас было чем-то особенным, настоящей целью — почувствовать себя настоящим хирургом. Эта операция по сути приравнивается, например, к экстирпации матки по сложности. Это послойная, аккуратная работа, где важно всё — от первого разреза до последнего шва. Да, сначала, конечно, стоишь третьим ассистентом, потом вторым, и только потом тебе разрешают оперировать самостоятельно.
На втором году ординатуры мы глубоко погрузились в гинекологию. Мы учились оперировать — нам поручали вакуум-аспирации, гистероскопии, полипэктомии, миомэктомии. Поэтому всё зависит от преподавателей и наставников, от того, найдёшь ли ты с ними общий язык. В ординатуре не все врачи были готовы с нами возиться, но мы старались им помогать, например с ведением документации. И благодаря этому нам часто позволяли получать реальный практический опыт».
