Первой страной, легализовавшей эвтаназию, стали Нидерланды в 2002 году. Но чтобы реализовать «право на смерть», необходим ряд условий: пациент должен страдать от неизлечимого заболевания, мучиться от невыносимой боли, не иметь ни малейшего шанса на выздоровление и быть психически здоровым, сообщает «360».
Эвтаназия — очень спорное и сложное решение, которое зависит от огромного количества за и против. Причем они основываются в зависимости от ситуации на догадках, ощущениях, здравомыслии, размышлениях от противного и так далее. И проблема в том, что все эти факторы вступают в конфликт одновременно. Эвтаназия — это облегчение страданий. По крайней мере, большинство людей, принимающих подобное решение в других странах, исходят именно из таких побуждений. Смерть для них становится выходом.
С таким подходом из жизни ушла 17-летняя писательница Ноа Потховен в июне 2019 года. На эвтаназию ее подтолкнули затяжная депрессия и анорексия. Казалось бы, это не повод лишать себя жизни. Но так вы будете думать до тех пор, пока не узнаете, что в свои 17 лет девушка пережила три изнасилования.
«Мои страдания невыносимы, я не живу, я выживаю. И пусть я еще дышу — внутри я давно мертва. За мной хорошо ухаживают, я получаю сильные лекарства и провожу весь день с семьей: лежу на кровати в гостиной. Так я прощаюсь с самыми важными людьми в моей жизни. Все в порядке. Не убеждайте меня, что это неправильно, это мое решение, и оно окончательное», — написала она в своем Instagram.
В первый раз Потховен изнасиловали в 11 лет на вечеринке. Спустя год история повторилась — тоже вечеринка и изнасилование. В последний раз, в 14 лет, над ней надругались двое взрослых мужчин.
Можно миллион раз говорить о том, что 17-летняя девочка могла жить дальше, можно взывать к здравомыслию словами «прошлое остается в прошлом», но в чужую голову не залезешь, да и пытаться даже не стоит, ведь деталей не узнает даже самый близкий человек.
Эвтаназия законодательно разрешена в Нидерландах, Бельгии, Швейцарии, некоторых штатах Америки, Люксембурге, Колумбии и еще нескольких странах.
В теме эвтаназии речь зачастую идет о моральном аспекте этого явления и противоречиях, которые возникают между теми же членами семьи или правозащитниками. Если человек сам заявляет о «праве на смерть», то у него есть на то причины — опять же, смертельная и быстротекущая болезнь, невозможность ходить или говорить после какого-либо происшествия и, как следствие, ощущение своей бесполезности для себя, семьи или общества. Но одновременно с этим у него есть и право на жизнь.
Если художник, всю жизнь занимающийся рисунком, получающий за это деньги, удовольствие, эмоции и новые знакомства, лишается возможности творить из-за полного паралича, то вероятность, что он захочет воспользоваться своим «правом на смерть», есть. Вот только члены семьи почти всегда выступят против. Само осознание, что от одного решения зависит жизнь родственника, давит и пугает. Здесь в игру вступает уже не рациональное мышление, а эмоции, которые явно против. Для этих эмоций понятие «облегчить страдания» заменяется «убийством».
А если происходит ситуация, когда болезнь или травма переходит в вегетативное состояние? Ведь человек сам не может сказать, хочет ли он воспользоваться «правом на смерть». И родственники решают за него, что делать. Они могут лишь гадать, страдает ли он, что бы он хотел, чувствует ли он вообще что-нибудь. Пациент не сможет дать ответ на эти вопросы, поэтому родня остается наедине с этой внутренней борьбой.
Убить человека аморально. Позволить ему страдать — тоже.
В России с введением эвтаназии все сложнее. Разрешить такие меры будет сложнее из-за многоконфессиональности — в стране много религий, представители которых, во-первых, вряд ли вообще будут участвовать в потенциальном референдуме, а во-вторых, точно его не поддержат.
Президент лиги защитников пациентов Александр Саверский в беседе с «360» объяснил, что в России пока эвтаназия невозможна, в том числе из-за позиции церкви. Он предложил понимать слово «эвтаназия» как «крик о помощи», к которому нужно прислушаться, но со многими оговорками.
«Эвтаназия должна рассматриваться государством как крик о помощи человека и должна быть разрешена с очень жесткими условиями», – говорит Александр.
«Право на смерть» нужно давать лишь тем, кого нельзя вылечить ни российской медициной, ни иностранной. И боль пациента должна быть настолько сильной, чтобы выносить ее не представлялось возможности. Факт страданий должны констатировать три категории: сам человек, комиссия врачей, родственники. Но даже этого недостаточно.
о мнению Саверского, эти три категории должны обратиться к губернатору и доказать, что это единственный выход. Ведь может быть ситуация, что у семьи просто нет денег на лекарства, снижающие боль. В случае подтверждения от губернатора он должен давать разрешение на процедуру.
Член комитета по охране здоровья Алексей Куринный по просьбе «360» высказался насчет эвтаназии. Он, как врач, против предоставления «права на смерть»: «До эвтаназии, законодательно разрешенной, Россия не дошла. С точки зрения инициативы Вероники Игоревны — правильная инициатива. Другое дело, что реализовать ее практически невозможно».
По словам Куринного, к теме эвтаназии Россия вернется не раньше, чем через 10 лет.