“Пока последствия такие: нам нечем лечить”

Пульмонолог, врач-эксперт фонда «Живи сейчас» Василий Штабницкий уверен, что дженерики либо не работают, либо дают нестерпимый побочный эффект. Он также рассказал, как отразится на пациентах уход с российского рынка оригинальных иностранных антибиотиков.

С рынка ушли фортум, тиенам и колистин. Для больных муковисцидозом это значит практически отсутствие возможности вылечить обострение, а оно у пациентов с муковисцидозом возникает как минимум раз в год, пишет Правмир. Кроме того, это значит, что они не смогут предотвращать эти обострения, потому что некоторые пациенты принимают эти антибиотики или на регулярной основе, или профилактическими курсами. Для муковисцидоза это катастрофа.

— К вам, к врачу, приходит человек с МВ, у него обострение, а у вас нет лекарств. Что вы делаете?

— Мы всегда ищем какие-то альтернативы, ну, всякое бывает. Прежде всего мы ориентируемся на оригинальные препараты каких-то других групп. Допустим, если не фортум, то тиенам, а если не тиенам, то колистин. Есть и другие группы антибиотиков, но их роль значительно меньше.

Потом мы берем какие-то хорошие дженерики, а если нет хороших, мы берем плохие дженерики, что же делать. Но именно больные муковисцидозом хорошо показали нам, что дженерические антибиотики, к сожалению, либо не работают, и это в лучшем случае, либо дают нестерпимый побочный эффект. Дело в том, что для лечения муковисцидоза требуются большие дозы, максимально разрешенные официальной инструкцией. Здесь проявляется все коварство альтернативных антибиотиков. У обычного пациента, может быть, худо-бедно все сработает, плюс свой иммунитет. А пациентам с муковисцидозом нужен хороший антибиотик в хорошей дозе, иначе шансов никаких нет.

— Чем конкретно дженерики хуже, чем то, что уходит с рынка?

— Про это говорили многие, потому что в любой области медицины есть дженерики. Говорили онкологи, кардиологи, люди, занимающиеся антибиотиками, и все на примере небольших исследований показывали, что либо количество лекарства меньше, либо количество примесей больше, либо сопутствующие вещества не такие, как в оригинальном препарате, и соответственно, меняются условия хранения и так далее. Все это приводит к тому, что либо антибиотик не работает, либо работает, но с выраженными побочными явлениями, либо что-то непредсказуемое развивается, допустим, тяжелая аллергическая реакция.

— Вы сами и ваши пациенты уже ощутили на себе последствия? 

— Пока последствия такие: нам нечем лечить, и это история достаточно давняя. Все началось с того, что в российских государственных больницах пропали оригинальные антибиотики. Соответственно, мы лечили дженериками, кому-то становилось лучше, кому-то нет, и тогда мы все-таки могли через служебную записку, через специальную комиссию или подпись главного врача выписать хороший качественный антибиотик, тот же тиенам или фортум. На это уходило две-три недели, кому-то, опять же, везло, а кто-то за эти две-три недели умирал. Но теперь, получается, даже такой возможности у нас нет, и получается, пациент остается без лечения. То есть он умирает.

— Представитель компании — производителя дженериков объяснил реакцию родителей страхом перед новым и традиционным недоверием всему российскому. Как вы относитесь к такому мнению?

— Идея о том, что это недоверие, на самом деле неправильная. Представьте себе родителей пациента с муковисцидозом: мама и папа, хорошо, если они живут вместе, большую часть, если не все заработанные деньги они вынуждены всю жизнь ребенка тратить на лекарства, госпитализации и операции. Это при том, что у нас все еще бесплатно, но на самом деле у нас много чего не бесплатно, в том числе фортум. Все родители, как правило, покупали его сами за свои деньги.

Теперь представьте их логику. У них есть, допустим, 100 тысяч рублей — пусть это будет хорошая зарплата, из них 80 тысяч они должны потратить на лекарства. Неужели у них никогда не появлялось соблазна взять и купить дешевые лекарства, не за 80 тысяч, а за 40? Я думаю, они все это пробовали много раз и видели осложнения. Это не страх, это понимание того, что их ребенку требуется оригинальный и качественный препарат, а не дешевая замена. Им же надо, кроме лекарства, купить аппарат ИВЛ, кислород, им надо купить генетическую терапию. Они бы лучше копили деньги на нее, экономя на антибиотиках, но дураков среди них нет, и они все покупают оригинальные препараты, просто потому что по-другому нельзя.

— А вы доверяете российскому? Знаете какие-то качественные российские лекарства? 

— Я давно себе задаю этот вопрос. Знаете, я не могу назвать хороший качественный российский препарат или аппарат, хотя я пытаюсь искать. Я даже у коллег иногда спрашиваю: «Ребята, вы видели что-нибудь такое качественное, что бы можно было вместо фортума предложить, чтобы это очень хорошо работало?» Никто пока такого не находил.

— Врачи, особенно в регионах, боятся назначать качественные препараты в обход предписанных дженериков, даже понимая риски для здоровья людей. Это действительно так? Почему?

— Такое, кстати, есть и в Москве, но в провинции действительно проблема острее. Во-первых, в Москве есть, скажем, 100 больниц, и если в абстрактной 50-й врач назначает оригинальный антибиотик, а главный его вызывает и говорит: «Ты что, с ума сошел, ты хочешь меня разорить, я тебя увольняю», то этот врач устроится в 49-ю больницу и дальше будет работать. А в каком-нибудь абстрактном Орле, насколько мне известно, есть одна городская и одна областная детская больница, а зарплаты, сами понимаете, маленькие, и врач, кроме того как лечить людей, больше делать ничего не умеет. Хочешь не хочешь, но придется делать то, что скажет администрация. В регионах вертикаль власти, система, которую я очень не люблю, гораздо сильнее чувствуется и личной инициативы у врача очень мало, он делает то, что говорят сверху, а сверху говорят не назначать дорогие препараты.

— На ваш взгляд, проблема только в 44-м ФЗ, по которому закупают лекарства? 

— Последние 10 лет в России всеми средствами пытаются убрать хорошие, качественные зарубежные приборы и препараты для лечения пациентов, называя это импортозамещением. Пытаются по-разному: то запретительными мерами — и врачи, и пациенты выступают против; то какими-то неудобными проверками и условиями для фирм и компаний, поэтому зарегистрировать что-то новое в России достаточно сложно; то принимают закон, что РФ имеет право скопировать, а по сути украсть препарат, не ориентируясь на патентное право. Все это делает российский рынок очень непривлекательным для иностранных фирм. По сути, производитель оригинальных антибиотиков сам отказался, и сейчас государство скажет: «Мы не против, но смотрите, им самим неинтересно у нас продавать». Ощущение, что происходит выдавливание. Возникает вопрос – а кому это выгодно? Наверное, точно не пациентам с муковисцидозом.

— В вашей области у пациентов с какими еще заболеваниями могут возникнуть проблемы из-за отсутствия лекарств?

— Кроме муковисцидоза, это прежде всего больные в реанимации, взрослые и дети, потому что фортум, тиенам и колистин в большей степени являются препаратами выбора при лечении синегнойных инфекций, вызванных синегнойной палочкой, а это любая пневмония и сепсис. Зайдите в любую реанимацию, она с утра до вечера, 365 дней в году, переполнена тяжелыми умирающими пациентами. Получается, мы лишаем их надежды на хороший исход.

— Сейчас это как будто проблема сравнительно небольшого числа людей, потому что муковисцидоз, например, редкая болезнь. Но может случиться так, что самые обычные лекарства, которыми мы привыкли лечить себя без рецепта врачей, тоже исчезнут?

— Конечно. Откройте классификацию такого ряда антибиотиков, как цефалоспорины, их порядка 20-30, к ним относится фортум. У каждого цефалоспорина есть оригинальный препарат и масса дженериков. Допустим, известный всем антибиотик цефтриаксон, его используют для лечения внебольничной пневмонии. Оригинальный препарат роцефин днем с огнем не найдешь, а дженерики доступны, стоят в 10-20 раз дешевле, но качество их оставляет желать лучшего. Если я вижу показания к цефтриаксону у своих пациентов, я рекомендую им покупать оригинальный препарат, я заинтересован в хорошем исходе их состояния, но его всегда было мало, а теперь почти нет. Клафоран, цефоперазон — ходовые антибиотики, наши «рабочие лошадки», они все уйдут, не один фортум с колистином. Что мешает прогнать с рынка какой-нибудь амоксициллин или флемоксин? Да запросто.

— Что нужно делать, чтобы этого не произошло? Как вообще исправить ситуацию на российском фармрынке?

— Прежде всего, каждый гражданин Российской Федерации, помня, что вообще-то, согласно Конституции, он является источником власти, должен происходящее воспринять как угрозу качеству жизни своей и членов своей семьи. Каждый гражданин должен понять, что сейчас его здоровью угрожают — конкретные события, конкретные действия и даже конкретные люди. Кроме того, граждане должны сделать определенные выводы: выбирая представителей законодательной или других ветвей власти и местного самоуправления, они должны посмотреть, как голосовал тот или иной депутат, за или против этого закона, и свой выбор делать, исходя из этого. Мне кажется, только так. Мы должны менять систему с нуля.

Пульмонолог, врач-эксперт фонда «Живи сейчас» Василий Штабницкий уверен, что дженерики либо не работают, либо дают нестерпимый побочный эффект. Он также рассказал, как отразится на пациентах уход с российского рынка оригинальных иностранных антибиотиков.

С рынка ушли фортум, тиенам и колистин. Для больных муковисцидозом это значит практически отсутствие возможности вылечить обострение, а оно у пациентов с муковисцидозом возникает как минимум раз в год, пишет Правмир. Кроме того, это значит, что они не смогут предотвращать эти обострения, потому что некоторые пациенты принимают эти антибиотики или на регулярной основе, или профилактическими курсами. Для муковисцидоза это катастрофа.

— К вам, к врачу, приходит человек с МВ, у него обострение, а у вас нет лекарств. Что вы делаете?

— Мы всегда ищем какие-то альтернативы, ну, всякое бывает. Прежде всего мы ориентируемся на оригинальные препараты каких-то других групп. Допустим, если не фортум, то тиенам, а если не тиенам, то колистин. Есть и другие группы антибиотиков, но их роль значительно меньше.

Потом мы берем какие-то хорошие дженерики, а если нет хороших, мы берем плохие дженерики, что же делать. Но именно больные муковисцидозом хорошо показали нам, что дженерические антибиотики, к сожалению, либо не работают, и это в лучшем случае, либо дают нестерпимый побочный эффект. Дело в том, что для лечения муковисцидоза требуются большие дозы, максимально разрешенные официальной инструкцией. Здесь проявляется все коварство альтернативных антибиотиков. У обычного пациента, может быть, худо-бедно все сработает, плюс свой иммунитет. А пациентам с муковисцидозом нужен хороший антибиотик в хорошей дозе, иначе шансов никаких нет.

— Чем конкретно дженерики хуже, чем то, что уходит с рынка?

— Про это говорили многие, потому что в любой области медицины есть дженерики. Говорили онкологи, кардиологи, люди, занимающиеся антибиотиками, и все на примере небольших исследований показывали, что либо количество лекарства меньше, либо количество примесей больше, либо сопутствующие вещества не такие, как в оригинальном препарате, и соответственно, меняются условия хранения и так далее. Все это приводит к тому, что либо антибиотик не работает, либо работает, но с выраженными побочными явлениями, либо что-то непредсказуемое развивается, допустим, тяжелая аллергическая реакция.

— Вы сами и ваши пациенты уже ощутили на себе последствия? 

— Пока последствия такие: нам нечем лечить, и это история достаточно давняя. Все началось с того, что в российских государственных больницах пропали оригинальные антибиотики. Соответственно, мы лечили дженериками, кому-то становилось лучше, кому-то нет, и тогда мы все-таки могли через служебную записку, через специальную комиссию или подпись главного врача выписать хороший качественный антибиотик, тот же тиенам или фортум. На это уходило две-три недели, кому-то, опять же, везло, а кто-то за эти две-три недели умирал. Но теперь, получается, даже такой возможности у нас нет, и получается, пациент остается без лечения. То есть он умирает.

— Представитель компании — производителя дженериков объяснил реакцию родителей страхом перед новым и традиционным недоверием всему российскому. Как вы относитесь к такому мнению?

— Идея о том, что это недоверие, на самом деле неправильная. Представьте себе родителей пациента с муковисцидозом: мама и папа, хорошо, если они живут вместе, большую часть, если не все заработанные деньги они вынуждены всю жизнь ребенка тратить на лекарства, госпитализации и операции. Это при том, что у нас все еще бесплатно, но на самом деле у нас много чего не бесплатно, в том числе фортум. Все родители, как правило, покупали его сами за свои деньги.

Теперь представьте их логику. У них есть, допустим, 100 тысяч рублей — пусть это будет хорошая зарплата, из них 80 тысяч они должны потратить на лекарства. Неужели у них никогда не появлялось соблазна взять и купить дешевые лекарства, не за 80 тысяч, а за 40? Я думаю, они все это пробовали много раз и видели осложнения. Это не страх, это понимание того, что их ребенку требуется оригинальный и качественный препарат, а не дешевая замена. Им же надо, кроме лекарства, купить аппарат ИВЛ, кислород, им надо купить генетическую терапию. Они бы лучше копили деньги на нее, экономя на антибиотиках, но дураков среди них нет, и они все покупают оригинальные препараты, просто потому что по-другому нельзя.

— А вы доверяете российскому? Знаете какие-то качественные российские лекарства? 

— Я давно себе задаю этот вопрос. Знаете, я не могу назвать хороший качественный российский препарат или аппарат, хотя я пытаюсь искать. Я даже у коллег иногда спрашиваю: «Ребята, вы видели что-нибудь такое качественное, что бы можно было вместо фортума предложить, чтобы это очень хорошо работало?» Никто пока такого не находил.

— Врачи, особенно в регионах, боятся назначать качественные препараты в обход предписанных дженериков, даже понимая риски для здоровья людей. Это действительно так? Почему?

— Такое, кстати, есть и в Москве, но в провинции действительно проблема острее. Во-первых, в Москве есть, скажем, 100 больниц, и если в абстрактной 50-й врач назначает оригинальный антибиотик, а главный его вызывает и говорит: «Ты что, с ума сошел, ты хочешь меня разорить, я тебя увольняю», то этот врач устроится в 49-ю больницу и дальше будет работать. А в каком-нибудь абстрактном Орле, насколько мне известно, есть одна городская и одна областная детская больница, а зарплаты, сами понимаете, маленькие, и врач, кроме того как лечить людей, больше делать ничего не умеет. Хочешь не хочешь, но придется делать то, что скажет администрация. В регионах вертикаль власти, система, которую я очень не люблю, гораздо сильнее чувствуется и личной инициативы у врача очень мало, он делает то, что говорят сверху, а сверху говорят не назначать дорогие препараты.

— На ваш взгляд, проблема только в 44-м ФЗ, по которому закупают лекарства? 

— Последние 10 лет в России всеми средствами пытаются убрать хорошие, качественные зарубежные приборы и препараты для лечения пациентов, называя это импортозамещением. Пытаются по-разному: то запретительными мерами — и врачи, и пациенты выступают против; то какими-то неудобными проверками и условиями для фирм и компаний, поэтому зарегистрировать что-то новое в России достаточно сложно; то принимают закон, что РФ имеет право скопировать, а по сути украсть препарат, не ориентируясь на патентное право. Все это делает российский рынок очень непривлекательным для иностранных фирм. По сути, производитель оригинальных антибиотиков сам отказался, и сейчас государство скажет: «Мы не против, но смотрите, им самим неинтересно у нас продавать». Ощущение, что происходит выдавливание. Возникает вопрос – а кому это выгодно? Наверное, точно не пациентам с муковисцидозом.

— В вашей области у пациентов с какими еще заболеваниями могут возникнуть проблемы из-за отсутствия лекарств?

— Кроме муковисцидоза, это прежде всего больные в реанимации, взрослые и дети, потому что фортум, тиенам и колистин в большей степени являются препаратами выбора при лечении синегнойных инфекций, вызванных синегнойной палочкой, а это любая пневмония и сепсис. Зайдите в любую реанимацию, она с утра до вечера, 365 дней в году, переполнена тяжелыми умирающими пациентами. Получается, мы лишаем их надежды на хороший исход.

— Сейчас это как будто проблема сравнительно небольшого числа людей, потому что муковисцидоз, например, редкая болезнь. Но может случиться так, что самые обычные лекарства, которыми мы привыкли лечить себя без рецепта врачей, тоже исчезнут?

— Конечно. Откройте классификацию такого ряда антибиотиков, как цефалоспорины, их порядка 20-30, к ним относится фортум. У каждого цефалоспорина есть оригинальный препарат и масса дженериков. Допустим, известный всем антибиотик цефтриаксон, его используют для лечения внебольничной пневмонии. Оригинальный препарат роцефин днем с огнем не найдешь, а дженерики доступны, стоят в 10-20 раз дешевле, но качество их оставляет желать лучшего. Если я вижу показания к цефтриаксону у своих пациентов, я рекомендую им покупать оригинальный препарат, я заинтересован в хорошем исходе их состояния, но его всегда было мало, а теперь почти нет. Клафоран, цефоперазон — ходовые антибиотики, наши «рабочие лошадки», они все уйдут, не один фортум с колистином. Что мешает прогнать с рынка какой-нибудь амоксициллин или флемоксин? Да запросто.

— Что нужно делать, чтобы этого не произошло? Как вообще исправить ситуацию на российском фармрынке?

— Прежде всего, каждый гражданин Российской Федерации, помня, что вообще-то, согласно Конституции, он является источником власти, должен происходящее воспринять как угрозу качеству жизни своей и членов своей семьи. Каждый гражданин должен понять, что сейчас его здоровью угрожают — конкретные события, конкретные действия и даже конкретные люди. Кроме того, граждане должны сделать определенные выводы: выбирая представителей законодательной или других ветвей власти и местного самоуправления, они должны посмотреть, как голосовал тот или иной депутат, за или против этого закона, и свой выбор делать, исходя из этого. Мне кажется, только так. Мы должны менять систему с нуля.