Первые шаги отечественной космической медицины

Во время отбора и подготовки первого отряда  космонавтов свои первые осторожные шаги делала и отечественная космическая медицина. Те, кто готовил  гагаринский старт, должен был решать массу не только технических, но и психологических и медицинских проблем.

Что может произойти с психикой человека в небольшой по объему кабине космического корабля, несущегося в космическом вакууме? Как будет реагировать космонавт, если внезапно  прервется радиосвязь с Землей? Как могут повлиять на его состояние резкие перепады давления и концентрации кислорода?

Ни советская, ни зарубежная наука в ту пору еще не знали точных ответов на эти и множество других вопросов. Поэтому будущим покорителям космоса перед стартом предстояло пройти немало испытаний, в том числе — одиночеством.

Эти исследования, проводившиеся в сурдобарокамере /СБК/, в какой-то степени имитировали этапы реального космического полета: подготовка, торжественные проводы с трогательным прощанием и закрытием люка камеры /почти как в космическом корабле/, напряженные круглосуточные дежурства и теплая радостная встреча при "возвращении".

Звуконепроницаемая СБК в тот период широко использовалась и для изучения влияния на организм человека измененного барометрического давления в условиях так называемой сенсорной депривации — отсутствия посторонних звуковых и световых раздражителей. Юрий Гагарин стал пятым из отряда космонавтов, отправившихся в "многодневную командировку" в это сооружение, полностью отрезающее человека от окружающего мира.

"В помещении, где была расположена СБК, поддерживалась строгая тишина, в камеру не проникали ни посторонние звуки, ни дневной свет, ни человеческие голоса. Контакт с "Землей" — только в чрезвычайной ситуации", — рассказала корр. ИТАР-ТАСС ведущий научный сотрудник Института медико-биологических проблем РАН Ирина Пономарёва, которая готовила в полет первый отряд советских космонавтов.

Гагарин находился с СБК с 26 июля по 5 августа 1960 г. Ему был задан "сдвинутый" распорядок дня, по которому сон приходился на интервал с 14:00 до 23:00 часов. Юрий, по словам Пономаревой, без труда освоил новый рабочий ритм. Когда наступало время отдыха, он ложился, быстро засыпал и спал глубоко, спокойно. Просыпался в назначенное время и без промедления приступал к выполнению намеченной программы.

Несмотря на строгую изоляцию, Гагарин установил односторонний "контакт" с внешним миром: "он общался с дежурными, и, не слыша ответов, все же вызывал наши улыбки". "Мы подготовили рисунок с изображением неказистого смешного человечка со схемой расположения электродов, и Юра общался с ним, когда устанавливал электроды и готовился к записи данных", — вспоминает Пономарева.

Врачи разрешали будущим космонавтам говорить все, что они хотят, только отвечать им дежурные не имели права. Общительный по характеру Гагарин передавал четкие и сухие фразы отчетных сообщений, а собираясь завтракать или делать зарядку, часто сопровождал свои действия разговором. "Он запомнил /может быть, записал/ график дежурств и встречал дежурных радостными приветствиями, — вспоминает Пономарёва. — Часто Юра пел обо всем, что видел: об электродах с разноцветными проводами, о супе-пюре и о плавленом сыре".

Природный оптимизм и добродушный юмор как нельзя лучше поддерживали его настроение. Даже "в заточении" он часто остроумно шутил. Наблюдавшие за ним дежурные не раз слышали, как он, читая какую-нибудь книгу, "по ходу чтения задавал герою или автору книги заковыристые вопросы и тут же, смеясь, сам отвечал на них". Позже на вопрос врача о том, как он себя чувствовав в барокамере, Гагарин ответил: "Ничего… как дома".

Во время отбора и подготовки первого отряда  космонавтов свои первые осторожные шаги делала и отечественная космическая медицина. Те, кто готовил  гагаринский старт, должен был решать массу не только технических, но и психологических и медицинских проблем.

Что может произойти с психикой человека в небольшой по объему кабине космического корабля, несущегося в космическом вакууме? Как будет реагировать космонавт, если внезапно  прервется радиосвязь с Землей? Как могут повлиять на его состояние резкие перепады давления и концентрации кислорода?

Ни советская, ни зарубежная наука в ту пору еще не знали точных ответов на эти и множество других вопросов. Поэтому будущим покорителям космоса перед стартом предстояло пройти немало испытаний, в том числе — одиночеством.

Эти исследования, проводившиеся в сурдобарокамере /СБК/, в какой-то степени имитировали этапы реального космического полета: подготовка, торжественные проводы с трогательным прощанием и закрытием люка камеры /почти как в космическом корабле/, напряженные круглосуточные дежурства и теплая радостная встреча при "возвращении".

Звуконепроницаемая СБК в тот период широко использовалась и для изучения влияния на организм человека измененного барометрического давления в условиях так называемой сенсорной депривации — отсутствия посторонних звуковых и световых раздражителей. Юрий Гагарин стал пятым из отряда космонавтов, отправившихся в "многодневную командировку" в это сооружение, полностью отрезающее человека от окружающего мира.

"В помещении, где была расположена СБК, поддерживалась строгая тишина, в камеру не проникали ни посторонние звуки, ни дневной свет, ни человеческие голоса. Контакт с "Землей" — только в чрезвычайной ситуации", — рассказала корр. ИТАР-ТАСС ведущий научный сотрудник Института медико-биологических проблем РАН Ирина Пономарёва, которая готовила в полет первый отряд советских космонавтов.

Гагарин находился с СБК с 26 июля по 5 августа 1960 г. Ему был задан "сдвинутый" распорядок дня, по которому сон приходился на интервал с 14:00 до 23:00 часов. Юрий, по словам Пономаревой, без труда освоил новый рабочий ритм. Когда наступало время отдыха, он ложился, быстро засыпал и спал глубоко, спокойно. Просыпался в назначенное время и без промедления приступал к выполнению намеченной программы.

Несмотря на строгую изоляцию, Гагарин установил односторонний "контакт" с внешним миром: "он общался с дежурными, и, не слыша ответов, все же вызывал наши улыбки". "Мы подготовили рисунок с изображением неказистого смешного человечка со схемой расположения электродов, и Юра общался с ним, когда устанавливал электроды и готовился к записи данных", — вспоминает Пономарева.

Врачи разрешали будущим космонавтам говорить все, что они хотят, только отвечать им дежурные не имели права. Общительный по характеру Гагарин передавал четкие и сухие фразы отчетных сообщений, а собираясь завтракать или делать зарядку, часто сопровождал свои действия разговором. "Он запомнил /может быть, записал/ график дежурств и встречал дежурных радостными приветствиями, — вспоминает Пономарёва. — Часто Юра пел обо всем, что видел: об электродах с разноцветными проводами, о супе-пюре и о плавленом сыре".

Природный оптимизм и добродушный юмор как нельзя лучше поддерживали его настроение. Даже "в заточении" он часто остроумно шутил. Наблюдавшие за ним дежурные не раз слышали, как он, читая какую-нибудь книгу, "по ходу чтения задавал герою или автору книги заковыристые вопросы и тут же, смеясь, сам отвечал на них". Позже на вопрос врача о том, как он себя чувствовав в барокамере, Гагарин ответил: "Ничего… как дома".