Их мало, потому что многие умерли

Ольга Демичева, врач-эндокринолог ГКБ №11, комментирует ситуацию вокруг больницы.

22 января 2015 года приказом №26 Департамента здравоохранения Москвы было объявлено о создании первого в Москве и в России Научно-медицинского центра паллиативной медицины. В состав этого центра войдёт наша 11-ая клиническая больница. Центр совершенно необходим городу и стране. Он не только лечебный, но и обучающий.

Созданию центра предшествовала весьма драматическая история, являющаяся иллюстрацией к тому, как проводится реформа здравоохранения в Москве. Наша больница непосредственно столкнулась с этой реформой впервые в октябре 2013 года, когда было объявлено о том, что больница должна быть объединена с ГКБ №24 и стать её «филиалом №1». Целью этого слияния, как нам объясняли, было образование большого многопрофильного медицинского конгломерата. Тогда Департамент здравоохранения г. Москвы декларировал, что создание больших многопрофильных медицинских комплексов будет благом для города. Мы не питали никаких иллюзий насчет слияния, потому что мы уже знали к чему приводит слияние больниц в Москве.

Первый опыт слияния московских больниц произошел в 2012 году, когда ГКБ №63 сделали филиалом №1 «Первой градской». Филиалом она пробыла лишь пару месяцев, после чего был объявлен концессионный конкурс, по итогам которого ГКБ №63 на 49 лет переходила в собственность частной компении. В этом конкурсе было 3 участника, в частности Европейский медицинский центр. Он и стал победителем, получив в концессию ГКБ №63. Для справки: Леонид Михайлович Печатников до того, как стать руководителем Департамента здравоохранения в 2010 году, на протяжении 7 лет руководил Европейским медицинским центром. Так вот, ГКБ №63 с осени 2012 года стоит, как можно видеть, в запустении. Работ по реорганизации больницы и по превращению её в современное медицинское предприятие, судя по всему, не проводится. Вообще никаких работ не проводится. Она стоит пустая. Надо сказать, что перед тем, как передать её в концессию, там провели замену окон на пластиковые стеклопакеты, заменили двери, вообще провели ремонт и завезли медицинское оборудование. И, видимо, все это на деньги города.

Поэтому мы не ждали ничего хорошего от объединения с другой больницей. Как мы увидели в последствии, с объединенными медучреждениями может происходить все, что угодно.

Но нашу больницу все же сделали филиалом. Что последовало за этим?

Прежде всего резкое падение наших зарплат. Примерно в три раза снизились зарплаты — мы стали получать голую ставку. Для врачей это порядка 20 тыс., для заведующих — чуть больше 30 тыс. рублей в месяц и ни копейки больше, кстати, нам и по сей день так платит администрация ГКБ №24. Стимулирующих, так называемых, нам не выплачивают, не дают совмещать, не разрешают поддежуривать. Многие сотрудники, не выдержав такого режима оплаты труда просто уволились. Потому что на эти средства не возможно ни кредиты платить, ни семьи содержать. А те, кто не уволился сам, начали получать уведомления об увольнении. Первая серия уведомлений об увольнении была выдана в сентябре 2014 года. Я была в числе тех, кто получил эти первые уведомления. Никаких приемлемых для нас должностей, соответствующих нашей квалификации, администрация объединенной больницы большинству из нас не предоставила. Так, моему коллеге, кандидату медицинских наук, врачу высшей категории, предложили должность санитара, без альтернативы. И подобные предложения получили многие наши сотрудники. Например, профессора получали предложения стать кастеляншами и тому подобное. А уже в октябре 2014 года мы увидели тот самый план-график. По сути график ликвидации московских больниц, где и наша 11-я больница, филиал ГКБ №24, значилась. И по этому плану она подлежала полному уничтожению, должна была быть снята с баланса Москомимущества, как медицинское учреждение в январе-феврале 2015 года. Вот тогда мы начали активную борьбу за нашу больницу.

Дело в том, что до слияния с ГКБ №24 наша больница была по сути готовой клиникой паллиативной медицины. Для справки: в России паллиативных коек меньше в 15 раз относительно стран старой Европы. В Москве примерно в 7 раз. А чиновники Департамента здравоохранения очень любят ссылаться на опыт Европейских стран.

Катастрофическая нехватка паллиативных коек, невозможность помогать тяжелым больным приводит к трагическим последствиям. Вы знаете о той страшной череде самоубийств, которая прошла (но закончилась ли?) среди онкологических больных 4-й клинической группы, не обезболенных. Вот о последнем случае буквально сегодня я прочитала — профессор Тимирязевской академии покончил с собой. А ведь паллиативные койки как раз и предназначены для того, чтобы облегчать страдания самых тяжелых больных. И не только онкологических. У нас много крайне тяжелых больных с другими хроническими заболеваниями. Мы имеем многолетний опыт работы с такими больными, и еще осенью 2013 года обращались в Департамент здравоохранения не просто с письмом, а с подробным планом развития центра паллиативной медицины на нашей клинической базе. У нас 20 лет назад было создано первое отделение паллиативной помощи в России и базируется учебная база кафедры паллиативной медицины МГМСУ. Все врачи нашей клиники обучены и имеют сертификаты по специальности «паллиативная медицина». Так вот, наше письмо было проигнорировано. И только участие в митингах протеста, обращения в Общественную палату РФ, в Министерство здравоохранения, к Президенту, в Национальную медицинскую палату, многочисленные выступления в СМИ, только все это — огромная волна, которую подняла наша больница для того чтобы сохранить себя как клинику для самых тяжёлых хронических больных, дала наконец положительный результат. Мы станем первым московским и российским научно-практическим центром паллиативной медицины.

Но какой ценой? Больница стоит разграбленная, из нее вывезено диагностическое и лечебное оборудование руководством 24-й больницы, вывезено много дорогостоящих функциональных кроватей; часть наших сотрудников переведена в 24-ю больницу. Разрушен центр рассеянного склероза. Это тяжелейшее неврологическое заболевание, единая картотека и московский центр для этих больных базировались в нашей больнице. Нам предстоит все это восстанавливать из руин. Сколько на это уйдет времени? Сколько средств? Зачем было разрушать то, что ещё полтора года назад могло стать клиникой паллиативной медицины, с гораздо меньшими затратами для города?

Это только одна иллюстрация того как непродуманно проводится реформа здравоохранения в Москве.