«Дело врача Елены Мисюриной — позор для судебной системы»

Я делал небольшое спинальное пункционное вмешательство под местной анестезией. Пациентка много лет страдала хроническим заболеванием крови, была направлена моим коллегой-онкогематологом (весьма известным в Москве), перед операцией прошла полное обследование. После совершенно обычной манипуляции (через 2 часа пациент обычно уходит домой на своих ногах) женщина начала терять кровь из шести маленьких дырочек для игл, которые обычно даже нет необходимости шить. И это кровотечение нельзя было остановить. Разве что со всей силы упершись в спину пациентки горой салфеток. Кровь лила, как из открытого водопроводного крана, не сворачиваясь, и вылилась бы вся (вместе с жизнью пациентки), если бы не целый ряд обстоятельств — удачное утреннее время операции, быстрый приезд перевозки скорой помощи, быстрые и грамотные действия гематологов, массивное переливание плазмы и факторов свертывания плюс просто счастливый случай. Причиной профузного кровотечения стало редчайшее гематологическое осложнение, изредка наступающее при ее основном диагнозе и совпавшее во времени и месте с тем моментом, когда я занес над ней иглу, желая избавить от боли. Это осложнение действительно редкое — не то что я, но даже онкогематолог его в клинической практике не наблюдали.

К счастью, больную удалось спасти. А карта могла бы лечь иначе — пациентка уезжает домой, на фоне кровопотери чувствует слабость, ложится полежать — и больше не просыпается. Вечером родственники обнаруживают труп, лежащий в 2 литрах крови. Рядом с ним — выписка, подписанная мной, и заключение онколога об отсутствии противопоказаний к операции (рутинные анализы свертываемости же в пределах нормы)…

У меня нет возможности разбирать ситуацию с Еленой Мисюриной подробно — материалами дела я, понятно, не располагаю. Но по той информации, что есть, обвинение выглядит, мягко говоря, натянуто…

Но суть не в этом. Даже если предположить, со всеми натяжками, что игла провалилась невесть куда и ранила, допустим, подвздошную вену (хотя я в это, разумеется, не верю ни на минуту) — но даже если так, врач действовала по показаниям, в условиях соответствующей подготовки пациента, с согласия пациента, в интересах пациента, обладая соответствующей квалификацией и опытом. Могло у нее быть осложнение? Могло. Я видел случай ранения почки при люмбальной пункции у ребенка, случай проваливания инструмента при ЛОР-операции в полость черепа с повреждением мозга, знаю случай повреждения кишки при микродискэктомии и много чего еще. Имеет ли право врач на ошибку? Да, имеет. Имеет ли врач право на добросовестное заблуждение, повлекшее легкий вред здоровью, тяжкий вред здоровью, смерть пациента? Да, имеет, врач может по ошибке убить пациента; это трагично, но совершенно нормально. Должен ли врач отвечать за ошибку? Да, должен. Он должен отвечать перед своей совестью, опытом, коллегами, пациентом, родными, господом богом, если он в него верит. Но отвечать реальным тюремным сроком за якобы совершенное по неосторожности преступление он не должен. Врачебная ошибка или добросовестное заблуждение — это не преступление.

И уж тем более в ситуации Мисюриной, где никакой ошибки, судя по всему, не было. Было трагическое осложнение, как и в моем личном случае, приведенном выше. А еще была непонятная полостная операция, непонятная тактика ведения после нее и непонятное вскрытие непонятным патологоанатомом. А так-то все ясно, да.

Понятно, откуда растут ноги в этом конкретном деле — растут они из популистских заявлений г-на Бастрыкина про необходимость более жестко контролировать «преступления, связанные с врачебными ошибками». В нашем государстве зависимой судебной системе необязательно давать прямые указания: достаточно влиятельному человеку подмигнуть одним глазом, мол, ребята, пора уже показательно кого-нибудь закрыть. Понятен и результат этого дела: врачи, и без того демотивированные зарплатой, проверками и вопиющим несовершенством системы, просто перестанут брать на себя ответственность за любые мало-мальски рискованные клинические ситуации и займутся «спихотерапией». И их можно понять: никому не хочется сидеть в тюрьме. Теперь любой хирург, который хочет пойти на опасную операцию для блага пациента, три раза вспомнит этот случай и лучше отправит больного куда подальше под благовидным предлогом.

Я бы назвал это решение позором для отечественной судебной системы. Однако это излишне: судебная система сама по себе является позором.

Автор: нейрохирург Алексей Кащеев

Я делал небольшое спинальное пункционное вмешательство под местной анестезией. Пациентка много лет страдала хроническим заболеванием крови, была направлена моим коллегой-онкогематологом (весьма известным в Москве), перед операцией прошла полное обследование. После совершенно обычной манипуляции (через 2 часа пациент обычно уходит домой на своих ногах) женщина начала терять кровь из шести маленьких дырочек для игл, которые обычно даже нет необходимости шить. И это кровотечение нельзя было остановить. Разве что со всей силы упершись в спину пациентки горой салфеток. Кровь лила, как из открытого водопроводного крана, не сворачиваясь, и вылилась бы вся (вместе с жизнью пациентки), если бы не целый ряд обстоятельств — удачное утреннее время операции, быстрый приезд перевозки скорой помощи, быстрые и грамотные действия гематологов, массивное переливание плазмы и факторов свертывания плюс просто счастливый случай. Причиной профузного кровотечения стало редчайшее гематологическое осложнение, изредка наступающее при ее основном диагнозе и совпавшее во времени и месте с тем моментом, когда я занес над ней иглу, желая избавить от боли. Это осложнение действительно редкое — не то что я, но даже онкогематолог его в клинической практике не наблюдали.

К счастью, больную удалось спасти. А карта могла бы лечь иначе — пациентка уезжает домой, на фоне кровопотери чувствует слабость, ложится полежать — и больше не просыпается. Вечером родственники обнаруживают труп, лежащий в 2 литрах крови. Рядом с ним — выписка, подписанная мной, и заключение онколога об отсутствии противопоказаний к операции (рутинные анализы свертываемости же в пределах нормы)…

У меня нет возможности разбирать ситуацию с Еленой Мисюриной подробно — материалами дела я, понятно, не располагаю. Но по той информации, что есть, обвинение выглядит, мягко говоря, натянуто…

Но суть не в этом. Даже если предположить, со всеми натяжками, что игла провалилась невесть куда и ранила, допустим, подвздошную вену (хотя я в это, разумеется, не верю ни на минуту) — но даже если так, врач действовала по показаниям, в условиях соответствующей подготовки пациента, с согласия пациента, в интересах пациента, обладая соответствующей квалификацией и опытом. Могло у нее быть осложнение? Могло. Я видел случай ранения почки при люмбальной пункции у ребенка, случай проваливания инструмента при ЛОР-операции в полость черепа с повреждением мозга, знаю случай повреждения кишки при микродискэктомии и много чего еще. Имеет ли право врач на ошибку? Да, имеет. Имеет ли врач право на добросовестное заблуждение, повлекшее легкий вред здоровью, тяжкий вред здоровью, смерть пациента? Да, имеет, врач может по ошибке убить пациента; это трагично, но совершенно нормально. Должен ли врач отвечать за ошибку? Да, должен. Он должен отвечать перед своей совестью, опытом, коллегами, пациентом, родными, господом богом, если он в него верит. Но отвечать реальным тюремным сроком за якобы совершенное по неосторожности преступление он не должен. Врачебная ошибка или добросовестное заблуждение — это не преступление.

И уж тем более в ситуации Мисюриной, где никакой ошибки, судя по всему, не было. Было трагическое осложнение, как и в моем личном случае, приведенном выше. А еще была непонятная полостная операция, непонятная тактика ведения после нее и непонятное вскрытие непонятным патологоанатомом. А так-то все ясно, да.

Понятно, откуда растут ноги в этом конкретном деле — растут они из популистских заявлений г-на Бастрыкина про необходимость более жестко контролировать «преступления, связанные с врачебными ошибками». В нашем государстве зависимой судебной системе необязательно давать прямые указания: достаточно влиятельному человеку подмигнуть одним глазом, мол, ребята, пора уже показательно кого-нибудь закрыть. Понятен и результат этого дела: врачи, и без того демотивированные зарплатой, проверками и вопиющим несовершенством системы, просто перестанут брать на себя ответственность за любые мало-мальски рискованные клинические ситуации и займутся «спихотерапией». И их можно понять: никому не хочется сидеть в тюрьме. Теперь любой хирург, который хочет пойти на опасную операцию для блага пациента, три раза вспомнит этот случай и лучше отправит больного куда подальше под благовидным предлогом.

Я бы назвал это решение позором для отечественной судебной системы. Однако это излишне: судебная система сама по себе является позором.

Автор: нейрохирург Алексей Кащеев