Дело Косенко как лакмусовая бумажка российской психиатрии
В конце декабря прошлого года был помилован бывший нефтяной магнат и критик Кремля Михаил Ходорковский, который провёл за решёткой десять лет. Вскоре после него вышли на свободу две участницы группы Pussy Riot, которых посадили за политическую акцию в церкви. Отпустили и 30 членов экипажа Greenpeace-судна, которых так и не успели засудить за борьбу с бурением в Арктике. Все эти люди так или иначе выступали против российских властей, но необходимость сохранить лицо перед Олимпиадой в Сочи заставила Кремль сменить гнев на милость.
Один из тех, кого так и не выпустили, — 38-летний Михаил Косенко.
С лета прошлого года этот человек находится в Государственном научном центре социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского, который в советские времена был символом репрессивной психиатрии. Г-на Косенко обвиняют в нападении на полицейского в ходе антиправительственной акции «Марш миллионов» на Болотной площади в Москве. У него и прежде диагностировались психические заболевания, он добровольно проходил амбулаторное лечение, вёл самостоятельный образ жизни; семья и друзья утверждают, что он не представляет угрозы для общества. На судебных заседаниях «потерпевший» не опознал его, не предъявлено никаких доказательств его причастности к актам насилия на Болотной площади, кроме заявления о том, что кто-то «видел», как г-н Косенко ударил полицейского.
Специалист по советской и постсоветской действительности Роберт ван Ворен, работавший в университетах Грузии и Литвы и занимающий пост исполнительного директора международного фонда Global Initiative on Psychiatry, считает, что дело Косенко является показателем того, насколько далёкий путь прошла российская психиатрия с тех тёмных дней, когда людей лишали свободы за политические взгляды. «Это лакмусовая бумажка, — говорит специалист. — Это вопрос жизнеспособности страны и того, как она защищает своих граждан».
После смерти Сталина трудовые лагеря были закрыты, но репрессии против диссидентов не прекратились. Они лишь изменили обличье: теперь инакомыслящих объявляли сумасшедшими и помещали в психиатрические учреждения. Точно не известно, сколько человек прошли через этот ад с 1960 по 1991 год; исследователи говорят по крайней мере о нескольких тысячах диссидентов, которым ставили диагноз «вялотекущая шизофрения» и отправляли на принудительное лечение, продолжавшееся порой годами. Далеко не все выходили из больниц живыми.
В докладе «Психиатрия как репрессивный инструмент на постсоветском пространстве», подготовленном для Европарламента, г-н ван Ворен выражает опасение, что оставленные вроде бы привычки возвращаются. Он приводит ряд случаев, имевших место за последнее десятилетие, когда люди, критиковавшие чиновников, бизнесменов, церковь, арестовывались и отправлялись на психиатрическую экспертизу. По его мнению, перед нами обыкновенная тактика запугивания, говорящая о том, что российская психиатрия по-прежнему не чурается подобных безобразий. Г-н ван Ворен подчёркивает, что эта практика ещё не вошла в систему, но тучи сгущаются, и ситуация такова, что никто из представителей сей благородной профессии, скорее всего, не встанет и не скажет «нет». В России, по его словам, нет профессиональной организации, способной остановить коллег, готовых сотрудничать с властью в этом страшном деле.
Разумеется, советские времена ушли в прошлое. В 1992 году был принят закон «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при её оказании», который требует конфиденциальности и информированного согласия, а также запрещает принудительное лечение (за некоторыми исключениями). Недобровольная госпитализация возможна лишь по решению суда, причём пациенты и их семьи имеют право жаловаться в суд на действия психиатров. Евгений Снедков, председатель комиссии по вопросам профессиональной этики Российского общества психиатров, говорит, что врач, замешанный в противоправном лишении свободы и принудительном лечении, рискует оказаться на скамье подсудимых и лишиться лицензии на срок до пяти лет. В соответствии с законом в 1996 и 2002 годах были внесены изменения в Уголовный кодекс, направленные на обеспечение судебного надзора над обращением с пациентами и принудительным лечением и пр.
В 1994 году Российское общество психиатров приняло Кодекс профессиональной этики психиатра. В нём говорится, что он основан на гуманистических традициях российской психиатрии, а также на фундаментальных принципах прав и свобод человека. Документ разработан в соответствии с этическими нормами, признанными международным профессиональным сообществом.
Кодекс запрещает причинение вреда, в том числе под давлением со стороны. Если экспертиза, назначенная судом, не выявила причин, по которым человека следует держать взаперти, психиатр обязан немедленно оповестить об этом суд. Для рассмотрения жалоб о ненадлежащем исполнении врачами своих обязанностей создана вышеназванная комиссия.
Без сомнения, это большой шаг вперёд по сравнению с советскими временами, однако есть сведения, что действительность несколько отличается от красивых деклараций.
По словам Василия Власова, профессора медицины в Высшей школе экономики и президента Общества специалистов доказательной медицины, люди больше не выходят на улицы с красными флагами массовым порядком, но с тех пор мало что изменилось. Упомянутый кодекс играет, к сожалению, столь же формальную роль, что и клятва Гиппократа в советские времена.
Увы, работа и врача, и судьи плохо оплачивается, поэтому и тот и другой с удовольствием берут взятки. Например, некий Игорь Боев полгода назад оставил психиатрию, которой отдал 15 лет, ради более прибыльного дела. Хотя за свою карьеру он ни разу не сталкивался с задержанием людей по политическим причинам, ему неоднократно приходилось иметь дело со злоумышленниками, предлагавшими деньги за то, чтобы объявить того или иного человека (например, родственника) невменяемым и отобрать у него, скажем, квартиру. Г-ну Боеву оставалось только объяснять, что для принудительной психиатрической экспертизы требуется решение суда.
Г-н ван Ворен следующим образом резюмирует ситуацию: «Есть кодекс, но нет независимой судебной системы. Закон отличный, но он не избавляет от злоупотреблений».
Медицинский психолог Любовь Виноградова, исполнительный директор Независимой психиатрической ассоциации, согласна с такой оценкой. По её мнению, закон, принятый в 1992 году, действительно хорош, но на практике права пациентов защищаются всё хуже и хуже, поскольку независимые специалисты больше не привлекаются к судебным процессам. «Нас лишили права голоса в суде, — отмечает специалист. — Нам говорят, что нет оснований сомневаться в государственных экспертах. Несколько лет назад ситуация была иной. Мы выступали в суде и принимали участие в экспертизах, но теперь всё изменилось. Почему? Потому что изменилась политическая ситуация. С 2000 года, когда Путин пришёл к власти, наше присутствие в суде ограничивалось шаг за шагом».
Г-жа Виноградова тоже считает, что случай с г-ном Косенко прекрасно отражает состояние умов государственных экспертов: они делают то, чего от них ждут. Г-н Косенко наблюдался только один раз и всего лишь в течение часа — этого явно недостаточно, чтобы прийти к обоснованному заключению. По словам г-жи Виноградовой, это доказывает, что государственные эксперты просто выполняли указания, спущенные сверху.
По-видимому, эти люди просто опасаются за свою карьеру. Они уже не столько врачи, сколько обыкновенные чиновники. Г-н Власов подчёркивает, что многие из них ещё живут по заветам советского прошлого: боятся, что в случае неповиновения придут за ними, изнасилуют и убьют.
Г-н Снедков прекрасно осведомлён о проблемах, возникающих в связи с тем, что государство по-прежнему контролирует сертификацию и лицензирование медицинской деятельности. По этой причине врач, открыто заявляющий о своём несогласии с курсом правительства, может лишиться карьеры. «Психиатрам и другим врачам очень сложно защитить интересы пациентов и свою профессиональную независимость, если при этом они вынуждены критиковать больших начальников и государственные органы, — подчёркивает г-н Снедков. — Вместо конструктивного обсуждения действует правило «Я начальник, ты дурак»».
По словам г-на Снедкова, Российское общество психиатров в сотрудничестве с другими медицинскими ассоциациями пытается создать новую систему, в которой жалобы на нарушение профессиональной этики будут рассматриваться профессиональным сообществом, а не чиновниками из Министерства здравоохранения. Сейчас, говорит г-н Снедков, его коллеги могут лишь публиковать списки врачей, нарушивших профессиональную этику, в надежде на то, что те устыдятся.
Многие эксперты считают, что проблема намного серьёзнее, она не исчерпывается стремлением власти оказать давление на общество. По словам г-на ван Ворена, дело ещё и в отношении общества к людям с психическими отклонениями: никто не хочет находиться рядом с ними, их предпочитают видеть запертыми где-то за городом.
Это проблема не только России, но и всего постсоветского пространства. Например, г-н ван Ворен пытается донести до литовских судей и прокуроров мысль о том, что некоторые люди с нарушениями психики являются скорее жертвами, чем преступниками. Поэтому (помимо прочего) душевнобольных надо содержать в человеческих условиях, а не наказывать. Но культура страха ещё очень сильна, и в ближайшее время ситуация едва ли изменится кардинальным образом.
Что касается России, то специалисты сетуют на отсутствие единства внутри профессионального сообщества: пока врачи не осознают необходимость поддерживать друг друга в служении благородному делу, надеяться не на что.
Подготовлено по материалам The Lancet. Фото на заставке — ИТАР-ТАСС / Михаил Почуев.
