“Чтоб Вы сдохли, доктор!”: врач – об истории одного осмотра

Многословна, души не чает в сыне, все время перебивает, дополняет, уточняет. Отмечает, что ребенок стал агрессивным, драчливым, часто ссорится с однокурсниками. В общем, рутинный визит, опрос, осмотр, назначения. Удивляет лишь некая «мясистость» пациента, столь необычная для вундеркинда, поэта и музыканта.

Плечи, грудь, шея. Не складки жира, но и не мышцы, как у качков, а именно плоть, по-другому не скажешь. Спрашиваю, не занимается ли сын штангой или гирями, в ответ – удивленный взгляд: «Нет, доктор, что Вы, как Вы могли подумать?». Прошу показать живот – в ответ настороженное мамино удивление. Живот чистый. Усаживаю пациента, рефлексы в норме. Подручными инструментами (молоточек, ладошка парня, мое ухо) проверяю поля зрения. Оппа! Туннель! Я бы даже сказал туннелище.

Становится понятна драчливость и склочность пациента – на переменах первокурсники мало отличаются от школьников – так же носятся и толкаются, а парень практически лишен периферийного зрения. Клиника частная, поэтому в анализах не стеснен. Назначаю помимо прочего АКТГ, ТТГ, пролактин, кортизол, глюкозу, МРТ с акцентом на турецкое седло, консультацию офтальмолога и эндокринолога. На словах обрисовываю ситуацию, объясняю, на что обратить внимание специалистов. В ответ настороженно-испуганный взгляд мамы и: «Ну, я не знааааююю … а Вы уверены?». Объясняю, что ни в чем не уверен, но подозреваю, именно поэтому и посылаю парня к профильным докторам.

Мама вернулась через пару дней, торжествующе хлопнув об стол папкой с анализами и заключениями специалистов.

АКТГ, кортизол и глюкоза умеренно повышены, поля зрения значительно сужены, как и предполагалось. От эндокринолога ничего не принесла, но на словах (?!) тот передал, что такие вещи бывают у подростков, все перерастется, пусть доктор выпьет валерианочки и не лезет, на что не учился. Последнее, конечно, сказано не было, но буквально витало в воздухе. МРТ не сделали, «потому что дорого, и эндокринолог сказал, что не нужно». Трудно описать радость мамы, с которой она мне все это передавала. Типа «Съели, доктор?! Вот как работают настоящие врачи! Учитесь, параноик!»

Сделав вдох-выдох по системе йогов, спрашиваю, что было сначала – офтальмолог или эндокринолог?

«Глазник был после, а какая разница, доктор?!». Махнув рукой, выглядываю в коридор. Там сидит папа пациента. Затаскиваю его в кабинет и не особо выбирая выражения, объясняю, что это не нормально, когда у подростка такие симптомы и это не перерастается. Напугав более адекватного папашу, открываю интернет.

Вместе ищем профильный центр в Москве, заставляю записать сына на консультацию. Прощаются. Мама смотрит на меня затравленно-враждебно, но молчит. Папа подавлен, но мычит что-то типа благодарности.

Она позвонила через пару недель.

«У нас операция. Как все было хорошо, пока мы не пришли к Вам. Надеюсь, Вы довольны собой! Чтоб Вы сдохли, доктор!»

Автор: Борис Лободов, психиатр-нарколог, г. Москва, “Доктор на работе”.

Многословна, души не чает в сыне, все время перебивает, дополняет, уточняет. Отмечает, что ребенок стал агрессивным, драчливым, часто ссорится с однокурсниками. В общем, рутинный визит, опрос, осмотр, назначения. Удивляет лишь некая «мясистость» пациента, столь необычная для вундеркинда, поэта и музыканта.

Плечи, грудь, шея. Не складки жира, но и не мышцы, как у качков, а именно плоть, по-другому не скажешь. Спрашиваю, не занимается ли сын штангой или гирями, в ответ – удивленный взгляд: «Нет, доктор, что Вы, как Вы могли подумать?». Прошу показать живот – в ответ настороженное мамино удивление. Живот чистый. Усаживаю пациента, рефлексы в норме. Подручными инструментами (молоточек, ладошка парня, мое ухо) проверяю поля зрения. Оппа! Туннель! Я бы даже сказал туннелище.

Становится понятна драчливость и склочность пациента – на переменах первокурсники мало отличаются от школьников – так же носятся и толкаются, а парень практически лишен периферийного зрения. Клиника частная, поэтому в анализах не стеснен. Назначаю помимо прочего АКТГ, ТТГ, пролактин, кортизол, глюкозу, МРТ с акцентом на турецкое седло, консультацию офтальмолога и эндокринолога. На словах обрисовываю ситуацию, объясняю, на что обратить внимание специалистов. В ответ настороженно-испуганный взгляд мамы и: «Ну, я не знааааююю … а Вы уверены?». Объясняю, что ни в чем не уверен, но подозреваю, именно поэтому и посылаю парня к профильным докторам.

Мама вернулась через пару дней, торжествующе хлопнув об стол папкой с анализами и заключениями специалистов.

АКТГ, кортизол и глюкоза умеренно повышены, поля зрения значительно сужены, как и предполагалось. От эндокринолога ничего не принесла, но на словах (?!) тот передал, что такие вещи бывают у подростков, все перерастется, пусть доктор выпьет валерианочки и не лезет, на что не учился. Последнее, конечно, сказано не было, но буквально витало в воздухе. МРТ не сделали, «потому что дорого, и эндокринолог сказал, что не нужно». Трудно описать радость мамы, с которой она мне все это передавала. Типа «Съели, доктор?! Вот как работают настоящие врачи! Учитесь, параноик!»

Сделав вдох-выдох по системе йогов, спрашиваю, что было сначала – офтальмолог или эндокринолог?

«Глазник был после, а какая разница, доктор?!». Махнув рукой, выглядываю в коридор. Там сидит папа пациента. Затаскиваю его в кабинет и не особо выбирая выражения, объясняю, что это не нормально, когда у подростка такие симптомы и это не перерастается. Напугав более адекватного папашу, открываю интернет.

Вместе ищем профильный центр в Москве, заставляю записать сына на консультацию. Прощаются. Мама смотрит на меня затравленно-враждебно, но молчит. Папа подавлен, но мычит что-то типа благодарности.

Она позвонила через пару недель.

«У нас операция. Как все было хорошо, пока мы не пришли к Вам. Надеюсь, Вы довольны собой! Чтоб Вы сдохли, доктор!»

Автор: Борис Лободов, психиатр-нарколог, г. Москва, “Доктор на работе”.