Адепты ЗОЖа, убивающие собственных детей

Я всегда хотела быть детским врачом. Поступая на педиатрию, я уверенно говорила, что хочу работать исключительно с милыми, розовыми, чистыми карапузами, в то время как глухие бабушки и дурно пахнущие алкаши ничего, кроме отвращения, не вызывают. Учиться мне было легко и интересно, и я ни секунды не сомневалась в правильности выбранного пути. До тех пор, пока не пришла работать врачом. Первым неприятным открытием для меня стало то, что, несмотря на то, что лечить мне действительно нужно было детей, работать приходилось все же с их родителями. Вторым — что абсолютное их большинство глупы, неграмотны, и, увы, очень упорны в своей глупости и неграмотности.

Бороться с этим я пыталась около четырех лет, после чего, перекрестившись, сбежала во взрослую практику. И дело вовсе не в конфликтности матерей и грубости отцов — с этим как раз справляться получалось. Невыносимо было видеть, как жизнь и здоровье человека, в силу возраста неспособного за себя отвечать, рушились потому лишь, что существу, его породившему, виднее, как для него лучше.

Последствия сыроедения, веганства и прочих радикальных пищевых пристрастий настигают меня и в теперешней ситуации, однако тут мы имеем дело с осознанным выбором взрослого человека. Взрослый человек решает себя угробить с помощью сигарет, алкоголя, наркотиков или отказа от нормального сбалансированного питания — ради бога. Это его личный выбор, касающийся исключительно его здоровья. Но когда этот взрослый человек принимает решение убить другого, с пеной у рта доказывая, что ему, другому, это во благо — это невыносимо. Если вспомнить, что убийцей становится мать, а жертвой — ее ребенок, то этот сюжет и вовсе приобретает все признаки триллера.

Многие группы в социальных сетях высмеивают веганов и сыроедов. Но когда с ними и их детьми мы встречаемся в больницах, в которые они часто поступают, минуя приемное отделение, сразу на каталке в реанимацию — становится не смешно.

С точки зрения закона же, что характерно,  подобные трагедии преступлением не являются. Максимум, что получает прогрессивная мать, и то лишь в случае, когда ее чадо не удается спасти — это условный срок.

Вдумайтесь. Условный срок за убийство матерью собственного ребенка. Той самой матерью, для которой аборт — страшное преступление. Той самой, у которой после свершившегося непоправимого события еще хватает сил пытаться обвинить во всем врачей.

А врачей проверяют. Пусть даже детская карточка (если таковая имеется — прогрессивные мамы-веганы не очень-то склонны обращаться к врачам) пестрит тревожными записями о том, что ребенок гипотрофичен, обезвожен, почти не набирает вес и отстает в физическом и нервно-психическом развитии, что беседа с матерью о правильном уходе и питании проведена. Смерть ребенка на участке — большое событие, и пожурить за это педиатра — святое дело. Почему не уследил, почему не разъяснил, почему не предотвратил… А как, если объясняться приходится с женщиной, которая все знает лучше любого врача и ничьих указаний и даже угроз не слышит?

Социальные службы с такими семьями тоже не справляются: чисто внешне ведь все благополучно. Непьющие, некурящие, тихие, опрятные — казалось бы, праздник, а не семья. А что ребенок бледный и весит вдвое меньше положенного — так это пусть врачи разбираются.

Веганские и сыроедческие семьи, как показывает практика, не в меньшей степени социально неблагополучны и опасны для детей, чем семьи алкоголиков и наркоманов. И если бы к ним принимались те же меры воздействия, ну или хотя бы смерть ребенка от ненадлежащего ухода каралась чем-то более существенным, чем условный срок, ситуация бы сдвинулась с мертвой точки и многих трагедий удалось бы избежать.

Я всегда хотела быть детским врачом. Поступая на педиатрию, я уверенно говорила, что хочу работать исключительно с милыми, розовыми, чистыми карапузами, в то время как глухие бабушки и дурно пахнущие алкаши ничего, кроме отвращения, не вызывают. Учиться мне было легко и интересно, и я ни секунды не сомневалась в правильности выбранного пути. До тех пор, пока не пришла работать врачом. Первым неприятным открытием для меня стало то, что, несмотря на то, что лечить мне действительно нужно было детей, работать приходилось все же с их родителями. Вторым — что абсолютное их большинство глупы, неграмотны, и, увы, очень упорны в своей глупости и неграмотности.

Бороться с этим я пыталась около четырех лет, после чего, перекрестившись, сбежала во взрослую практику. И дело вовсе не в конфликтности матерей и грубости отцов — с этим как раз справляться получалось. Невыносимо было видеть, как жизнь и здоровье человека, в силу возраста неспособного за себя отвечать, рушились потому лишь, что существу, его породившему, виднее, как для него лучше.

Последствия сыроедения, веганства и прочих радикальных пищевых пристрастий настигают меня и в теперешней ситуации, однако тут мы имеем дело с осознанным выбором взрослого человека. Взрослый человек решает себя угробить с помощью сигарет, алкоголя, наркотиков или отказа от нормального сбалансированного питания — ради бога. Это его личный выбор, касающийся исключительно его здоровья. Но когда этот взрослый человек принимает решение убить другого, с пеной у рта доказывая, что ему, другому, это во благо — это невыносимо. Если вспомнить, что убийцей становится мать, а жертвой — ее ребенок, то этот сюжет и вовсе приобретает все признаки триллера.

Многие группы в социальных сетях высмеивают веганов и сыроедов. Но когда с ними и их детьми мы встречаемся в больницах, в которые они часто поступают, минуя приемное отделение, сразу на каталке в реанимацию — становится не смешно.

С точки зрения закона же, что характерно,  подобные трагедии преступлением не являются. Максимум, что получает прогрессивная мать, и то лишь в случае, когда ее чадо не удается спасти — это условный срок.

Вдумайтесь. Условный срок за убийство матерью собственного ребенка. Той самой матерью, для которой аборт — страшное преступление. Той самой, у которой после свершившегося непоправимого события еще хватает сил пытаться обвинить во всем врачей.

А врачей проверяют. Пусть даже детская карточка (если таковая имеется — прогрессивные мамы-веганы не очень-то склонны обращаться к врачам) пестрит тревожными записями о том, что ребенок гипотрофичен, обезвожен, почти не набирает вес и отстает в физическом и нервно-психическом развитии, что беседа с матерью о правильном уходе и питании проведена. Смерть ребенка на участке — большое событие, и пожурить за это педиатра — святое дело. Почему не уследил, почему не разъяснил, почему не предотвратил… А как, если объясняться приходится с женщиной, которая все знает лучше любого врача и ничьих указаний и даже угроз не слышит?

Социальные службы с такими семьями тоже не справляются: чисто внешне ведь все благополучно. Непьющие, некурящие, тихие, опрятные — казалось бы, праздник, а не семья. А что ребенок бледный и весит вдвое меньше положенного — так это пусть врачи разбираются.

Веганские и сыроедческие семьи, как показывает практика, не в меньшей степени социально неблагополучны и опасны для детей, чем семьи алкоголиков и наркоманов. И если бы к ним принимались те же меры воздействия, ну или хотя бы смерть ребенка от ненадлежащего ухода каралась чем-то более существенным, чем условный срок, ситуация бы сдвинулась с мертвой точки и многих трагедий удалось бы избежать.