В США увеличилось количество судебных исков, ответчиками в которых выступают банки спермы. Пользователи заявляют, что банки при работе их обманывают, относятся небрежно к образцам спермы, которые обязаны хранить, теряют их и не гнушаются подменой в этом случае.
В стране существует несколько крупных банков спермы, а также множество хранилищ поменьше, расположенных в основном в репродуктивных центрах. Единственное требование к таким организациям — обследование доноров на наличие инфекционных болезней, все остальное зависит от штата, где расположено учреждение. Артур Каплан (Arthur Caplan), профессор биоэтики в Нью-Йоркском университете (New York University), назвал абсурдным тот факт, что ценный материал, за сохранение которого люди готовы платить большие деньги, используется «по правилам XIX века».
Один из исков подала Сара Робертсон (Sarah Robertson), ее муж Аарон (Aaron) умер от редкого генетического заболевания — синдрома Марфана. Этой болезнью, характеризующейся поражением соединительной ткани, страдали Ганс Христиан Андерсен и Никколо Паганини. Аарон Робертсон скончался в возрасте 29 лет, но перед смертью супруги успели передать для заморозки 6 контейнеров его спермы. Спустя 10 лет после смерти мужа Сара Робертсон обратилась в клинику в Лос-Анжелесе, где должен был храниться биоматериал, и узнала, что все 6 сосудов были утеряны. В иске она и ее юрист особо отметили тот факт, что образцы могли быть использованы клиникой для передачи другим клиентам, и если это действительно произошло — эти люди даже не знают о том, что их детям необходимо пройти генетическое тестирование, так как синдром Марфана с 50% вероятностью передается по наследству.
Банки спермы не обязаны проверять информацию, которую донор предоставляет о себе, и близкие к индустрии юристы сообщают, что они этого и не делают. Хранилища устанавливают лимиты на количество детей, рожденных от одного донора, но фактически не имеют доступа к такой информации, если только сами матери им ее не предоставят. Абсолютное большинство банков спермы, за исключением крупнейших, не тестирует доноров на генетические расстройства — может быть, только на самые распространенные. Ранее семьи предпочитали не проливать свет на то, каким образом у них появился ребенок, и это замалчивание играло в пользу банков спермы, однако сейчас услугами хранилищ все чаще и чаще пользуются не гетеросексуальные семьи, где у мужчины диагностировано бесплодие, как раньше. Среди клиентов банков все больше и больше становится лесбийских пар и одиноких женщин, которые гораздо более открыты в обсуждении этого вопроса.
Некоторое время назад разразился скандал по поводу случайно открывшейся личности одного из доноров, который вместо молодого подающего надежды невролога (в качестве которого его выбирали клиентки) оказался шизофреником Крисом Аггелесом (Chris Aggeles), не закончившим даже колледж и имевшим судимость за грабеж. К тому моменту, как это выяснилось, у него было уже 36 детей. Три семьи, воспользовавшиеся его спермой, судятся с банком, предоставившим ложную информацию.
Еще один иск против клиники, с которой судится миссис Робертсон, подал Джастин Холман (Justin Hollman) из Калифорнии, заморозивший 5 пробирок со своей спермой перед тем, как в 20-летнем возрасте пройти химиотерапию в связи с раком яичка. Когда он связался с учреждением и запросил передать его биоматериал лечащему врачу его жены, то обнаружил, что по бумагам он, оказывается, просил уничтожить сперму, а не сохранить ее. Позже с ним связался главный врач клиники и сослался на человеческий фактор. Дженнифер Крамблетт (Jennifer Cramblett) из штата Огайо вместе с мужем выбрала в банке белокожего донора, однако вместо образца 330 она по ошибке получила образец 380 — от афроамериканца. Это произошло в Midwest Sperm Bank.
В самих банках комментарии давать отказываются. Количество исков растет с каждым днем.
Even as she mourned the death of her 29-year-old husband from a rare genetic disorder, Sarah Robertson was comforted by knowing that six vials of his sperm were safely stored at the Reproductive Fertility Center — in Tank B, Canister 5, Cane G, Position 6, Color Blue — waiting until she was ready to have the baby they had both longed for. But 10 years later, when she was ready to use the sperm from her husband, Aaron, she got devastating news. All six vials were missing.
В США увеличилось количество судебных исков, ответчиками в которых выступают банки спермы. Пользователи заявляют, что банки при работе их обманывают, относятся небрежно к образцам спермы, которые обязаны хранить, теряют их и не гнушаются подменой в этом случае.
В стране существует несколько крупных банков спермы, а также множество хранилищ поменьше, расположенных в основном в репродуктивных центрах. Единственное требование к таким организациям — обследование доноров на наличие инфекционных болезней, все остальное зависит от штата, где расположено учреждение. Артур Каплан (Arthur Caplan), профессор биоэтики в Нью-Йоркском университете (New York University), назвал абсурдным тот факт, что ценный материал, за сохранение которого люди готовы платить большие деньги, используется «по правилам XIX века».
Один из исков подала Сара Робертсон (Sarah Robertson), ее муж Аарон (Aaron) умер от редкого генетического заболевания — синдрома Марфана. Этой болезнью, характеризующейся поражением соединительной ткани, страдали Ганс Христиан Андерсен и Никколо Паганини. Аарон Робертсон скончался в возрасте 29 лет, но перед смертью супруги успели передать для заморозки 6 контейнеров его спермы. Спустя 10 лет после смерти мужа Сара Робертсон обратилась в клинику в Лос-Анжелесе, где должен был храниться биоматериал, и узнала, что все 6 сосудов были утеряны. В иске она и ее юрист особо отметили тот факт, что образцы могли быть использованы клиникой для передачи другим клиентам, и если это действительно произошло — эти люди даже не знают о том, что их детям необходимо пройти генетическое тестирование, так как синдром Марфана с 50% вероятностью передается по наследству.
Банки спермы не обязаны проверять информацию, которую донор предоставляет о себе, и близкие к индустрии юристы сообщают, что они этого и не делают. Хранилища устанавливают лимиты на количество детей, рожденных от одного донора, но фактически не имеют доступа к такой информации, если только сами матери им ее не предоставят. Абсолютное большинство банков спермы, за исключением крупнейших, не тестирует доноров на генетические расстройства — может быть, только на самые распространенные. Ранее семьи предпочитали не проливать свет на то, каким образом у них появился ребенок, и это замалчивание играло в пользу банков спермы, однако сейчас услугами хранилищ все чаще и чаще пользуются не гетеросексуальные семьи, где у мужчины диагностировано бесплодие, как раньше. Среди клиентов банков все больше и больше становится лесбийских пар и одиноких женщин, которые гораздо более открыты в обсуждении этого вопроса.
Некоторое время назад разразился скандал по поводу случайно открывшейся личности одного из доноров, который вместо молодого подающего надежды невролога (в качестве которого его выбирали клиентки) оказался шизофреником Крисом Аггелесом (Chris Aggeles), не закончившим даже колледж и имевшим судимость за грабеж. К тому моменту, как это выяснилось, у него было уже 36 детей. Три семьи, воспользовавшиеся его спермой, судятся с банком, предоставившим ложную информацию.
Еще один иск против клиники, с которой судится миссис Робертсон, подал Джастин Холман (Justin Hollman) из Калифорнии, заморозивший 5 пробирок со своей спермой перед тем, как в 20-летнем возрасте пройти химиотерапию в связи с раком яичка. Когда он связался с учреждением и запросил передать его биоматериал лечащему врачу его жены, то обнаружил, что по бумагам он, оказывается, просил уничтожить сперму, а не сохранить ее. Позже с ним связался главный врач клиники и сослался на человеческий фактор. Дженнифер Крамблетт (Jennifer Cramblett) из штата Огайо вместе с мужем выбрала в банке белокожего донора, однако вместо образца 330 она по ошибке получила образец 380 — от афроамериканца. Это произошло в Midwest Sperm Bank.
В самих банках комментарии давать отказываются. Количество исков растет с каждым днем.
Even as she mourned the death of her 29-year-old husband from a rare genetic disorder, Sarah Robertson was comforted by knowing that six vials of his sperm were safely stored at the Reproductive Fertility Center — in Tank B, Canister 5, Cane G, Position 6, Color Blue — waiting until she was ready to have the baby they had both longed for. But 10 years later, when she was ready to use the sperm from her husband, Aaron, she got devastating news. All six vials were missing.
