Если кратко, то СК были предложены новые составы преступлений, связанные с ненадлежащим оказанием именно медицинской помощи, приведшей к причинению тяжкого вреда здоровью человека, его смерти или смерти его плода. Также предложен новый уголовный состав, связанный с сокрытием вышеуказанных фактов.
О конкретике чуть позже, а сперва о настроении профсообщества. Как известно, до сей поры медицинские работники не являлись специальными субъектами уголовной ответственности и привлекались по универсальным составам УК РФ на общих основаниях. Большая часть профсообщества находится в шоке от инициативы превратить врачей в какую-то особую касту преступников, как будто их ошибки более опасны, нежели профессиональные ошибки лиц иных профессий, например пожарных, водителей, учителей, судей. Ведь не только профессиональные ошибки медиков приводят к летальным последствиям.
Многие видят сходство с печально известным «делом врачей» и всерьез говорят о том, что настало время валить из профессии. Данная позиция кажется тем более обоснованной на фоне того, что в этом году в составе СК был создан специальный собственный отдел судебно-медицинских исследований для проведения экспертиз по делам о врачебных ошибках.
И действительно любопытно, а как им удастся совместить принцип независимости экспертов и производственные нужды заказчика? Однако некоторые лица, напротив, высказываются в пользу того, что такая инициатива СК отнюдь не зло, а благо для медиков, так как позволит привлекать их к ответственности по особым составам, предусматривающим менее суровые виды уголовного наказания.
К нам на Факультет медицинского права поступила масса обращений по данному вопросу, особенно после моего интервью журналу «Огонек», вследствие чего сложилось полное ощущение, что многие и не знали об этой инициативе СК. А ведь о ней стало официально известно еще в середине лета этого года.
Поэтому мы решили осветить эту тему подробнее и разобраться, где оно зло, где оно благо. Итак, начнем с самой яркой части законопроекта. Я говорю про выделение института плода. Уточню, что СК была предложена следующая диспозиция статьи 124.1 УК РФ. Часть 1 звучит так — ненадлежащее оказание медицинской помощи (медицинской услуги) вследствие нарушения медицинским работником своих профессиональных обязанностей, если это повлекло по неосторожности гибель плода человека и (или) причинение тяжкого вреда здоровью человека. Также плод человека фигурирует и в статье 124.2 УК РФ и в новой редакции статьи 235 УК РФ, при этом в примечании указано, что под плодом человека понимается внутриутробно развивающийся человеческий организм с 9 недели беременности до рождения.
Откровенно говоря, врачи акушеры-гинекологи совершенно очумели от такой инициативы и предрекают чуть ли не полнейшую стагнацию отрасли в случае принятия данного законопроекта. Что же мы можем сказать по данному поводу? В первую очередь, рассматривая вопрос о плоде в качестве самостоятельного объекта правовой защиты (отдельного от организма матери), следует признать, что введение подобного института в правовую систему РФ требует внесения соответствующих изменений и в Конституцию РФ. Так, часть 2 статьи 17 Конституции РФ гласит, что основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения. Таким образом, Конституция РФ четко определяет, что право на жизнь возникает с момента рождения.
Признавая моральный аспект аргументации сторонников признания за плодом права на жизнь, следует одновременно признать и юридические аспекты, связанные с подобной инициативой. Для этого необходимы изменения в статью 17 либо 20 Конституции РФ (право на жизнь), предусматривающие следующее исключение — возникновение права на жизнь у плода до момента рождения. А в чем проблема изменить Конституцию, спросите Вы, ведь уже известны случаи внесения поправок в главный закон. Все так, да не так, потому как внесение подобных изменений представляется делом не просто сложным, а архисложным, и вот почему.
Обе статьи, которые могли бы предусмотреть право плода на жизнь, входят в состав 2 главы Конституции РФ, а согласно статье 135 той же Конституции они не могут быть пересмотрены Федеральным Собранием. А это означает, что если предложение о пересмотре положения статьи, входящей в главу 2 Конституции Российской Федерации, будет поддержано тремя пятыми голосов от общего числа членов Совета Федерации и депутатов Государственной Думы, то должно быть созвано Конституционное Собрание. До сих пор в истории России не было ни единого случая созыва Конституционного собрания.
Конституционное Собрание либо подтверждает неизменность Конституции Российской Федерации, либо разрабатывает проект новой редакции Конституции Российской Федерации, который принимается самим Собранием или, что более вероятно в данной ситуации, выносится на всенародное голосование. То есть вся эта история с плодом совершенно за рамками реальности, если, конечно, действовать в соответствии с нормами действующего законодательства. Еще раз подчеркиваю, что без внесения изменения в Конституцию РФ предложенные СК изменения в УК РФ невозможны. Они предполагают внесение изменений в главу 16 (преступления против жизни и здоровья) раздела 7 УК РФ (преступления против личности).
Следовательно, признание плода объектом преступного посягательства требует признания за ним прав личности отдельной от организма матери, в частности, права на жизнь. Но стоит пояснить нашим слушателям и читателям, что мы отнюдь не кровожадные формально мыслящие юристы, не понимающие истинного значения гибели плода, особенно на поздних сроках беременности или в родах, когда это фактически гибель полноценного ребенка. Мы все прекрасно понимаем, однако стоит не забывать, что женщина, потерявшая беременность ввиду ненадлежащего оказания медицинской помощи, и сейчас имеет механизм защиты своих прав. Такая ситуация в настоящее время квалифицируется как причинение тяжкого вреда самой женщине, а не как причинение гибели ее плода. А следовательно, гибель плода человека совершенно не требует отдельной квалификации.
Также особое удивление вызывает и то, что декларируемая цель защиты интересов плода нашла свое отражение в составах преступления, направленных исключительно против медработников. В случае признания за плодом права на жизнь, изменения необходимо вносить практически во все статьи главы 16 УК РФ (в частности, статьи 105 УК РФ «Убийство» и т.д.). Иначе непонятно, почему в случае причинения смерти плоду по неосторожности плод выделяется в качестве организма отдельного от организма матери, а в случае умышленного убийства плода он рассматривается в качестве части организма матери. Однако, могу добавить кое-что и в защиту сторонников признания за плодом права на жизнь. Это сложности в квалификации интранатальной гибели плода, то есть смерти ребенка во время родов. Сложность в том, что согласно ФЗ № 323 под рождением понимается отделение плода от организма матери посредством родов. Что законодатель подразумевал под отделением, никто доподлинно не знает — это момент начала родов или когда ребенок уже полностью родился, до или после перерезания пуповины. Поэтому период родов сложен для уголовно-правовой квалификации прав ребенка на охрану здоровья и жизнь. Если ему причинен вред в родах, то это не может квалифицироваться как вред здоровью матери, так как это уже не прерывание беременности. А раз плод не имеет собственных прав на жизнь и на охрану жизни, то некоторые юристы, судмедэксперты и иные правоприменители считают, что вред в данном случае вообще не подлежит какой-либо оценке.
Я лично считаю, что понятие рождения вбирает в себя интранатальный период, и тому есть ряд доказательств, однако это следовало бы закрепить более четко. Но это вопрос к законодателю и к той терминологии, которую мы имеем, и его решение совершенно не требует введения института плода. Также считаю необходимым отметить и еще два дополнительных момента по данной теме.
Дополнительный момент #1 Сторонники признания за плодом самостоятельного права на жизнь нередко ошибочно ссылаются на положения международных правовых актов, в частности на «Конвенцию о правах ребенка», в преамбуле которой указано, что ребенок, ввиду его физической и умственной незрелости, нуждается в специальной охране и заботе, включая надлежащую правовую защиту, как до, так и после рождения.
Нередко звучит и «Конвенция о защите прав человека и основных свобод», гарантирующая право каждого на жизнь. Начну с того, что положение о праве каждого на жизнь нашло идентичное отражение и в Конституции РФ. А что касается заблуждения относительно обладания у плода самостоятельного права на жизнь и на охрану жизни до его рождения с опорой на нормы Европейской конвенции, то уточним, что данное заблуждение было развеяно Европейским судом по правам человека. В Постановлении ЕСПЧ от 2006 года по делу «Эванс против Соединенного Королевства» суд постановил, что вопрос о том, какой момент можно считать началом действия права человека на жизнь, находится в пределах свободы усмотрения каждого государства, где возникает такой вопрос. Именно поэтому в большинстве стран и разрешено искусственное прерывание беременности.
Как итог — Европейская конвенция не защищает жизнь «будущего» ребенка (плода), и вопрос начала действия права человека на жизнь решается на уровне национального законодательства. Именно поэтому нами и были сделаны выводы относительно несоответствия на сегодняшний день законопроекта действующим нормам законодательства.
Дополнительный момент #2 Также вызывает вопрос выбор возраста плода с 9-й недели внутриутробного развития. В частности, непонятно, на основании каких именно документов будут возбуждаться уголовные дела о гибели плода. Ведь свидетельство о перинатальной смерти не выдается в случае внутриутробной смерти плода, наступившей до наступления 28 недели беременности, по более современным источникам это 22 недели, однако в соответствующий Приказ МЗ СР до сих пор не были внесены изменения. В любом случае неясно, каким именно документом будет подтверждаться внутриутробная смерть плода, наступившая в период от 9 до 28 недели беременности.
Далее переходим ко второй части программы. Обсудим и конкретные нормы составов преступлений, предложенные СК. Часть 1 статьи 124.1 УК РФ «Ненадлежащее оказание медицинской помощи (медицинской услуги)» предполагает ненадлежащее оказание медицинской помощи (медицинской услуги), если это повлекло по неосторожности гибель плода человека и (или) причинение тяжкого вреда здоровью человека. Предполагаемое наказание — штраф в размере до 200 000 рублей либо лишение свободы на срок до двух лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью.
Наши комментарии здесь такие: Данный состав полностью охватывается частью 2 статьи 118 УК РФ (причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности, совершенное вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей). Законопроект предусматривает более тяжелое наказание для врачей, чем аналогичное наказание для работников других профессий, предусмотренное частью 2 статьи 118 УК РФ. По законопроекту — до двух лет лишения свободы, в то время как по части 2 статьи 118 УК РФ — до 1 года лишения свободы. Это может рассматриваться как дискриминация врачей по профессиональному признаку. Совершенно идентичную ситуацию мы имеем и с квалифицированными составами статьи 124.1 УК РФ, то есть ее частями 2 и 3, которые предусматривают причинение смерти по неосторожности одному человеку или двум и более лицам. Данные составы также полностью охватываются нормами действующего УК РФ, а именно частью 2 и частью 3 статьи 109 УК РФ соответственно. Законопроект и здесь предусматривает более тяжелое наказание для врачей, чем аналогичное наказание для работников других профессий, предусмотренное в настоящее время статьей 109 УК РФ. Например, там, где было до 3 лет лишения свободы, стало до 5 лет лишения свободы, там, где было до 4 лет лишения свободы, стало до 7 лет.
Стоит понимать, что такое положение дел переведет причинение смерти по неосторожности из категории преступления небольшой тяжести в категорию преступления средней тяжести, а, следовательно, срок давности привлечения к ответственности будет 6 лет, а не 2 года, как это предусмотрено сейчас частью 2 статьи 109 УК РФ. А ведь действительно немалое количество дел рассыпалось из-за столь ограниченного срока, ведь одна СМЭ в среднем длится от полугода до года. Поэтому СК, очевидно, и стремится поправить сие досадное недоразумение. Таким образом, имеющаяся инициатива может рассматриваться как дискриминация врачей по профессиональному признаку, однако повышенная общественная опасность совершения данного преступления медицинскими работниками по сравнению с представителями иных профессий, на мой взгляд, совершенно не обоснована.
Поэтому я полагаю, что люди, заявляющие о том, что инициатива СК чуть ли не благо для медиков, или кривят душой, или просто не в курсе, что никакого смягчения уголовной ответственности врачей нет, напротив, по факту предложение СК по новым врачебным составам преступлений предусматривает ужесточение ответственности медиков. Вот и посудите, о какой привилегии идет речь. Совсем вскользь затрону и предложенную новую статью 124.2 УК РФ, предполагающую сокрытие ненадлежащего оказания медицинской помощи (медицинской услуги). Данная статья предусматривает уголовную ответственность за внесение недостоверных сведений в медицинскую документацию, ее сокрытие, подмену либо уничтожение, а равно совершение аналогичных действий в отношении биологических материалов с целью сокрытия ненадлежащего оказания медицинской помощи другим медицинским работником, деяния которого повлекли причинение тяжкого вреда здоровью, либо гибель плода человека, либо смерть одного или более лиц.
Статья чудовищно любопытная во всех смыслах этого слова, а ее техническое исполнение еще более чудно, нежели предыдущий состав. Во-первых, данный состав преступления не может быть включен в главу 16 (преступления против жизни и здоровья). Он должен быть включен в главу 32 УК РФ (преступления против порядка управления). Во-вторых, согласно части 5 статьи 32 УК РФ лицо, заранее обещавшее скрыть следы преступления, признается соучастником преступления и несет уголовную ответственность наряду с преступником. Вместе с тем, неумышленные преступления (включая ненадлежащее оказание медицинской помощи) не предусматривают института соучастия. Если создатели законопроекта имели в виду исключительно так называемую «профессиональную солидарность», проявление которой возможно и без предварительного сговора — об этом должно было быть прямо указано как о ключевом квалифицирующем признаке состава преступления. В-третьих, сокрытие преступления согласно первой части предложенной статьи предусматривает более тяжкое наказание, чем само преступление, что нонсенс. Вторая же часть, предусматривающая сокрытие преступления должностным лицом, либо лицом, осуществляющим управленческие функции в медицинской организации, охватывается действующим законодательством, а именно частью 1 статьи 286 УК РФ, то есть превышение должностных полномочий. Также проект предусматривает более тяжелое наказание, нежели существующий аналог.
Однако, справедливости ради, отмечу, что диспозиции статей не были четко до сих пор опубликованы в СМИ, равно как и на сайте самого СК. Информация имеется из проверенных источников, однако все-таки может иметь место небольшая неточность с моей стороны. Подводя итоги, в текущем виде законопроекты содержат многочисленные недостатки, которые могут привести к дискриминации медицинских работников.
Введение института прав плода требует изменений в Конституции РФ путем созыва Конституционного собрания и проведения всенародного голосования. Сравнительный анализ зарубежного законодательства говорит о том, что развитые страны отказываются от подобных правовых конструкций. Так, до 2018 года прямое признание права плода на жизнь было закреплено в Ирландии, тем не менее 18 сентября 2018 года данная норма Конституции была отменена. Причиной подобной отмены было то, что признание за плодом права на жизнь трактовалось в качестве основания для запрета абортов. Безусловно, законопроект Следственного комитета РФ не запрещает аборты. Однако признание прав плода субъектом уголовно-правовой защиты неминуемо рано или поздно приведет к запрету абортов со всеми негативными последствиями, включая рост криминальных абортов, производимых в ненадлежащих условиях, а зачастую и людьми без соответствующего медицинского образования, что приведет к росту смертности беременных.
И в самом деле — если жизнь плода защищается от неумышленных действий (ненадлежащее оказание медицинской помощи), то почему она не должна быть защищена от умышленного посягательства на нее (проведение аборта)? Но даже без запрета абортов, предложенная версия законопроекта способна привести к резкому снижению рождаемости. Медицинские работники, работающие в сфере акушерства, просто перестанут идти на рискованные медицинские вмешательства, опасаясь гибели плода и последующей уголовной ответственности. С большой долей вероятности практически полностью исчезнет фетальная (внутриутробная) хирургия. Во всех случаях врачи предпочтут скорее рекомендовать женщине прервать беременность, вместо того, чтобы пойти на риск и помочь сохранить ее и здоровье плода. В пользу такого развития событий говорит и то, что современные методы судебно-медицинской экспертизы не всегда могут точно определить причину внутриутробной смерти.
Но данный законопроект может коснуться не только лишь акушеров и неонатологов, но и врачей иных специальностей. У сотрудников правоохранительных органов появится шанс спекулировать на возможной связи между приемом лекарственного препарата и самопроизвольным прерыванием беременности невыясненной этиологии. Общеизвестно, что наличие беременности в противопоказаниях характерно для очень и очень многих лекарственных препаратов. А это означает, что в зоне риска привлечения к уголовной ответственности окажутся врачи, назначившие (выписавшие) подобный препарат. Следовательно, угроза привлечения к уголовной ответственности за причинение смерти плоду становится существенной и для многих врачебных специальностей — терапевтов, кардиологов, неврологов и т.д.
Учитывая общий обвинительный уклон при проведении расследования «медицинских дел», невозможно сомневаться в том, что все неясности будут толковаться не в пользу медицинских работников. Данный законопроект в общем и целом можно рассматривать даже как своеобразную «артподготовку» к началу массовой кампании по уголовному преследованию медицинских работников и дискредитации профессии врача в лице общественного мнения. Иными словами, предложенный СК законопроект может привести к стагнации отрасли, массовому уходу врачей из профессии, формальному отношению к пациенту и действиям по «стандарту». Также законопроект может очевидно замедлить развитие фармацевтической и медицинской промышленности в РФ.
И напоследок еще чуть-чуть о нашей с Вами реальности Как всегда, у всего имеются свои крайности и полярности. Многим известно, что некоторые личности лоббируют полную декриминализацию классических медицинских составов и ратуют за перенос ответственности с неосторожными формами вины медицинского персонала из Уголовного кодекса РФ в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях. Казалось бы, что может быть лучше, чем просто взять и отменить уголовную ответственность медицинских работников.
Весной этого года известной группой правозащитников во главе с А. В. Саверским был внесен одноименный законопроект. Факультет Медицинского медицинского Праваправа, соглашаясь с насущной необходимостью смягчения уголовной ответственности медицинских работников по целому ряду составов преступлений, был вынужден подробно рассмотреть все нюансы инициативы, выдвинутой А. В. Саверским: не только преимущества, но и потенциальные, а точнее, самые что ни на есть реальные опасности. Опасности — именно для медицинского работника, на защиту которого якобы направлен законопроект А. В. Саверского.
Более чем подробные комментарии к этой инициативе были опубликованы на нашем сайте еще весной этого года. Вы можете ознакомиться с ними, перейдя по данной ссылке. Ну а каковы же Ваши предложения, справедливо спросите Вы нас, раз уж Вас не устраивают предложения всех вокруг. Так вот, на наш взгляд, есть масса гораздо более важных и срочных вопросов регулирования «медицинского» законодательства, чем ужесточение наказаний медикам. Вместо того, чтобы искать новый механизм наказания врача за ненадлежащим образом оказанную медицинскую помощь, необходимо четко определить критерии «надлежащности» и «ненадлежащности» ее оказания.
Во-первых, необходимо когда-нибудь разобраться с одной из самых базовых проблем, я бы сказала, «корнем зла». Это основания для проведения медицинских вмешательств с юридической точки зрения, то есть источники норм. На что опираться врачу в своей работе: на порядки оказания медицинской помощи, стандарты, протоколы лечения, национальные руководства, клинические рекомендации, учебники, монографии? На что опираться в первую очередь, на что во вторую, что из них обязательно, а что рекомендовано, а что делать, если вообще нет соответствующего медицинского источника, кроме сложившейся клинической практики?
К сожалению, данные вопросы почти что не имеют аргументированных ответов и в любой момент могут быть истолкованы с точность до наоборот. Это привело к тому, что почти любая медико-правовая оценка действий (бездействий) медицинских работников не носит бесспорный характер.
Во-вторых, необходимо разобраться с определением причинно-следственной связи, потому что пока не доказана прямая связь между действием врача и смертью или иными тяжкими последствиями, не может быть собран состав преступления. А у нас в стране колоссальное количество дел идут в суд без доказанной причинно-следственной связи, а иногда и без доказанной формы вины.
В-третьих, необходимо дать четкие законодательные дефиниции многим понятиям. В частности, сам процесс рождения ребенка требует кардинального усовершенствования понятийно-терминологической компоненты законодательства. Необходимо ввести ряд понятий, а также привести имеющиеся в соответствие с положениями ВОЗ. Я говорю сейчас про такие термины как «роды», «живорождение», «мертворождение», «момент рождения», «аборт», «признаки живорождения» и другие. И тогда станут невозможными такие позорные явления как резонансное «дело Ругина», в котором невнятность законодательных норм послужила поводом для абсолютно абсурдного обвинения врача в умышленном убийстве. А ведь по сути вопрос стоял о неправильном оформлении документации, в результате чего ребенок, родившийся с пограничными показателями жизнеспособности и проживший незначительное время, был зарегистрирован в качестве мертворожденного.
В здравоохранении мы фактически имеем целый клубок экономических, социальных, правовых и отчасти политических проблем, который требует системных решений. О том, что «узлы» этого клубка распутаны, можно будет сказать только после того, как будут достигнуты прозрачность нормативной базы в области здравоохранения, высокий профессионализм в судебно-экспертной деятельности и четкая письменная позиция высших судов по квалификации судами деяний медработников. Мы, то есть Факультет медицинского права, со своей стороны готовы принять участие в распутывании юридической части данного клубка, однако это все-таки должно быть востребовано.
На сегодняшний день мы вынуждены признать некоторую аморфность и инертность подавляющей части профессионального медицинского сообщества, его более чем вялый настрой. Обсуждения возможной ответственности в СМИ и сети идут, конечно же, постоянно, но что толку обсуждать, надо дело делать. На мой взгляд, такие сплоченность и целенаправленность, как были когда-то по делу Е. Н. Мисюриной, могли бы в достаточной мере спасти ситуацию. Это с большой долей вероятности дало бы возможность:
- Пресечь бурно и стремительно развивающиеся события;
- Предотвратить поистине геометрический рост медицинских дел;
- Установить вменяемые правила игры, в создании которых если кто и принимает участие, то отнюдь не то профсообщество, которого эти правила могут коснуться.
Я совершенно ни к чему не призываю, просто обозначаю, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Ну а инициатива по ужесточению ответственности, на мой взгляд, однозначно вредна по целому ряду своих последствий: уход медиков из профессии, формальное отношение врача к больному, боязнь сделать шаг вправо-влево, взлет пациентских дел, часто необъективных, повышение их «раскрываемости».
Автор: Полина Габай, Генеральный директор «Факультета Медицинского Права» Факультет медицинского права, kormed.ru
Если кратко, то СК были предложены новые составы преступлений, связанные с ненадлежащим оказанием именно медицинской помощи, приведшей к причинению тяжкого вреда здоровью человека, его смерти или смерти его плода. Также предложен новый уголовный состав, связанный с сокрытием вышеуказанных фактов.
О конкретике чуть позже, а сперва о настроении профсообщества. Как известно, до сей поры медицинские работники не являлись специальными субъектами уголовной ответственности и привлекались по универсальным составам УК РФ на общих основаниях. Большая часть профсообщества находится в шоке от инициативы превратить врачей в какую-то особую касту преступников, как будто их ошибки более опасны, нежели профессиональные ошибки лиц иных профессий, например пожарных, водителей, учителей, судей. Ведь не только профессиональные ошибки медиков приводят к летальным последствиям.
Многие видят сходство с печально известным «делом врачей» и всерьез говорят о том, что настало время валить из профессии. Данная позиция кажется тем более обоснованной на фоне того, что в этом году в составе СК был создан специальный собственный отдел судебно-медицинских исследований для проведения экспертиз по делам о врачебных ошибках.
И действительно любопытно, а как им удастся совместить принцип независимости экспертов и производственные нужды заказчика? Однако некоторые лица, напротив, высказываются в пользу того, что такая инициатива СК отнюдь не зло, а благо для медиков, так как позволит привлекать их к ответственности по особым составам, предусматривающим менее суровые виды уголовного наказания.
К нам на Факультет медицинского права поступила масса обращений по данному вопросу, особенно после моего интервью журналу «Огонек», вследствие чего сложилось полное ощущение, что многие и не знали об этой инициативе СК. А ведь о ней стало официально известно еще в середине лета этого года.
Поэтому мы решили осветить эту тему подробнее и разобраться, где оно зло, где оно благо. Итак, начнем с самой яркой части законопроекта. Я говорю про выделение института плода. Уточню, что СК была предложена следующая диспозиция статьи 124.1 УК РФ. Часть 1 звучит так — ненадлежащее оказание медицинской помощи (медицинской услуги) вследствие нарушения медицинским работником своих профессиональных обязанностей, если это повлекло по неосторожности гибель плода человека и (или) причинение тяжкого вреда здоровью человека. Также плод человека фигурирует и в статье 124.2 УК РФ и в новой редакции статьи 235 УК РФ, при этом в примечании указано, что под плодом человека понимается внутриутробно развивающийся человеческий организм с 9 недели беременности до рождения.
Откровенно говоря, врачи акушеры-гинекологи совершенно очумели от такой инициативы и предрекают чуть ли не полнейшую стагнацию отрасли в случае принятия данного законопроекта. Что же мы можем сказать по данному поводу? В первую очередь, рассматривая вопрос о плоде в качестве самостоятельного объекта правовой защиты (отдельного от организма матери), следует признать, что введение подобного института в правовую систему РФ требует внесения соответствующих изменений и в Конституцию РФ. Так, часть 2 статьи 17 Конституции РФ гласит, что основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения. Таким образом, Конституция РФ четко определяет, что право на жизнь возникает с момента рождения.
Признавая моральный аспект аргументации сторонников признания за плодом права на жизнь, следует одновременно признать и юридические аспекты, связанные с подобной инициативой. Для этого необходимы изменения в статью 17 либо 20 Конституции РФ (право на жизнь), предусматривающие следующее исключение — возникновение права на жизнь у плода до момента рождения. А в чем проблема изменить Конституцию, спросите Вы, ведь уже известны случаи внесения поправок в главный закон. Все так, да не так, потому как внесение подобных изменений представляется делом не просто сложным, а архисложным, и вот почему.
Обе статьи, которые могли бы предусмотреть право плода на жизнь, входят в состав 2 главы Конституции РФ, а согласно статье 135 той же Конституции они не могут быть пересмотрены Федеральным Собранием. А это означает, что если предложение о пересмотре положения статьи, входящей в главу 2 Конституции Российской Федерации, будет поддержано тремя пятыми голосов от общего числа членов Совета Федерации и депутатов Государственной Думы, то должно быть созвано Конституционное Собрание. До сих пор в истории России не было ни единого случая созыва Конституционного собрания.
Конституционное Собрание либо подтверждает неизменность Конституции Российской Федерации, либо разрабатывает проект новой редакции Конституции Российской Федерации, который принимается самим Собранием или, что более вероятно в данной ситуации, выносится на всенародное голосование. То есть вся эта история с плодом совершенно за рамками реальности, если, конечно, действовать в соответствии с нормами действующего законодательства. Еще раз подчеркиваю, что без внесения изменения в Конституцию РФ предложенные СК изменения в УК РФ невозможны. Они предполагают внесение изменений в главу 16 (преступления против жизни и здоровья) раздела 7 УК РФ (преступления против личности).
Следовательно, признание плода объектом преступного посягательства требует признания за ним прав личности отдельной от организма матери, в частности, права на жизнь. Но стоит пояснить нашим слушателям и читателям, что мы отнюдь не кровожадные формально мыслящие юристы, не понимающие истинного значения гибели плода, особенно на поздних сроках беременности или в родах, когда это фактически гибель полноценного ребенка. Мы все прекрасно понимаем, однако стоит не забывать, что женщина, потерявшая беременность ввиду ненадлежащего оказания медицинской помощи, и сейчас имеет механизм защиты своих прав. Такая ситуация в настоящее время квалифицируется как причинение тяжкого вреда самой женщине, а не как причинение гибели ее плода. А следовательно, гибель плода человека совершенно не требует отдельной квалификации.
Также особое удивление вызывает и то, что декларируемая цель защиты интересов плода нашла свое отражение в составах преступления, направленных исключительно против медработников. В случае признания за плодом права на жизнь, изменения необходимо вносить практически во все статьи главы 16 УК РФ (в частности, статьи 105 УК РФ «Убийство» и т.д.). Иначе непонятно, почему в случае причинения смерти плоду по неосторожности плод выделяется в качестве организма отдельного от организма матери, а в случае умышленного убийства плода он рассматривается в качестве части организма матери. Однако, могу добавить кое-что и в защиту сторонников признания за плодом права на жизнь. Это сложности в квалификации интранатальной гибели плода, то есть смерти ребенка во время родов. Сложность в том, что согласно ФЗ № 323 под рождением понимается отделение плода от организма матери посредством родов. Что законодатель подразумевал под отделением, никто доподлинно не знает — это момент начала родов или когда ребенок уже полностью родился, до или после перерезания пуповины. Поэтому период родов сложен для уголовно-правовой квалификации прав ребенка на охрану здоровья и жизнь. Если ему причинен вред в родах, то это не может квалифицироваться как вред здоровью матери, так как это уже не прерывание беременности. А раз плод не имеет собственных прав на жизнь и на охрану жизни, то некоторые юристы, судмедэксперты и иные правоприменители считают, что вред в данном случае вообще не подлежит какой-либо оценке.
Я лично считаю, что понятие рождения вбирает в себя интранатальный период, и тому есть ряд доказательств, однако это следовало бы закрепить более четко. Но это вопрос к законодателю и к той терминологии, которую мы имеем, и его решение совершенно не требует введения института плода. Также считаю необходимым отметить и еще два дополнительных момента по данной теме.
Дополнительный момент #1 Сторонники признания за плодом самостоятельного права на жизнь нередко ошибочно ссылаются на положения международных правовых актов, в частности на «Конвенцию о правах ребенка», в преамбуле которой указано, что ребенок, ввиду его физической и умственной незрелости, нуждается в специальной охране и заботе, включая надлежащую правовую защиту, как до, так и после рождения.
Нередко звучит и «Конвенция о защите прав человека и основных свобод», гарантирующая право каждого на жизнь. Начну с того, что положение о праве каждого на жизнь нашло идентичное отражение и в Конституции РФ. А что касается заблуждения относительно обладания у плода самостоятельного права на жизнь и на охрану жизни до его рождения с опорой на нормы Европейской конвенции, то уточним, что данное заблуждение было развеяно Европейским судом по правам человека. В Постановлении ЕСПЧ от 2006 года по делу «Эванс против Соединенного Королевства» суд постановил, что вопрос о том, какой момент можно считать началом действия права человека на жизнь, находится в пределах свободы усмотрения каждого государства, где возникает такой вопрос. Именно поэтому в большинстве стран и разрешено искусственное прерывание беременности.
Как итог — Европейская конвенция не защищает жизнь «будущего» ребенка (плода), и вопрос начала действия права человека на жизнь решается на уровне национального законодательства. Именно поэтому нами и были сделаны выводы относительно несоответствия на сегодняшний день законопроекта действующим нормам законодательства.
Дополнительный момент #2 Также вызывает вопрос выбор возраста плода с 9-й недели внутриутробного развития. В частности, непонятно, на основании каких именно документов будут возбуждаться уголовные дела о гибели плода. Ведь свидетельство о перинатальной смерти не выдается в случае внутриутробной смерти плода, наступившей до наступления 28 недели беременности, по более современным источникам это 22 недели, однако в соответствующий Приказ МЗ СР до сих пор не были внесены изменения. В любом случае неясно, каким именно документом будет подтверждаться внутриутробная смерть плода, наступившая в период от 9 до 28 недели беременности.
Далее переходим ко второй части программы. Обсудим и конкретные нормы составов преступлений, предложенные СК. Часть 1 статьи 124.1 УК РФ «Ненадлежащее оказание медицинской помощи (медицинской услуги)» предполагает ненадлежащее оказание медицинской помощи (медицинской услуги), если это повлекло по неосторожности гибель плода человека и (или) причинение тяжкого вреда здоровью человека. Предполагаемое наказание — штраф в размере до 200 000 рублей либо лишение свободы на срок до двух лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью.
Наши комментарии здесь такие: Данный состав полностью охватывается частью 2 статьи 118 УК РФ (причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности, совершенное вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей). Законопроект предусматривает более тяжелое наказание для врачей, чем аналогичное наказание для работников других профессий, предусмотренное частью 2 статьи 118 УК РФ. По законопроекту — до двух лет лишения свободы, в то время как по части 2 статьи 118 УК РФ — до 1 года лишения свободы. Это может рассматриваться как дискриминация врачей по профессиональному признаку. Совершенно идентичную ситуацию мы имеем и с квалифицированными составами статьи 124.1 УК РФ, то есть ее частями 2 и 3, которые предусматривают причинение смерти по неосторожности одному человеку или двум и более лицам. Данные составы также полностью охватываются нормами действующего УК РФ, а именно частью 2 и частью 3 статьи 109 УК РФ соответственно. Законопроект и здесь предусматривает более тяжелое наказание для врачей, чем аналогичное наказание для работников других профессий, предусмотренное в настоящее время статьей 109 УК РФ. Например, там, где было до 3 лет лишения свободы, стало до 5 лет лишения свободы, там, где было до 4 лет лишения свободы, стало до 7 лет.
Стоит понимать, что такое положение дел переведет причинение смерти по неосторожности из категории преступления небольшой тяжести в категорию преступления средней тяжести, а, следовательно, срок давности привлечения к ответственности будет 6 лет, а не 2 года, как это предусмотрено сейчас частью 2 статьи 109 УК РФ. А ведь действительно немалое количество дел рассыпалось из-за столь ограниченного срока, ведь одна СМЭ в среднем длится от полугода до года. Поэтому СК, очевидно, и стремится поправить сие досадное недоразумение. Таким образом, имеющаяся инициатива может рассматриваться как дискриминация врачей по профессиональному признаку, однако повышенная общественная опасность совершения данного преступления медицинскими работниками по сравнению с представителями иных профессий, на мой взгляд, совершенно не обоснована.
Поэтому я полагаю, что люди, заявляющие о том, что инициатива СК чуть ли не благо для медиков, или кривят душой, или просто не в курсе, что никакого смягчения уголовной ответственности врачей нет, напротив, по факту предложение СК по новым врачебным составам преступлений предусматривает ужесточение ответственности медиков. Вот и посудите, о какой привилегии идет речь. Совсем вскользь затрону и предложенную новую статью 124.2 УК РФ, предполагающую сокрытие ненадлежащего оказания медицинской помощи (медицинской услуги). Данная статья предусматривает уголовную ответственность за внесение недостоверных сведений в медицинскую документацию, ее сокрытие, подмену либо уничтожение, а равно совершение аналогичных действий в отношении биологических материалов с целью сокрытия ненадлежащего оказания медицинской помощи другим медицинским работником, деяния которого повлекли причинение тяжкого вреда здоровью, либо гибель плода человека, либо смерть одного или более лиц.
Статья чудовищно любопытная во всех смыслах этого слова, а ее техническое исполнение еще более чудно, нежели предыдущий состав. Во-первых, данный состав преступления не может быть включен в главу 16 (преступления против жизни и здоровья). Он должен быть включен в главу 32 УК РФ (преступления против порядка управления). Во-вторых, согласно части 5 статьи 32 УК РФ лицо, заранее обещавшее скрыть следы преступления, признается соучастником преступления и несет уголовную ответственность наряду с преступником. Вместе с тем, неумышленные преступления (включая ненадлежащее оказание медицинской помощи) не предусматривают института соучастия. Если создатели законопроекта имели в виду исключительно так называемую «профессиональную солидарность», проявление которой возможно и без предварительного сговора — об этом должно было быть прямо указано как о ключевом квалифицирующем признаке состава преступления. В-третьих, сокрытие преступления согласно первой части предложенной статьи предусматривает более тяжкое наказание, чем само преступление, что нонсенс. Вторая же часть, предусматривающая сокрытие преступления должностным лицом, либо лицом, осуществляющим управленческие функции в медицинской организации, охватывается действующим законодательством, а именно частью 1 статьи 286 УК РФ, то есть превышение должностных полномочий. Также проект предусматривает более тяжелое наказание, нежели существующий аналог.
Однако, справедливости ради, отмечу, что диспозиции статей не были четко до сих пор опубликованы в СМИ, равно как и на сайте самого СК. Информация имеется из проверенных источников, однако все-таки может иметь место небольшая неточность с моей стороны. Подводя итоги, в текущем виде законопроекты содержат многочисленные недостатки, которые могут привести к дискриминации медицинских работников.
Введение института прав плода требует изменений в Конституции РФ путем созыва Конституционного собрания и проведения всенародного голосования. Сравнительный анализ зарубежного законодательства говорит о том, что развитые страны отказываются от подобных правовых конструкций. Так, до 2018 года прямое признание права плода на жизнь было закреплено в Ирландии, тем не менее 18 сентября 2018 года данная норма Конституции была отменена. Причиной подобной отмены было то, что признание за плодом права на жизнь трактовалось в качестве основания для запрета абортов. Безусловно, законопроект Следственного комитета РФ не запрещает аборты. Однако признание прав плода субъектом уголовно-правовой защиты неминуемо рано или поздно приведет к запрету абортов со всеми негативными последствиями, включая рост криминальных абортов, производимых в ненадлежащих условиях, а зачастую и людьми без соответствующего медицинского образования, что приведет к росту смертности беременных.
И в самом деле — если жизнь плода защищается от неумышленных действий (ненадлежащее оказание медицинской помощи), то почему она не должна быть защищена от умышленного посягательства на нее (проведение аборта)? Но даже без запрета абортов, предложенная версия законопроекта способна привести к резкому снижению рождаемости. Медицинские работники, работающие в сфере акушерства, просто перестанут идти на рискованные медицинские вмешательства, опасаясь гибели плода и последующей уголовной ответственности. С большой долей вероятности практически полностью исчезнет фетальная (внутриутробная) хирургия. Во всех случаях врачи предпочтут скорее рекомендовать женщине прервать беременность, вместо того, чтобы пойти на риск и помочь сохранить ее и здоровье плода. В пользу такого развития событий говорит и то, что современные методы судебно-медицинской экспертизы не всегда могут точно определить причину внутриутробной смерти.
Но данный законопроект может коснуться не только лишь акушеров и неонатологов, но и врачей иных специальностей. У сотрудников правоохранительных органов появится шанс спекулировать на возможной связи между приемом лекарственного препарата и самопроизвольным прерыванием беременности невыясненной этиологии. Общеизвестно, что наличие беременности в противопоказаниях характерно для очень и очень многих лекарственных препаратов. А это означает, что в зоне риска привлечения к уголовной ответственности окажутся врачи, назначившие (выписавшие) подобный препарат. Следовательно, угроза привлечения к уголовной ответственности за причинение смерти плоду становится существенной и для многих врачебных специальностей — терапевтов, кардиологов, неврологов и т.д.
Учитывая общий обвинительный уклон при проведении расследования «медицинских дел», невозможно сомневаться в том, что все неясности будут толковаться не в пользу медицинских работников. Данный законопроект в общем и целом можно рассматривать даже как своеобразную «артподготовку» к началу массовой кампании по уголовному преследованию медицинских работников и дискредитации профессии врача в лице общественного мнения. Иными словами, предложенный СК законопроект может привести к стагнации отрасли, массовому уходу врачей из профессии, формальному отношению к пациенту и действиям по «стандарту». Также законопроект может очевидно замедлить развитие фармацевтической и медицинской промышленности в РФ.
И напоследок еще чуть-чуть о нашей с Вами реальности Как всегда, у всего имеются свои крайности и полярности. Многим известно, что некоторые личности лоббируют полную декриминализацию классических медицинских составов и ратуют за перенос ответственности с неосторожными формами вины медицинского персонала из Уголовного кодекса РФ в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях. Казалось бы, что может быть лучше, чем просто взять и отменить уголовную ответственность медицинских работников.
Весной этого года известной группой правозащитников во главе с А. В. Саверским был внесен одноименный законопроект. Факультет Медицинского медицинского Праваправа, соглашаясь с насущной необходимостью смягчения уголовной ответственности медицинских работников по целому ряду составов преступлений, был вынужден подробно рассмотреть все нюансы инициативы, выдвинутой А. В. Саверским: не только преимущества, но и потенциальные, а точнее, самые что ни на есть реальные опасности. Опасности — именно для медицинского работника, на защиту которого якобы направлен законопроект А. В. Саверского.
Более чем подробные комментарии к этой инициативе были опубликованы на нашем сайте еще весной этого года. Вы можете ознакомиться с ними, перейдя по данной ссылке. Ну а каковы же Ваши предложения, справедливо спросите Вы нас, раз уж Вас не устраивают предложения всех вокруг. Так вот, на наш взгляд, есть масса гораздо более важных и срочных вопросов регулирования «медицинского» законодательства, чем ужесточение наказаний медикам. Вместо того, чтобы искать новый механизм наказания врача за ненадлежащим образом оказанную медицинскую помощь, необходимо четко определить критерии «надлежащности» и «ненадлежащности» ее оказания.
Во-первых, необходимо когда-нибудь разобраться с одной из самых базовых проблем, я бы сказала, «корнем зла». Это основания для проведения медицинских вмешательств с юридической точки зрения, то есть источники норм. На что опираться врачу в своей работе: на порядки оказания медицинской помощи, стандарты, протоколы лечения, национальные руководства, клинические рекомендации, учебники, монографии? На что опираться в первую очередь, на что во вторую, что из них обязательно, а что рекомендовано, а что делать, если вообще нет соответствующего медицинского источника, кроме сложившейся клинической практики?
К сожалению, данные вопросы почти что не имеют аргументированных ответов и в любой момент могут быть истолкованы с точность до наоборот. Это привело к тому, что почти любая медико-правовая оценка действий (бездействий) медицинских работников не носит бесспорный характер.
Во-вторых, необходимо разобраться с определением причинно-следственной связи, потому что пока не доказана прямая связь между действием врача и смертью или иными тяжкими последствиями, не может быть собран состав преступления. А у нас в стране колоссальное количество дел идут в суд без доказанной причинно-следственной связи, а иногда и без доказанной формы вины.
В-третьих, необходимо дать четкие законодательные дефиниции многим понятиям. В частности, сам процесс рождения ребенка требует кардинального усовершенствования понятийно-терминологической компоненты законодательства. Необходимо ввести ряд понятий, а также привести имеющиеся в соответствие с положениями ВОЗ. Я говорю сейчас про такие термины как «роды», «живорождение», «мертворождение», «момент рождения», «аборт», «признаки живорождения» и другие. И тогда станут невозможными такие позорные явления как резонансное «дело Ругина», в котором невнятность законодательных норм послужила поводом для абсолютно абсурдного обвинения врача в умышленном убийстве. А ведь по сути вопрос стоял о неправильном оформлении документации, в результате чего ребенок, родившийся с пограничными показателями жизнеспособности и проживший незначительное время, был зарегистрирован в качестве мертворожденного.
В здравоохранении мы фактически имеем целый клубок экономических, социальных, правовых и отчасти политических проблем, который требует системных решений. О том, что «узлы» этого клубка распутаны, можно будет сказать только после того, как будут достигнуты прозрачность нормативной базы в области здравоохранения, высокий профессионализм в судебно-экспертной деятельности и четкая письменная позиция высших судов по квалификации судами деяний медработников. Мы, то есть Факультет медицинского права, со своей стороны готовы принять участие в распутывании юридической части данного клубка, однако это все-таки должно быть востребовано.
На сегодняшний день мы вынуждены признать некоторую аморфность и инертность подавляющей части профессионального медицинского сообщества, его более чем вялый настрой. Обсуждения возможной ответственности в СМИ и сети идут, конечно же, постоянно, но что толку обсуждать, надо дело делать. На мой взгляд, такие сплоченность и целенаправленность, как были когда-то по делу Е. Н. Мисюриной, могли бы в достаточной мере спасти ситуацию. Это с большой долей вероятности дало бы возможность:
- Пресечь бурно и стремительно развивающиеся события;
- Предотвратить поистине геометрический рост медицинских дел;
- Установить вменяемые правила игры, в создании которых если кто и принимает участие, то отнюдь не то профсообщество, которого эти правила могут коснуться.
Я совершенно ни к чему не призываю, просто обозначаю, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Ну а инициатива по ужесточению ответственности, на мой взгляд, однозначно вредна по целому ряду своих последствий: уход медиков из профессии, формальное отношение врача к больному, боязнь сделать шаг вправо-влево, взлет пациентских дел, часто необъективных, повышение их «раскрываемости».
Автор: Полина Габай, Генеральный директор «Факультета Медицинского Права» Факультет медицинского права, kormed.ru
