В интервью «АиФ-Уфа» Лилия рассказала, как они встретили войну на родине мужа. Когда началась война, россиянка и ее супруг крепились, каждый день шли на работу и помогали людям. Но, по словам самой Лилии, не знали, встретятся ли они вечером дома – людей расстреливали прямо на улице. А однажды на соседний дом, где жили Абдо, упал снаряд. Все, кто был там, погибли. Тогда Лилия поняла – пора выбираться. Они оставили в городе дом со всеми вещами, клинику со всем оборудованием, взяли с собой только маленький чемоданчик. Но покинуть Сирию оказалось не так просто – машин не было, самолетов и подавно, из города никого не выпускали. Но семье Абдо повезло – их сумели вывезти из блокадного Алеппо, и они вернулись в Уфу.
Здесь Лилия продолжает традиции сирийской медицины и очень хочет изменить российскую. Она поделилась тем, что ее удивило в подходах к лечению на родине мужа, как складывались взаимоотношения в семье и с местными жителями и почему, вернувшись в Уфу, она не стала устраиваться в государственное медучреждение.
Сергей Дорофеев, «АиФ-Уфа»: Лилия, как вы оказались в Сирии?
Лилия Абдо: В конце 1990-х я поступила в уфимский мединститут. Вместе со мной на курсе учились студенты из Ближнего Востока. Среди них был мой будущий муж Субхи. Он попал в число первых сирийских студентов, которые приезжали в Россию учиться на медицинские специальности. По квоте он попал в Башкирию. Субхи вспоминал, что их посадили на поезд, и, пока ехали, за окном крупные города сменялись мелкими, а затем и вовсе деревнями. И все кругом в снегу. А для сирийцев зима в диковинку. Сначала ему и товарищам республика пришлась не по душе. Но потом обвыклись.
В университете между нами вспыхнули чувства. Мы окончили учебу, поженились и не собирались никуда уезжать, но пришлось – у супруга заболела мама. Она попросила его приехать. Мы полетели в Сирию, а потом приняли решение остаться.
Лилия Абдо © / Тимур Шарипкулов / АиФ
– Легко ли было найти работу по своей специальности?
– Я сразу решила – буду работать врачом. Но для этого мне пришлось защищать диплом на арабском языке. Я его не знала. Но если иметь перед собой цель, то любые тяготы кажутся мелочью. Я изучила арабский, защитила диплом и устроилась в клинику.
Поначалу было необычно – медицина очень отличалась от той, к которой я привыкла в Союзе. В Сирии девочка-подросток сама выбирает себе гинеколога и затем наблюдается у него всю жизнь. Если врач чем-то не может помочь девочке, то сам направляет к своим коллегам. Если требуется операция, то доктор арендует медицинский центр и приглашает хирургов. Всё в зависимости от финансовых возможностей пациентки. То есть не сам пациент бегает по медикам в поисках своего специалиста, а его врач находит помощника для него. В России у пациента заканчивается запал уже на стадии обследования, а на лечение уже не хватает сил.
– Как сами сирийки отнеслись к медику из России?
– Очень хорошо. Меня называли «наша доктора Лилия». Сирийки, в отличии от россиянок, видят во враче друга и соратника. Я смогла им стать для них.
– А в целом к жителям России какое отношение?
– Я наблюдала за нашими соотечественницами, которые выходили замуж за сирийцев, и могу сказать наверняка – все они добились успехов. Если на родине женщина танцевала, то в Сирии она обязательно открывала хореографическую школу, если она была врачом, то клинику. Россияне действуют и находят выход из любой ситуации, пока европейцы и сирийцы думают. Это факт.
– Как оплачивается труд медиков?
– Все зависит от того, к какой категории он относится и сколько у него пациентов. Зачастую в Сирии больше котируются не дипломы и сертификаты, а рекомендации. Но одно могу сказать точно – обычно к 40-50 годам врач имел возможность открыть свою клинику, обзавестись жилплощадью и даже домиком у моря.
– У нас обычно к этому времени только заканчивают платить ипотеку.
– Там вообще не было понятия ипотека, у них не развиты кредитные отношения.
– Каким видом деятельности в основном занимаются сирийцы?
– Обычно работают на семейных мануфактурах. Если их предки производили мыло, то и их потомки занимаются этим же бизнесом. А мальчиков они приручают к работе с самых ранних лет. Они помогают на предприятии родителей, выполняя там любую работу. Если такой возможности нет, то детям находят работу на стороне. После такого воспитания мальчик умеет делать почти все по дому и не считает такой труд зазорным.
– Расскажите об особенностях взаимоотношений мужчин и женщин в Сирии?
– Вся ответственность за семью лежит на мужчине. Считается, что женщина более эмоциональное создание и ее чувства нужно беречь. Если она решает работать, то выбирает для себя исключительно высокооплачиваемую работу – врача или педагога. Она никогда не позволит себе трудиться в ущерб себе или против своего желания. В России же на женщине лежит и быт, и необходимость зарабатывать, и воспитывать детей, а иногда и содержать семью. Мужчину у нас не принято перегружать. Сейчас, работая в уфимской клинике, бывает, я говорю своим клиенткам, что мужу нужно сдать анализ, а они мне отвечают, что ему будет больно. При этом сама женщина прошла уже через несколько операций. Сирийка бы сначала отправила проверяться мужа и только потом легла под нож.
– То есть сирийские женщины любят себя больше, чем россиянки?
– Конечно, это выражается даже в том, как сирийки следят за своим здоровьем – они по любому поводу бегут к врачу. В России женщины терпят до последнего, и идут к врачу только в том случае, когда терпеть уже нет сил, поэтому у моих соотечественниц так много заболеваний, которые я никогда не встречала в Сирии – венерические инфекции, кисты, эндометриоз. У арабок не было и такого уровня раковых заболеваний.
– А как в мусульманской стране обстоят дела с правами женщин?
– Если в паре возникают споры, то для их разрешения приглашают старшее поколение. Они и выносят вердикт, кто прав, а кто виноват. Но я ни разу не слышала, чтобы женщин специально притесняли. В моем случае родители мужа всегда вставали на мою сторону. Они говорили ему: «Ты сам ее выбрал, у нее никого нет здесь, ее нужно поддержать». Я знаю, что в других арабских странах может быть по-другому, но не в Сирии. Там живет очень дружелюбный народ, и они уважают людей. Например, я знаю, что русские женщины в Сирии сохраняли свою веру. Для них даже строили церкви, они могли посещать службы, держать пост, а в семье праздновались все праздники – и христианские, и мусульманские. В знак уважения женщины держали еще и мусульманский пост. И все жили в гармонии.
– Но мужчина все равно может взять несколько жен?
– За столько лет жизни в Сирии я встречала всего пару таких случаев. Многоженство в понимании россиян – это когда мужчина берет вторую или третью жену и живет с ней, как султан. Но это не так. В исламе принято, что если мужчина решил жениться еще раз, то он должен любить двух женщин одинаково и не выделять никого. Если у одной жены есть дом, то точно такой же он должен приобрести для второй. Если он подарил украшение одной, то точно такое же должен купить и второй. Это, в первую очередь, ответственность для самого мужчины. Иногда сирийцы идут на такой шаг, например, если жена не может иметь детей. В России такая пара чаще всего разводится. А в Сирии муж предлагает жене два варианта – либо развод, либо согласие на появление второй жены, чтобы он смог продолжить род. Выбор остается за женщиной. Но если женщина выберет развод, то она не становится изгоем, может выйти замуж снова. Но семья для сирийцев превыше всего.
– Вы сейчас работаете в частной клинике. Почему не пошли работать в госмедицину?
– В России сломали советскую систему и еще не успели построить новую. Я хочу помогать женщинам всестороннее – уделять каждой пациентке столько времени, сколько ей потребуется. Такой возможности в государственной медицине у меня бы не было. А в той частной клинике, где я сейчас работаю, мои идеи поддержали. Мы установили небольшую плату за прием и анализы, чтобы люди имели возможность обследоваться должным образом. В России частные клиники – все же пока бизнес, но я верю, что в скором времени все изменится. Хочу внедрить систему «личного гинеколога» – я всегда на связи с пациентками, чтобы они не оставались один на один со своей бедой.
– Какое основное отличие российской медицины от сирийской?
– В России принято лечить симптомы, в Сирии медики стараются найти первопричину, поэтому врач должен быть еще и психологом, уметь выслушать пациентку. Психосоматика играет не последнюю роль в жизни. Россияне больше подвержены стрессу, от этого тоже развиваются болезни. Люди стали отстраненные, мало помогают друг другу. В Сирии был такой случай – нашу с мужем машину закрыли другие автомобилисты. А нам срочно нужно было ехать на работу. Мы стояли и думали, как же нам быть. В это время мимо проходили молодые люди, которые просто подняли нашу машину и переставили. Мы их даже не просили, они просто помогли. И таких случаев много. В России пока не так.
– Если бы была такая возможность, вы бы вернулись в Сирию?
– Нет, я хочу жить у себя на родине и лечить своих соотечественниц. Я считаю, что все, чему я научилась в Сирии и во время моего обучения за границей, я получила для того, чтобы они пригодились здесь. Я вижу, что мои знания нужны и что я могу помочь жительницам Башкирии.
В интервью «АиФ-Уфа» Лилия рассказала, как они встретили войну на родине мужа. Когда началась война, россиянка и ее супруг крепились, каждый день шли на работу и помогали людям. Но, по словам самой Лилии, не знали, встретятся ли они вечером дома – людей расстреливали прямо на улице. А однажды на соседний дом, где жили Абдо, упал снаряд. Все, кто был там, погибли. Тогда Лилия поняла – пора выбираться. Они оставили в городе дом со всеми вещами, клинику со всем оборудованием, взяли с собой только маленький чемоданчик. Но покинуть Сирию оказалось не так просто – машин не было, самолетов и подавно, из города никого не выпускали. Но семье Абдо повезло – их сумели вывезти из блокадного Алеппо, и они вернулись в Уфу.
Здесь Лилия продолжает традиции сирийской медицины и очень хочет изменить российскую. Она поделилась тем, что ее удивило в подходах к лечению на родине мужа, как складывались взаимоотношения в семье и с местными жителями и почему, вернувшись в Уфу, она не стала устраиваться в государственное медучреждение.
Сергей Дорофеев, «АиФ-Уфа»: Лилия, как вы оказались в Сирии?
Лилия Абдо: В конце 1990-х я поступила в уфимский мединститут. Вместе со мной на курсе учились студенты из Ближнего Востока. Среди них был мой будущий муж Субхи. Он попал в число первых сирийских студентов, которые приезжали в Россию учиться на медицинские специальности. По квоте он попал в Башкирию. Субхи вспоминал, что их посадили на поезд, и, пока ехали, за окном крупные города сменялись мелкими, а затем и вовсе деревнями. И все кругом в снегу. А для сирийцев зима в диковинку. Сначала ему и товарищам республика пришлась не по душе. Но потом обвыклись.
В университете между нами вспыхнули чувства. Мы окончили учебу, поженились и не собирались никуда уезжать, но пришлось – у супруга заболела мама. Она попросила его приехать. Мы полетели в Сирию, а потом приняли решение остаться.
Лилия Абдо © / Тимур Шарипкулов / АиФ
– Легко ли было найти работу по своей специальности?
– Я сразу решила – буду работать врачом. Но для этого мне пришлось защищать диплом на арабском языке. Я его не знала. Но если иметь перед собой цель, то любые тяготы кажутся мелочью. Я изучила арабский, защитила диплом и устроилась в клинику.
Поначалу было необычно – медицина очень отличалась от той, к которой я привыкла в Союзе. В Сирии девочка-подросток сама выбирает себе гинеколога и затем наблюдается у него всю жизнь. Если врач чем-то не может помочь девочке, то сам направляет к своим коллегам. Если требуется операция, то доктор арендует медицинский центр и приглашает хирургов. Всё в зависимости от финансовых возможностей пациентки. То есть не сам пациент бегает по медикам в поисках своего специалиста, а его врач находит помощника для него. В России у пациента заканчивается запал уже на стадии обследования, а на лечение уже не хватает сил.
– Как сами сирийки отнеслись к медику из России?
– Очень хорошо. Меня называли «наша доктора Лилия». Сирийки, в отличии от россиянок, видят во враче друга и соратника. Я смогла им стать для них.
– А в целом к жителям России какое отношение?
– Я наблюдала за нашими соотечественницами, которые выходили замуж за сирийцев, и могу сказать наверняка – все они добились успехов. Если на родине женщина танцевала, то в Сирии она обязательно открывала хореографическую школу, если она была врачом, то клинику. Россияне действуют и находят выход из любой ситуации, пока европейцы и сирийцы думают. Это факт.
– Как оплачивается труд медиков?
– Все зависит от того, к какой категории он относится и сколько у него пациентов. Зачастую в Сирии больше котируются не дипломы и сертификаты, а рекомендации. Но одно могу сказать точно – обычно к 40-50 годам врач имел возможность открыть свою клинику, обзавестись жилплощадью и даже домиком у моря.
– У нас обычно к этому времени только заканчивают платить ипотеку.
– Там вообще не было понятия ипотека, у них не развиты кредитные отношения.
– Каким видом деятельности в основном занимаются сирийцы?
– Обычно работают на семейных мануфактурах. Если их предки производили мыло, то и их потомки занимаются этим же бизнесом. А мальчиков они приручают к работе с самых ранних лет. Они помогают на предприятии родителей, выполняя там любую работу. Если такой возможности нет, то детям находят работу на стороне. После такого воспитания мальчик умеет делать почти все по дому и не считает такой труд зазорным.
– Расскажите об особенностях взаимоотношений мужчин и женщин в Сирии?
– Вся ответственность за семью лежит на мужчине. Считается, что женщина более эмоциональное создание и ее чувства нужно беречь. Если она решает работать, то выбирает для себя исключительно высокооплачиваемую работу – врача или педагога. Она никогда не позволит себе трудиться в ущерб себе или против своего желания. В России же на женщине лежит и быт, и необходимость зарабатывать, и воспитывать детей, а иногда и содержать семью. Мужчину у нас не принято перегружать. Сейчас, работая в уфимской клинике, бывает, я говорю своим клиенткам, что мужу нужно сдать анализ, а они мне отвечают, что ему будет больно. При этом сама женщина прошла уже через несколько операций. Сирийка бы сначала отправила проверяться мужа и только потом легла под нож.
– То есть сирийские женщины любят себя больше, чем россиянки?
– Конечно, это выражается даже в том, как сирийки следят за своим здоровьем – они по любому поводу бегут к врачу. В России женщины терпят до последнего, и идут к врачу только в том случае, когда терпеть уже нет сил, поэтому у моих соотечественниц так много заболеваний, которые я никогда не встречала в Сирии – венерические инфекции, кисты, эндометриоз. У арабок не было и такого уровня раковых заболеваний.
– А как в мусульманской стране обстоят дела с правами женщин?
– Если в паре возникают споры, то для их разрешения приглашают старшее поколение. Они и выносят вердикт, кто прав, а кто виноват. Но я ни разу не слышала, чтобы женщин специально притесняли. В моем случае родители мужа всегда вставали на мою сторону. Они говорили ему: «Ты сам ее выбрал, у нее никого нет здесь, ее нужно поддержать». Я знаю, что в других арабских странах может быть по-другому, но не в Сирии. Там живет очень дружелюбный народ, и они уважают людей. Например, я знаю, что русские женщины в Сирии сохраняли свою веру. Для них даже строили церкви, они могли посещать службы, держать пост, а в семье праздновались все праздники – и христианские, и мусульманские. В знак уважения женщины держали еще и мусульманский пост. И все жили в гармонии.
– Но мужчина все равно может взять несколько жен?
– За столько лет жизни в Сирии я встречала всего пару таких случаев. Многоженство в понимании россиян – это когда мужчина берет вторую или третью жену и живет с ней, как султан. Но это не так. В исламе принято, что если мужчина решил жениться еще раз, то он должен любить двух женщин одинаково и не выделять никого. Если у одной жены есть дом, то точно такой же он должен приобрести для второй. Если он подарил украшение одной, то точно такое же должен купить и второй. Это, в первую очередь, ответственность для самого мужчины. Иногда сирийцы идут на такой шаг, например, если жена не может иметь детей. В России такая пара чаще всего разводится. А в Сирии муж предлагает жене два варианта – либо развод, либо согласие на появление второй жены, чтобы он смог продолжить род. Выбор остается за женщиной. Но если женщина выберет развод, то она не становится изгоем, может выйти замуж снова. Но семья для сирийцев превыше всего.
– Вы сейчас работаете в частной клинике. Почему не пошли работать в госмедицину?
– В России сломали советскую систему и еще не успели построить новую. Я хочу помогать женщинам всестороннее – уделять каждой пациентке столько времени, сколько ей потребуется. Такой возможности в государственной медицине у меня бы не было. А в той частной клинике, где я сейчас работаю, мои идеи поддержали. Мы установили небольшую плату за прием и анализы, чтобы люди имели возможность обследоваться должным образом. В России частные клиники – все же пока бизнес, но я верю, что в скором времени все изменится. Хочу внедрить систему «личного гинеколога» – я всегда на связи с пациентками, чтобы они не оставались один на один со своей бедой.
– Какое основное отличие российской медицины от сирийской?
– В России принято лечить симптомы, в Сирии медики стараются найти первопричину, поэтому врач должен быть еще и психологом, уметь выслушать пациентку. Психосоматика играет не последнюю роль в жизни. Россияне больше подвержены стрессу, от этого тоже развиваются болезни. Люди стали отстраненные, мало помогают друг другу. В Сирии был такой случай – нашу с мужем машину закрыли другие автомобилисты. А нам срочно нужно было ехать на работу. Мы стояли и думали, как же нам быть. В это время мимо проходили молодые люди, которые просто подняли нашу машину и переставили. Мы их даже не просили, они просто помогли. И таких случаев много. В России пока не так.
– Если бы была такая возможность, вы бы вернулись в Сирию?
– Нет, я хочу жить у себя на родине и лечить своих соотечественниц. Я считаю, что все, чему я научилась в Сирии и во время моего обучения за границей, я получила для того, чтобы они пригодились здесь. Я вижу, что мои знания нужны и что я могу помочь жительницам Башкирии.
