Учитель демократии

 

На рубеже 80-90 годов в отдельно взятой 11-й столичной больнице происходила настоящая реформа здравоохранения. Здесь появилась первая в стране внутрибольничная компьютерная сеть, наукоемкий терапевтический центр, оснащенный современным диагностическим оборудованием, который привлекал ученых ведущих кафедр. Сотрудников начали обучать английскому языку и командировать на международные конференции. При этом в больнице, которая обгоняла тогда в среднем здравоохранение России, наверное, на десятилетия, царила настоящая демократия, и все приказы проходили через Совет трудового коллектива. «Медновости» встретились с автором этой «реформы» накануне его юбилея.

 

 

— Вышедший тогда приказ о госучреждениях не просто позволял коллективу избирать главврача, но и предоставлял больницам самостоятельность. И в тех случаях, когда этой самостоятельностью пользовались, она могла существенно улучшить состояние учреждения. И мы тогда замахнулись на то, что в принципе не нужен райздравотдел, который был очень далек от реальности. Мы хотели объединить лечебные учреждения — стационар и амбулатории с тем, чтобы каждый главный врач стал руководителем своего предприятия, тогда это так называлось. Разработанные на этот счет документы и экономические обоснования (в том числе, и положение об отмене райздравов) я защищал на коллегии Министерства здравоохранения. И министерство, а также Госплан предложенные изменения утвердили.

 

 

 

Но, конечно, это вызвало недовольство со стороны райздравотдела. Через год после того, как меня избрали главным врачом, я получил приглашение на пленум райкома партии, где я должен был рассказать, как принципиально изменилась жизнь медиков за год. И тут сказалась моя неопытность: вместо того, чтобы сказать «большое вам спасибо», я написал в письме секретарю райкома партии, что то, что создавалось 30-40 лет, не может быть полностью изменено в течение года. Следствием стал приказ о моем увольнении без объяснения причин. 

 

Я перешел на работу в Центральную республиканскую больницу на 15-й Парковой. Это была очень интересная, огромная такая больница, создана еще по инициативе Максима Горького для деятелей искусства. Там я открыл инфарктное отделение.

 

 

 — Да. Он тоже пришел работать в Центральную больницу. Но я к этому времени оттуда уже уходил — не мог представить себя вне своей 11-ой больницы. И сотрудники мои никого другого не принимали, устраивали собрания и требовали моего возвращения. Провели повторное голосование, и я опять стал главным врачом. 

 

 

— Ответить на этот вопрос одной фразой не могу, приведу несколько примеров. Я дружил с циркачами, хорошо был знаком с Юрием Никулиным. Однажды цирк поехал на гастроли в Японию. А у нас в это время в больнице не было ни одного эндоскопа. Чтобы делать эндоскопию нашим больным я одалживал эндоскоп в другой больнице (вообще, это делать запрещено). Узнав про наши трудности, сотрудники цирка купили в Японии эндоскоп за свои личные деньги (а они тогда считали там каждую копеечку).

 

В те же годы мы сдали несколько больничных помещений компании «Johnson & Johnson». И это были не только деньги. «Johnson & Johnson» — это компания, благодаря которой мы получили совсем другой уровень стерильности, другую форму работы перевязочных и процедурных. 

Тогда все было очень дорого, а денег было мало. Но я знал, что надо развивать рентгенологию. Пригласили работать профессора Шнигена Николая Ульяновича. Стали готовить кабинеты. То есть, современного рентгеновского аппарата у нас не было, а кабинет уже был готов. В итоге этот аппарат получили мы и больница «Газпрома». И вот идет собрание главных врачей. Встает главный врач крупной городской больницы и говорит: «Как же случилось так, что маленькая 11-я больница получила рентгеновский аппарат, а мы нет?» Ответ руководителя здравоохранения Москвы: «У вас есть, куда его поставить? Вы сначала сделайте кабинет, а потом будем решать с аппаратом». 

 

 

— Благодаря тому, что появились взаимоотношения с фирмами, представителями науки, нам удалось целый ряд сотрудников отправить на кратковременную учебу за границу. Но это было исключение, проучить всех врачей за границей мы, конечно же, не могли. Поэтому мы составили свой образовательный план. И приглашали ведущих специалистов по разным специальностям. Большой курс лекций прочитала у нас известный онколог, радиолог Софья Львовна Дарьялова.

 

Потом мы прошли курс лекций по инфекционным болезням, по пульмонологии. И это тоже стало предметом развития. Появился центр лечения хронических обструктивных заболеваний легких, куда мы пригласили большую эндоскопическую группу. Они привезли с собой бронхоскоп, гастроскоп, и начали работать. А профессор Борисов Валерий Викторович, потративший много сил на диагностику заболеваний легочной системы при бронхоскопии, разработал методологию такой диагностики. 

 

Практически в каждом отделении у нас работала своя собственная группа ученых. В кардиологии работал Владимир Семенович Задионченко, по учебникам которого учатся сейчас студенты. Пульмонологией руководил профессор Евгений Иванович Шмелев. Консультативно-поликлиническим отделением руководила профессор Елена Владимировна Левтонова. Леонид Михайлович Печатников просил разместить у нас кафедру математического моделирования. 

 

 

— Знаете, когда я только начинал свой трудовой путь — а это было в Главном военном госпитале им. Бурденко — наш руководитель, один из самых талантливых кардиологов страны, профессор Мильтиад Иванович Теодори всегда говорил: «Если вы один день не прочитали ничего свежего в медицинской литературе, вы потеряли неделю. За неделю вы потеряли три месяца. За три месяца вы потеряли столько, что уже не догоните никогда». Поэтому нужно было делать все, чтобы люди постоянно повышали свою квалификацию, и занимались лечением самых сложных, самых тяжелых больных. Ведь то, что сегодня считается паллиативными способами, завтра становится лечебным процессом, продлевающим жизнь.

 

 

 

— У нас была обычная терапевтическая больница, но мы своими силами создали такое отделение. Потому что нам один только Кировский район направлял большое количество тяжелых онкологических больных. И мы видели тяжелые страдания, мучения и невероятные трудности умирающих больных и их близких. 

 

Но хотя слово «паллиативная» чаще используется в отношении онкологии, паллиативной может быть любая область медицины. Речь идет о тяжелых, далеко зашедших процессах и о том, как уменьшить страдания людей. Как воздействовать на недостаточность кровообращения при неоперабельном больном сердце? Как справиться с одышкой? Как помочь избавиться тяжёлому больному от избытка жидкости, от задержки мочеиспускания и прочее? И мы начали оказывать помощь всем тяжелым больным с тяжелейшими осложнениями разных болезней. 

 

Меня иногда спрашивали, зачем мы разбираем случаи всех умерших больных: диагноз совпал, к лечению замечаний нет, зачем нужно тратить время. Но этим обязательно нужно заниматься. Больной ведь не поправился, не выбежал на беговую дорожку, он ушел. А вот вовремя ли он ушел, могли ли мы еще побороться за него и дать ему возможность полюбоваться жизнью?

 

Огромную роль в становлении паллиативного отделения сыграл профессор Георгий Андреевич Новиков. Он создал первый в нашей стране курс паллиативной помощи при кафедре онкологии, а затем и кафедру паллиативной медицины. Все основополагающие документы по паллиативной онкологии разработаны им и его сотрудниками. В то время у одной нашей коллеги умирал муж. Сорокалетний интересный мужчина, ученый, был в очень тяжелом состоянии. Она нашла Новикова, и Георгий Андреевич взялся курировать ее мужа. Амбулаторно — тогда у них еще даже коек не было. И этому больному здорово помогли, он прожил еще несколько месяцев и за это время смог найти в себе силы, чтобы продолжить свою очень важную для него как для человека и для специалиста работу, и защитил докторскую диссертацию. Когда я узнал про эту историю, то пригласил Новикова к нам в больницу. Выделили помещение для его сотрудников (тогда кафедры еще не было, а была научная группа при институте онкологии). И начали развивать это направление.

 

 

— Да. Возглавила его профессор Татьяна Леонидовна Демина. До этого здесь было обычное неврологическое отделение. Основную группу пациентов составляли пациенты с заболеваниями периферической нервной системы. Мы попросили разрешения ГУЗМа специализироваться на этих заболеваниях, заключили договор с институтом рефлексотерапии, затем с институтом физиотерапии и традиционных методов лечения. Совместно разработали методики по неотложной помощи больным, начиная с момента поступления в больницу и заканчивая последующими курсами реабилитации. Ввели мануальную терапию, различные методики массажа. И уже после трех недель лечения наши пациенты выписывались с хорошими результатами.

 

 

— Действительно, все основные приказы у нас всегда проходили то, что называется больничным советом, на котором обсуждали все важные вопросы, планы, закупки. Но придумал это не я. Все это было очень развито в Главном военном госпитале имени Бурденко. А проходившие там клинико-анатомические конференции — это была целая огромная школа для всех врачей, независимо от профессий и специальностей.

Я думаю, что самая большая наша заслуга в том, что нам удалось воспитать большое число врачей, которые очень бережно относятся к больным. Это, кстати сказать, очень трудно передается. Профессия врача — это искусство. Можно освоить любую методику, но при этом оказаться не очень успешным врачом. 

 

 

 

 

 

Леонид Израильевич — настоящий человек, врач, гражданин. Самым главным в жизни для него всегда была его работа врача. Талантливый организатор, он собрал в маленькой больнице целое созвездие очень сильных коллективов. Там были пульмонологи, кардиологи, специалисты по трансплантации, уходу за больными. Каждое направление возглавлял профессор. И при этом главврач создал такую атмосферу, в которой оказавшиеся под одной крышей два «генерала», не начинали «делить территорию» — все понимали, что наша сила в единении, а не в противостоянии. Сейчас жизнь нас развела, но у всех до сих пор остается ощущение тепла и доброго товарищеского отношения друг к другу. Это его большая заслуга. 

 

 

 

Леонид Израильевич — врач и учитель с большой буквы. Для меня это очень значимый человек, практически родитель. И к нам он всегда относился по-отечески. Он передал мне свое отношение к пациентам, вообще к людям. Он научил меня многому, но главное — быть свободным и вовремя принимать решения, так, чтобы никому не навредить. И не бояться брать ответственность за эти решения. 

 

 

 

Под руководством Леонида Израильевича я прошёл путь от новоиспечённого невролога до зав. отделением. Это было время, когда ты торопишься на работу, в любимый коллектив, тщательно подобранный главным врачом. Это было место, где можно расти и развиваться, потому что главврач доверял молодёжи. Нашему развитию способствовал и мощный научный потенциал, созданный в больнице. Такому количеству кафедр мединститутов могла позавидовать любая многопрофильная клиника.

 

Ещё запомнилось время, когда Бененсон из нашего типового отделения сделал «конфетку». Шестиместные палаты превратились в двухместные, в каждой палате появились санузлы, поручни. Был организован зал ЛФК и кабинет традиционной медицины. Это был его проект, сделанный на совесть, качественно, добротно и на многие годы. Так было во всём, за что он брался. Леонид Израилевич — выдающийся руководитель, талантливый врач и замечательный человек!

 

 

 

Леонид Израильевич — уникальный человек и руководитель. Ему удалось создать на просто хорошую терапевтическую больницу, а уникальный научный, учебный и лечебный комплекс, в котором наряду с качественным лечебным процессом обучалась молодежь (студенты, ординаторы, интерны) и конкурировала за честь остаться работать в клинике. Бененсон активно привлекал кафедры и научные подразделения и по уровню научного «выхода» клиника могла конкурировать с некоторыми научно-исследовательскими институтами. Но главное, пожалуй, не это, а удивительная атмосфера творчества, профессионального общения которая царила в больнице. ГКБ №11 была настоящей клинической терапевтической школой, в которой не просто обучались медицине, но выращивались и воспитывались лучшие терапевтические кадры, которые и сейчас себя называют «птенцы» Бененсона.

 

 

 

Для меня Леонид Израильевич — Главный Врач всей моей жизни, Учитель и Друг. Под его руководством я начинала работать зелёным интерном. Он научил меня ответственности и коллегиальности. Дверь в его кабинет всегда была открыта — любой врач, медсестра, санитарка могли войти к Бененсону с любой своей проблемой. Он относился к нам, как к своей семье, а мы были за ним, как за каменной стеной.

 

 

 

Леонид Израильевич сумел создать не просто замечательную клинику, он построил настоящий дом. Для всех, кто приходил работать в 11-ю больницу, она становилась родным местом. Атмосфера была такой, что каждый чувствовал себя на своем месте, становился частью дружного коллектива, в котором успехи и неудачи каждого из нас были неотделимы от общих достижений и забот. Даже уходя периодически в другие клиники, многие из коллег стремились вернуться домой, в нашу больницу №11.

 

 

 

Леонида Израильевича по праву можно назвать одним из основателей системы паллиативной медицинской помощи в России. Когда мы познакомились больше 20 лет назад, у нас был одинаковый взгляд на то, что надо идти по пути не создания хосписов, а открытия отделений в многопрофильных больницах и онкодиспансерах. Время подтвердило правильность этого выбора, и сейчас в стране уже более 400 таких отделений, которые помогают не только онкобольным, но и пациентам с другими тяжелыми заболеваниями. Но открывшееся в 1994 году в 11-й больнице первое в стране паллиативное отделение не состоялось бы, если бы здесь не было такого главврача. Уникального главврача — открытого, готового к сотрудничеству, способного разобраться в любой ситуации и принять абсолютно правильное решение. Человека, ставящего интересы дела превыше всего. И дай бог Леониду Израильевичу здоровья, чтобы через 10 лет мы так же, как сегодня, поздравляли его с очередным юбилеем!