http://may-antiwar.livejournal.com/810724.html
Можно считать официальным обращением в МСЧ по ситуации в московских изоляторах. Мы устали молчать. Пожалуйста, расскажите об этом. Я привыкла хвалить, привыкла улыбаться по-доброму, решать проблемы вместе. Но есть проблемы, на которые нельзя закрыть глаза. Из этих проблем: НУЖДАЮЩИМСЯ ЛЮДЯМ НЕ ДАЮТ ЛЕКАРСТВА. У нас не осталось ни малейших сомнений, мы слышим это от тысяч заключенных, мужчин и женщин. Это не преувеличение. Если в камере 20 человек, то до числа «1000» надо обойти всего 50 камер. Мы обходим намного больше. У нас не осталось ни малейших сомнений.
Мы просим прийти к больным медработников, сотрудники СИЗО любезно вызывают их, и те любезно приходят. Они приходят без капель в нос (ну нет их!), без капель в ухо (приложи бутылку с горячей водой!), без тетрациклиновой мази, либо любых заменителей, без активированного угля, от сердца дают валерьянку, две-три таблетки. Нет обезболивающих, кроме анальгина, нет карсила, нет лекарств от давления, нет стрептоцида для обработки язв, старшие по камерам женского изолятора бросаются внезапно к нам, как к родным, и чуть не плачут, почему перестали выдавать бинты для перевязок, зеленку и йод. В идеале есть анальгин и аспирин (или цитрамон) по несколько таблеток на большую гриппующую или простуженную камеру. Фельдшерам: где всё? Нет. Возьмите в аптеке! Так закончилось… там тоже давно нет. Сотрудники: странно, что закончилось… Недавно же из Матроски машину привезли… сумку приперли…
Матроска еще ладно… Худо-бедно, но там можно найти кого-то с чем-то. Можно найти Самсона Валерьевича и выпросить ингалятор астматику. В других СИЗО можно кого-то найти иногда, но у него ничего нет. Вот всего, что я перечислила, у приходящего по нашей просьбе медработника нет. Нет? Ну честно, говорит медработник, нет.
С воли лекарства тоже при этом пытаются не принять. Вычеркивают наименования, говорят: это не надо… это есть… Но если есть — ПОЧЕМУ НЕ ДАЮТ? Мы не понимаем, не понимаем, не понимаем… Людям БОЛЬНО! Никто их к боли не осуждал и не приговаривал. Люди не должны стучать в дверь часами и днями, чтоб выпросить по таблетке анальгина и аспирина!
Особо упорно стучащих в московских СИЗО могут водворить в карцер. А кое-где — приковать к кровати наручниками.
Осмотры через «кормовое окно», так называемые «осмотры» на коридоре. Фельдшер не успевает обходить этажи, так называемый «осмотр» — это и есть разговор через «кормовое окно». Расхожие фразы медработников: «болит? приложи подорожник!» «Ноги болят? Язвы трофические? Босиком по траве ходи!» «Брось курить — всё пройдет. Не куришь? Ну, значит, все проблемы — от дыма в камере, другие-то курят… Чего ты от меня-то хочешь?»
Ситуация. Просим подойти медработника в камеру. Офицер просит, видно, что дела у больного неважно. Фельдшер, девушка: а с какого я должна туда идти? Я там, может, утром уже была! Может, была, может, не была… Офицер чуть не бледнеет: я вам письменный приказ отдам, вы у меня в оперативном подчинении, я заместитель начальника вообще! Вы пойдете, мля, вы пойдете! Не, вы это слышали? Какой звездец, нет, это ли не звездец?!
Ситуация. Мы и сотрудники фельдшеру: добрый доктор, не зайдете ли в такую-то карантинную камеру? Абстинентный синдром мимо 17-й больницы. Нет, не зайду. Не зайду, не зайду, не зайду, наркоманил? насухую пусть ломается! Начинает просто истерически кричать, сотрудники в шоке, регистратор вообще включен, кричит то, что точно не надо кричать при членах ОНК, заканчивает: я сейчас пойду уволюсь, заявление при вас напишу! У меня всё равно ничего нет, даже анальгина! Куда я зачем должен идти?! Какую ломку чем снимать?
Зашли потом в камеру под впечатлением, говорю заключенным: это всегда так? Сейчас не даст хоть анальгина — жалобу напишем, сил больше нет. Смотрящий: не трогай его, он из них лучший. Нервы у него сдают, у него действительно ничего нет… Но ты не видела других. Этот хоть жалеет как-то, по-человечески. И то — дело.
Стоматологи. Их нет как класса в некоторых изоляторах. Флюсы, гной, у женщин — гноящиеся пеньки на месте передних зубов. Больно, страшно. То пломбировочных нет, то машинка сломалась, то сам стоматолог уволился. Месяц проработал — уволился. Внеслужебные связи пошли — уволили.
Нет, мы всё понимаем. Да, многие заключенные на воле за здоровьем не следили. Да, у медиков в изоляторах очень маленькая зарплата. Он пойдет при нас и уволится, я не удивлюсь. НО ТАК ДЕЛАЙТЕ ЧТО-НИБУДЬ! Над врачами есть чиновники, это — не мы, мы — лишь сигнализируем о проблеме. ДЕЛАЙТЕ ЧТО-НИБУДЬ!
Нам торжественно при посещениях открывают шкафы и сейфы с медикаментами: всё есть. Такие лекарства, сякие лекарства… НО ПОЧЕМУ ИХ НЕ ДАЮТ БОЛЬНЫМ? (Версия: потому что, если раздать, — нечего будет показывать проверкам?) Методично коллекционируем фамилии и заявления: просил таблетку — не дали, просил мазь — не дали, просил перевязку — сказали: нечем… И письменные ответы ОНК и отчеты на совещаниях: мы всем укомплектованы полностью. ПОЛНОСТЬЮ. Нам ничего не нужно.
Как с вами работать, если вы отвечаете нам так? Мы просим разобраться, на каком звене идет сбой, мы просим ОКАЗАТЬ ПОМОЩЬ ЛЮДЯМ, КОТОРЫМ БОЛЬНО. Они не психотропных у вас просят. Самого необходимого.
Пришла в аптеку, получив зарплату, стала покупать всё вот это простейшее, чего нет. Купила на несколько тысяч. Поняла, что больше мне не потянуть, остановилась. Нет, это не метод. Проблему надо решать не так. Это — не решение. Мы уйдем, а проблема останется. ВРАЧИ и ЧИНОВНИКИ, услышьте нас. Что происходит? Эй, кто-нибудь, позвоните кому-нибудь… (с)
