Нас выгнали на улицу

Лечебно-производственную мастерскую при психоневрологическом диспансере № 18 закрыли 7 мая. В здание, которое занимала мастерская около метро Царицыно, пришли судебные приставы. 25 пациентов ПНД, некоторые из них работали в мастерской больше двадцати лет, вынудили покинуть помещение. Здание мастерской опечатали на 90 суток по решению Роспотребнадзора. Официальная причина — «неудовлетворительное санитарно-техническое состояние».

Заместитель директора ЛПМ при психоневрологическом диспансере № 18 Наталья Кощеева уверена, что мастерскую после ремонта не откроют. Об этом ей сказал главный врач психиатрической больницы № 14 Игорь Кожекин. Два года назад в процессе оптимизации больница № 14 присоединила ПНД № 18. Трудовая мастерская при ПНД № 18 работала с 80-х годов прошлого века. В советское время, когда трудовые мастерские были почти при каждой психиатрической больнице, там работали сотни человек.

Терапия трудовой занятостью стала популярна в России в 1930-х годах. «Трудотерапия необходима людям с психическими расстройствами. Это одна из основ терапии вообще. Эффективность терапии занятостью доказывают многочисленные исследования. Классики отечественной психиатрии придавали этому направлению огромное значение. В 90-е годы советская система трудовой реабилитации была разгромлена, ничего нового не создали и не планируют создавать», — говорит президент Независимой психиатрической ассоциации России, психиатр Юрий Савченко.

«Трудотерапия помогала человеку постепенно перейти к нормальной жизни. Конечно, были и злоупотребления, но в единичных случаях. Нельзя говорить, что больных в советское время повсеместно эксплуатировали и принуждали к труду. Трудотерапия помогала адаптироваться к жизни в обществе, восстановить навыки общения, структурировать распорядок дня. А сейчас государство ничего в плане реабилитации людей с психическими расстройствами не делает. Это же возиться надо с человеком, а не просто выписывать ему лекарства. Пусть пьет свои препараты и лежит на коечке… Но если мы рассматриваем больного как человека, то нужно создавать ему условия для занятости, чтобы он чувствовал себя частью общества», — говорит психиатр из Центра охраны психического здоровья РАМН Татьяна Крылатова.

«Без трудовой терапии цепочка лечения людей с ментальными нарушения прерывается. В идеале работа в трудовых мастерских должна вывести человека на свободный рынок труда. Если больной не сможет выйти на рынок труда, то он получает возможность работать в мастерской всю жизнь. А сейчас мастерские оказались никому не нужны, ни департаменту здравоохранения, ни департаменту соцзащиты. Глава департамента соцзащиты Владимир Петросян, мог бы взять их под свое крыло. Но пока, видимо, к этому не готов. А Департамент здравоохранения сейчас проводит оптимизацию и избавляется от того, что ему не очень интересно», — говорит Надежда Белькова, председатель совета Межрегиональной общественной организации инвалидов «Пилигрим».

Государство отказывалось от содержания трудовых мастерских шаг за шагом. В 90-е годы мастерская при ПНД№ 18 перешла на хозрасчет, но ей разрешили продолжать занимать муниципальное здание и сделали скидку на оплату коммунальных услуг.

«Диспансер нам помогал часто заказами. Мы делали полиграфическую продукцию для медучреждений. Некоторые заказы находили самостоятельно. Кроме пациентов диспансера, в мастерской трудились профессионалы, они выполняли более сложную работу. Мы не только вышли на самоокупаемость, но и прибыль приносили», — рассказывает Кощеева.

Два года назад психиатрическую больницу № 14, к которой присоединили и диспансер № 8, и трудовые мастерские, возглавил новый главврач Игорь Кожекин.

«Игорь Геннадьевич сказал, что хочет в здание мастерской сделать дневное отделение психиатрической больницы. Говорил, что там будут палаты для привилегированных больных. А трудотерапией и трудоустройством больных система здравоохранения заниматься не должна. Получилось, что мастерские ему стали не нужны. Он закрыть их не мог, потому что мастерские созданы на основании постановления правительства. Это типичная ситуация. Еще несколько лет назад в Москве были десятки мастерских. Они до сих пор почти все существуют на бумаге, но пациентов там нет. Потому что нет заказов. Больницы им теперь не помогают, а конкурировать с коммерческими предприятиями мастерские для инвалидов с психическими расстройствами не могут. Наши работники инвалиды. У них выработка низкая. Без поддержки государства мастерские не выживут. Нас просто выгнали на улицу», — рассказывает Кощеева.

Мастерская при ПНД № 18, несмотря на отсутствие поддержки со стороны руководства
больницы, долго держалась на плаву. Директор мастерской находил полиграфические заказы и платил сотрудникам зарплату.«Тогда больница сначала нам перестала направлять пациентов на трудотерапию, потом забрала медперсонал. По закону в таких мастерских должен быть кабинет психиатра. Главврач, по моим данным, уговаривал наших заказчиков перестать с нами сотрудничать. А мы как-то выкручивались. Тогда врач инициировал проверку Роспотребнадзора, и теперь у него есть законная причина не пускать нас в помещение. Он много раз говорил нам, что здание мастерской ему нужно для других целей», — говорит Кощеева. Игорь Кожекин, главврач психиатрической больницы № 14 не смог оперативно прокомментировать ситуацию.

Недавно родственников больных Кожекин пригласил на встречу. «Четыре часа уверял, что «без мастерских всем будет только лучше. Мол, в мастерской наших детей используют в коммерческих целях, деньги на них зарабатывают. Смешно слушать. Моему сыну в шесть лет диагностировали шизофрению. Для ребят с такими заболеваниями никакой работы нет. А в мастерской они трудились, кто сколько может. Некоторые приходили туда только для общения. Другие, наоборот, просили больше работы, чтобы увеличить зарплату. Ребята общались, праздновали дни рождения, Новый год. Родители чувствовали себя спокойно. Ребенок под присмотром, в хорошем коллективе, занят делом. Вечером приходит довольный, делится впечатлениями, — говорит Юлия Бельская, мать сотрудника мастерской Алексея Федулаева. — После того, как мастерскую закрыли, сын нервничает, просит, чтобы я нашла ему хоть какую работу. Не надо думать, что люди с психическими расстройствами ничего не понимают. Они так же как и мы страдают, когда их лишают возможности зарабатывать, чувствовать себя нужными. Алеша гордился своей работой, в день зарплаты показывал мне свои деньги, потом радостно шел тратить. Зарабатывал он копейки — примерно три тысячи рублей. Сейчас сын целыми днями либо сидит на одном месте, либо спит. По улицам людям с психическими заболеваниями в Москве без сопровождения ходить опасно. Могут обидеть, ограбить, избить. Одного из Алешиных друзей по мастерской пытались уговорить передавать наркотики.

Я не хочу сына часто отпускать на улицу, еще и потому что он после закрытия нашей мастерской стал громко разговаривать сам с собой. Лекарства забывает принимать, я ему тогда предлагаю лечь в психиатрическую больницу. Он пугается очень сильно, хоть и лежал в больнице один раз в детстве. Никуда я его не отдам, как бы сложно мне не было, конечно».

Алексею Федулову повезло: у него кроме матери, есть отец, отчим и два младших брата. «Алексея все в нашей семье любят. С отцом он постоянно встречается, с отчимом дружит. Младшие сыновья Алексея обожают и говорят, что будут заботиться о нем всегда», — говорит Бельская. Не всем работникам мастерской при ПНД№ 19 так повезло.

Галине Вениамининовне Залкинд, возможно, придется отдать своего сына Якова в психоневрологический интернат. «Яше сейчас 48 лет. Психическое расстройство проявилось, когда ему исполнился год. Я никогда и не думала от него отказываться, несмотря на все трудности». 20 лет назад Яков начал работать в лечебно-производственных мастерских (ЛПМ) при психоневрологическом диспансере № 18. «Сын был с девяти утра до вечера занят, потом приходил довольный, рассказывал, как прошел день, и ложился спать. Мне было трудно одной о нём заботиться, годы брали свое, но я справлялась, во многом благодаря мастерской », — рассказывает Залкинд.

После закрытия мастерской Яша стал вести себя агрессивно, много плакать, злиться на мать. «Каждый день спрашивает, когда пойдет снова клеить конверты. Он не пропустил ни одного рабочего дня. Иногда приходил в офис за час до начала смены. Сейчас он немного успокоился, потому что я ему обещала бороться за мастерскую. Мне очень жалко моего сына. Я не хочу с ним расставаться. Но мне 72 года, моя дочь недавно умерла, у внучки четверо детей. Я не уверена, что справлюсь с ним, если мастерскую закроют. Найти какую-либо работу человеку с психическим расстройством, по словам Залкинд, сейчас невозможно. Даже если работодатель захочет принять в штат ментального инвалида, ему придётся, по закону, организовать рядом с рабочим местом медицинский кабинет. «Трудовые мастерские — этой единственный способ для моего сына хоть чем-то быть занятым, а не маяться в четырех стенах. Жестоко со стороны московских чиновников выгонять наших ребят на улицу», — говорит Залкинд.

Кощеева и родственники сотрудников мастерской пишут письма в департамент здравоохранения Москвы. Им отвечают: «Основной проблемой ЛМП, работающих на принципах хозяйственного расчета и являющихся самостоятельными юридическими лицами, является несоответствие их юридического статуса изменившемуся российскому законодательству и невозможность в связи с этим их деятельности. В настоящее время у ЛМП системы сформировался двойственный статус: они обладают признаками самостоятельного юридического лица, а также признаками медицинской организации, что является юридическим нонсенсом».

«А то, что закрытие мастерских противоречит закону „О психиатрической помощи“, где написано, что государство гарантирует создание лечебно-производственных предприятий для трудовой терапии и производства, это не нонсенс», — возмущается Кощеева. Алексей Хрипун, руководитель Департамента здравоохранения Москвы, отказался от комментариев.

Кощеева второй год пытается отстоять мастерскую при ПНД № 18. Во время борьбы за сохранение мастерской она пережила личную трагедию: беременность двойней закончилась преждевременными родами. Один ребенок погиб, у второй дочери серьезное отставание в развитии. «Дочери год, а весит она пять килограммов. В головку ей сделали шунтирование гловного мозга. Теперь проблемы ментальных инвалидов стали мне совсем родные. Теперь я точно буду бороться за работу для своих ребят до конца», — говорит Кощеева. Она планирует подавать на департамент здравоохранения в суд.

«Это бесполезно, — говорит Раиса (она не хочет называть свою фамилию), бывший директор ЛПМ при ПНД № 16. — Я тоже долго боролась за свою мастерскую, но сил не хватило. Работала там почти 30 лет. У нас был большой швейный цех на 100 посадочных мест. В СССР мастерские входили в государственную программу, они получали госзаказы. Пациентов в мастерской не только обеспечивали работой, еще бесплатно кормили, им организовывали экскурсии по Золотому кольцу и в Киев».

После перестройки мастерская осталась на самообеспечении. Работы становилось все меньше и меньше. Конкуренцию на свободном рынке не выдерживали. Остаточная трудоспособность у сотрудников-инвалидов низкая. А департамент здравоохранения заказов давал все меньше и меньше. «Мы искали заказы через личные контракты, работали за копейки, но добросовестно, никого не обманывали. Но все равно мы тонули. Вернее, нас топили. Однажды пришла комиссия из департамента здравоохранения и запретила пользоваться подвалом.: «А где мне хранить сырье и готовую продукцию, если нельзя пользоваться подвалом? Я потеряла из-за этого запрета последнего очень хорошего заказчика. Мне сейчас 64 года, я ушла их мастерской в прошлом августе. Не могла больше слышать от руководства обвинений в том, что преследую корыстные цели. Зарплата, мой единственный доход из мастерской, к моменту увольнения составляла четыре тысячи рублей», — говорит Раиса.

«У нас есть керамическая, швейная и кулинарная мастерская. Большую часть в расписании наших студентов занимает работа в мастерских. У них есть цель — сделать красивую вещь, а не просто тренировать мелкую моторику или вербальные навыки, — говорит Зоя Попова, директор центра обучения, социальной реабилитации и творчества людей с аутизмом «Антон тут рядом». Попова рассказывает, что в результате работы в мастерских улучшается состояние здоровья студентов. «Одна девочка в 30 лет начала разговаривать. Другие ребята расширили свой эмоциональный репертуар. Они стали шутить, сердиться и завязывать отношения», — рассказывает Попова. Центр «Антон тут рядом» существует два года. За это время сотрудникам центра удалось устроить на работу семерых студентов.

«Один мальчик работает поваром, другие на фасовке, курьерами. Трудоустраивать получается в лояльные организации. Но они берут наших студентов не из жалости. Ребята в результате занятий в центре достигли такого уровня, что им готовы платить зарплату. Мы сопровождаем вхождение в трудовой коллектив, первое время поддерживаем их, а потом они действуют уже самостоятельно», — говорит Попова.

Примерно по такому принципу организована трудовая реабилитация людей с психическими расстройствами в США. В старших классах школы, где учатся инвалиды, начинается подготовка к трудоустройству. Бизнесмены охотно соглашаются принимать людей с аутизмом на работу, потому что они знают, во-первых, что такое социальная ответственность, а во-вторых, понимают, что у таких людей могут быть особые компетенции. В компаниях есть сотрудники, которые отвечают за мягкое включение людей с особенностями в рабочий процесс. В США, Европе, Израиле люди с различными психическими заболеваниями не только имеют возможность зарабатывать себе на жизнь, но и делать карьеру. Испанец Пабло Пинеда, первый человек с синдромом Дауна, который получил высшее образование, завоевал «Серебряную раковину» кинофестиваля в Сан-Себастьяне за лучшую мужскую роль в фильме «Я тоже».

В США в 2012 году в президентский совет был назначен первый аутист Ари Нейман.