Recipe.Ru

«Между увольнением и смертью я выбираю увольнение»

«Между увольнением и смертью я выбираю увольнение»
В списке умерших от коронавируса медработников, который пополняют в сети активисты,  числится уже 70 человек – там самые разные врачебные специальности, медсёстры и фельдшеры. Анестезиолог-реаниматолог Сергей Саяпин считает, что большинство медработников молчат, потому что боятся увольнения или преследования Следственного комитета за распространение фейков о коронавирусе. Сергей Саяпин работает в Покровской больнице, коллектив которой первым записал видеообращение о нехватке спецзащиты, писал служебные записки, но не получал ни ответов, ни масок. «Если бы к тому времени мы сами, за свои деньги, не закупили средства защиты, было бы совсем плохо», – рассказал врач.

По данным «Новой газеты», в общей сложности сейчас в больнице имени Боткина, основном инфекционном стационаре Петербурга, занято, по данным межведомственной рабочей группы, 589 коек. То есть только в одном стационаре больше четверти пациентов — медики. Всего в десяти питерских больницах, работающих сегодня как инфекционные, больными с подтвержденным COVID и просто пневмониями заняты 3865 коек. С пациентами, по информации комитета по здравоохранению, работают около шести тысяч медиков. Они все рискуют заразиться каждую минуту.

Говорить о военных условиях, в которых они оказались во время эпидемии, врачи отказываются. То есть говорить-то они готовы, но только анонимно.

— Большинство молчат, — признает анестезиолог-реаниматолог Сергей Саяпин. — Я не знаю, чего они боятся. Увольнения? Извините, но между увольнением и смертью я лично выбираю увольнение. И потом, увольнение — по какой статье?

Многие медики боятся не увольнения. Они уверены: стоит раскрыть рот — к ним придет Следственный комитет с обвинениями в распространении фейков. Сергей Саяпин этого не боится, он намерен сам пойти в прокуратуру и в следствие, чтобы разобрались, как можно было оставить медиков без защиты.

Сергей Саяпин работает в той самой Покровской больнице, где сотрудники первыми открыто объявили об отсутствии средств защиты. Они записали видеообращение и потребовали выделить в больнице «красную зону» для инфицированных пациентов. Чиновники публично комментировали: это обычные пневмонии, для работы с ними медики «обеспечены достаточной защитой».

— Комитет по здравоохранению сообщил нам, что пневмония — не инфекционное заболевание, — говорит доктор Саяпин. — Зонирование в больнице проведено не было. Остальные стационары в такой ситуации закрывали прием. В Покровскую больницу при недостроенных шлюзах, при недоделанном зонировании везли пациентов.

Сегодня по этому поводу в комитете говорят: «Мы руководствуемся Временными методическими версиями Минздрава и действуем в соответствии с ними. А их вышло шесть версий. Описание того, что такое подозрительный на COVID случай, менялось». Иначе говоря, взгляд на врачей как на расходный материал идет «сверху», причем постоянно меняет ракурс — не уследишь.

— В ограниченном количестве у нас были тоненькие одноразовые халаты, одноразовые шапочки, — рассказывает доктор Саяпин. — Перчатки были, но в таком количестве, что их приходилось обрабатывать, чтоб повторно использовать. Это вообще-то запрещено. Больше ничего не было. Очки, респираторы появились, но фактически не были одноразовыми. На подразделение, в котором работают в смену восемь человек, на сутки нам выдали один респиратор.

Коллеги, продолжает Саяпин, писали служебные записки главврачу Марине Бахолдиной, но не получали ни масок, ни даже ответов. После публикации видеообращения появились спонсоры, готовые обеспечить врачей необходимым. Но Покровская больница, утверждает Саяпин, отказалась принимать подарки.

— Тем, кто хотел делать это официально, по договору дарения, главврач говорила: спасибо, у нас все есть. Поэтому мы могли что-то получить только потихонечку, неофициально, за пределами стационара, — говорит он. — Больница опубликовала видео: главврач возле мешков с халатами, шапочками, масками. Это действительно были средства индивидуальной защиты. Но, во-первых, не для инфекционного стационара, а во-вторых, в таком маленьком количестве, что можно об этом не говорить.

Если бы к тому времени мы сами, за свои деньги, не закупили средства защиты, было бы совсем плохо.

Некоторые смогли найти респираторы 3М, некоторые — обычные маски. Кто что смог достать.

Главврач Покровской больницы Марина Бахолдина — невролог по специальности. О ней говорят как об очень хорошем клиницисте и прекрасном руководителе. «Новая» обратилась к ней с просьбой о комментарии, но доктор велела передать вопросы через комитет по здравоохранению. В комитете нас заверили, что переслали ей обращение со списком вопросов. Доктор Бахолдина сообщила, что не получала его.

— Вместо того чтобы задавать вопросы, лучше поддержите медперсонал, — отрезала она по телефону, так и не поняв, что как раз это мы и пытаемся сделать.

Сам Сергей Саяпин, чтобы защитить себя во время манипуляций с больными, по примеру коллег купил маску для подводного плавания. В ней он проводил интубации — самую опасную с точки зрения заражения, объясняет он, манипуляцию.

— Потом стало выясняться, что у таких масок наружный клапан работает только в воде, а на воздухе он подтравливает, — добавляет доктор.

У пациентов были налицо клинические признаки вирусной пневмонии, но результаты тестов на коронавирус либо оказывались отрицательными, либо просто не поступали. И больница продолжала держаться той позиции, что заразиться врачам нечем. Через десять дней после публикации первого видео с просьбой о помощи у доктора Саяпина пропало обоняние, поднялась температура, начался сухой кашель.

— Первая мысль была, как обычно у врачей: пройдет, — рассказывает он. — На третий день стало совсем нехорошо, и я обратился за помощью к коллегам. Сделали КТ и нашли пневмонию.

Выглядело это так, будто доктор заболел той самой незаразной пневмонией, которой заполнялась больница: у него проявилась та же клиническая картина, что у его пациентов, но тесты не подтверждали коронавирус. Первый он сдавал за пять дней до появления симптомов.

— Первый тест нам всем делали еще 8 апреля, но результатов до сих пор нет, — говорит Саяпин. — Второй тест от 14-го числа — COVID-положительный. Третий мне делали 17 апреля уже в Боткинской больнице, но результата тоже до сих пор нет.

В Боткинскую больницу скорая привезла его вечером 17 апреля в состоянии средней тяжести. К этому времени пришли положительные результаты тестов и других медиков Покровской. Саяпин говорит, что заболевших оказалось с десяток человек.

Точное число заболевших медиков в Петербурге комитет по здравоохранению «Новой» назвать не смог. Но Мариинская больница, например, сообщает о пятидесяти заразившихся сотрудниках. Этот стационар долго вообще не принимал больных с пневмониями и ОРВИ, потому что там невозможно обеспечить их изоляцию. Больницу называли самой безопасной в городе. Но куда-то надо было перевезти, например, кардиологических пациентов из Покровской. Перевели — и сразу пошло заражение, с 27 апреля Мариинская работает уже только на коронавирус. Ее «незаразных» пациентов, в свою очередь, распределили по другим больницам.

НИИ травматологии и ортопедии имени Вредена тоже собирались оставить свободным от вируса, туда направляли пациентов с травмами, которых уже не могли принять перепрофилированные стационары. В последних числах апреля заведующий нейроортопедическим отделением Дмитрий Пташников сообщил, что коронавирусом заразились все его подчиненные. «В нашем отделении 32 пациента и 10 пациентов-сотрудников, — сообщил он в видеообращении. — Да, вы не ослышались: все наши сотрудники на сегодняшний день болеют. У девяти из десяти на компьютерной томографии подтверждена пневмония. И еще пневмония у 12 пациентов. Двоих пришлось перевести в связи с сопутствующей тяжелой патологией в специализированные стационары. У меня положительный COVID. К сожалению, никакие средства защиты не сработали, даже самые современные, так как мы закрыты в одном помещении с больными. Внутренних шлюзов нам не организовать, поэтому мы здесь варимся в собственном соку».

Губернатор Петербурга Александр Беглов 28 апреля подписал постановление о единовременных выплатах медикам, «пострадавшим вследствие оказания помощи пациентам с коронавирусной инфекцией, а также членам семей этих медработников». Согласно документу, «в случае заражения медицинского работника коронавирусной инфекцией ему предоставляется единовременная выплата в размере 300 тысяч рублей». Если коронавирус сделает медика инвалидом, тот получит 500 тысяч рублей. В случае его смерти семье выплатят миллион. Это — на бумаге.

Повторим, только в Боткинской больнице лечатся больше полутора сотен петербургских медиков, а подтвержден коронавирус, по данным межведомственной группы, у вдвое меньшего количества. Публично комитет по здравоохранению объявил о смерти двоих врачей, а в неполном и неформальном списке умерших от коронавируса фигурируют трое плюс еще пять медсестер.

Сколько медиков или их семей получат компенсации? Сумма, выделенная на эти цели из городского бюджета, показывает оптимистичный настрой губернатора Петербурга: 30 миллионов рублей.

Как объяснили «Новой» в комитете по здравоохранению, в Петербурге «создана комиссия по анализу летальных исходов от гриппа и тяжелых форм других ОРВИ».

— Каждая смерть, подозрительная на ковид, исследуется этой комиссией, — объяснили в комитете. — Она делает вывод, от чего умер человек, какой диагноз основной. В комиссию входит 11 экспертов — по патанатомии и по инфекционным болезням.

Ключевые слова здесь — «основной диагноз». Понимать это надо так:

если медик был при жизни болен чем-то, кроме коронавируса, то и денег его семья, скорей всего, не получит.

— СМИ сообщили о смерти врача городской станции скорой помощи, — привели пример в комздраве. — Она не ездила на вызовы, а принимала звонки. У нее не было контакта с пациентами.

Видимо, контакт с коллегами, возившими больных в стационары, стоявшими там в очередях из машин по восемь часов, не в счет. Семье этого доктора компенсации не положены.

Еще удивительней ситуация с получением трехсот или пятисот тысяч для переболевших. В аппарате вице-губернатора Петербурга Олега Эргашева, курирующего этот вопрос, «Новой» сообщили: каждый такой случай будет разбираться отдельно по правилам травмы на производстве.

— Чтобы установить выплату, необходимо провести определенное расследование: человек заболел при исполнении трудовых обязанностей или нет, — объяснили в пресс-службе вице-губернатора. — Решать это будет комиссия по несчастному случаю, сформированная главврачом медицинского учреждения. Алгоритм будет таким же, как при несчастном случае на производстве.

Согласно Кодексу об административных правонарушениях, часть 1 статьи 5.27.1, за несчастный случай на производстве отвечает работодатель, в случае с больницей — главврач. За нарушение «трудового законодательства и иных нормативных правовых актов, содержащих нормы трудового права» для должностного лица предусмотрен штраф — от двух до пяти тысяч рублей. При повторном нарушении — «от десяти тысяч до двадцати тысяч рублей» или дисквалификация на срок от года до трех. В Уголовном кодексе статья 143 предусматривает наказания за нарушение требований охраны труда, в частности — за допуск сотрудников к работе без средств индивидуальной защиты. Санкции по ней — от штрафа в 400 тысяч рублей, если пострадал один человек, до четырех лет колонии, если подчиненный умер, и до пяти лет с запретом на профессию, если пострадало больше двух сотрудников.

— Официальная позиция главврача Бахолдиной — все медработники, заразившиеся в нашем стационаре, заразились по собственной вине и не от пациентов, — утверждает Сергей Саяпин. — И если я заразился по собственной вине, выплаты мне не положены.

Если комиссия внутри больницы признает, что сотрудник заразился коронавирусом на работе, то по алгоритму, заданному в правительстве Петербурга, отвечать за это должен главврач. Он же — глава комиссии. Иначе говоря, количество и суммы компенсаций заболевшим медикам будут напрямую зависеть от числа главврачей, готовых заплатить штрафы и отсидеть. Захочет ли этого, например, главврач Покровской больницы Марина Бахолдина, которая при всем желании физически не могла обеспечить всех подчиненных необходимой защитой? Или, скажем, главврач Мариинской больницы, которому повезли пациентов из Покровской: он захочет отвечать за болезнь пятидесяти подчиненных?

— Давайте будем априори исходить из того, что у нас руководители все добропорядочные,

— предложили «Новой» в пресс-службе вице-губернатора Эргашева.

В одном из многочисленных обращений к нации президент Путин пообещал медикам, работающим с коронавирусом, стимулирующие доплаты. Он назвал суммы до 80 тысяч рублей в месяц.

— Это вовсе не те суммы, которые врачи получат, — убежден доктор Саяпин. — Есть распоряжение Беглова: считается, сколько часов медик взаимодействовал с коронавирусным пациентом.

В аппарате вице-губернатора Эргашева ссылаются на два постановления городского правительства. Первое, от 17 апреля, предусматривает надбавки только для стационаров, где больные с подтвержденным коронавирусом лечились во второй половине марта. Фактически это только Боткинская больница. Выплаты, как сказано в постановлении, «будут зависеть от объема фактически отработанного времени». Медики, которые работали с «незаразной» пневмонией и «обычным» ОРВИ, доплат за март не получат.

Второе постановление датировано 28 апреля. Оно устанавливает надбавки за период с 1 апреля по 30 июня, и суммы вроде бы соответствуют тем, что называл президент: от 25 до 80 тысяч рублей в зависимости от квалификации и места работы. Но текст документа надо читать очень внимательно: доплаты причитаются только медикам, «непосредственно участвующим в оказании медицинской помощи гражданам, у которых выявлена коронавирусная инфекция COVID-19». И только «на основе количества фактически отработанного времени исходя из расчета месячной нормы рабочих часов на одну занятую ставку». В переводе с чиновничьего на русский это означает: за то время, что медики работали с пациентами, у которых тесты не подтвердили коронавирус, доплат не положено. И в формулах применят понижающий коэффициент «из расчета нормы рабочих часов». Еще короче — доплат в 80 тысяч врачам, судя по всему, не видать даже сейчас, когда их так сильно все благодарят и хвалят.

Днем позже, 29 апреля, губернатор Беглов добавил к этому еще 9 категорий медиков, которые получат доплаты. В список вошли патологоанатомы, судебные медики и лаборанты, проводящие диагностику на вирус, весь персонал первичного звена (поликлиник), работающий с коронавирусом, все сотрудники скорой помощи, не упомянутые в предыдущем документе. Правила начисления остались прежние. В постановлении упомянуто, что по состоянию на 29 апреля уже 838 медиков в Петербурге получили в общей сложности 8 миллионов 544 тысячи 300 рублей. В среднем это по 10 тысяч на человека.

В Ленобласти, как сообщили «Новой» в пресс-службе ее правительства, дополнительно к федеральным надбавкам установлены местные. Врачи-инфекционисты и анестезиологи-реаниматологи получат 200% среднемесячного дохода, врачи стационаров и скорой помощи — 160%, средний медперсонал больниц, ставших инфекционными, и бригад скорой помощи — 100 и 80%, младший медперсонал больниц и скорой помощи — 60 и 40% соответственно. Плюс им положена компенсация транспортных расходов — по 2000 рублей в месяц.

По официальным данным, «на сегодня всего заболело в Ленинградской области 64 медика, из них 27 врачей и 37 медсестер». Сколько заразились на самом деле — неизвестно: в одной только Всеволожской районной больнице, рассказал «Новой» анестезиолог-реаниматолог Александр Иванов, заболели 40 сотрудников. «Это только те, кто брал больничный или обращался с жалобами, у кого выявляли пневмонию, — уточнил доктор.

Александр Иванов знает даже источник заражения в их больнице: «нулевой» пациент поступил к ним из поселка Новосергиевка — из хостела для мигрантов, обитатели которого сейчас лечатся от коронавируса в полевом госпитале, разбитом по соседству специально для них. Заболело почти все общежитие.

— Первый заболевший мигрант умер у нас в приемном покое, — рассказывает доктор Иванов. — Его привезли, когда поняли, что это пневмония, пытались его реанимировать, но было поздно. И заразил он, видимо, всех, кто с ним как-то контактировал. Он лежал в приемном покое несколько часов, а средств защиты у нас не было. То есть были обычные медицинские маски, перчатки, шапочки — и все. Мы понимали, что вспышки не избежать, и спрашивали, что будет дальше.

Нам отвечали: у нас все под контролем, остальное — не ваше дело.

После появления первых пациентов с подтвержденным коронавирусом в 30 километрах от Всеволожска, в больнице поселка имени Морозова, организовали инфекционное отделение. Но работать в нем оказалось некому.

— Открыли реанимацию на три койки и долго не могли найти желающих работать там, — говорит Александр Иванов. — Когда уже пошли больные, отправили туда приказным порядком «добровольцев» — четверых анестезиологов. Они сами купили себе в строительном магазине средства защиты — комбинезоны, маски, очки. И поехали туда. Двое из них заболели пневмониями.

У сорока медиков, заболевших, по словам доктора, во всеволожской больнице, проявились все клинические признаки вирусной пневмонии. У доктора Иванова, как он говорит, это подтверждала и компьютерная томография. У всех взяли тесты в первых числах апреля. И ни у кого, включая Иванова, коронавирус не подтвердился.

— Нам объясняли: погода сырая, пневмония — дело обычное, где-то простудились, — говорит Иванов. — И многие продолжали работать, общались с коллегами, с пациентами. У тех, кто потом оказался в других больницах, тесты оказались положительными.

Сам Александр Иванов, почувствовав себя плохо, тоже еще несколько дней ходил в клинику, потому что «простуда» выкашивала врачей, работать было просто некому.

— Люди заболевали, поэтому график работы у нас был очень плотный, — рассказывает он. — И.о. заведующего каждый день обзванивал врачей и спрашивал, кто может выйти. Я уже чувствовал себя плохо, но согласился выйти, хотя предупредил, что боюсь его подвести. У меня уже температура была субфебрильная. Вышел на работу — а сам по лестнице уже хожу с трудом. А работа динамичная, перемещаться надо быстро. Чувствую, что не смогу больше. Взял больничный.

Уже из дома он вызвал скорую, которая отвезла его в Петербург, в Боткинскую больницу. Только там тест подтвердил, что у него коронавирусная пневмония.

Официальные данные по Ленинградской области за 27 апреля говорили, что там вообще 0 смертей от коронавируса. При этом 27 апреля уже было известно о гибели медсестры Гатчинской ЦРБ, болевшей пневмонией. Гатчинская ЦРБ входит в перечень стационаров, перепрофилированных под прием пневмоний. Почему гибель этой медсестры не попала в статистику — отдельный вопрос. Компенсации для заболевших или для семей умерших в регионе еще не придуманы. «В настоящее время разрабатывается соответствующая мера поддержки», — сообщили в пресс-службе.

В Петербурге 28 апреля прямо напротив здания комздрава на Малой Садовой улице появилась стена памяти погибших медиков. На ней 8 имен, два с фотографиями. Создала ее по собственной инициативе петербурженка Ирина Маслова. Кто-то немедленно вызвал полицию, чтобы пресечь несанкционированное безобразие. Двое полицейских долго стояли, не зная, что с этим делать. Сорвать листочки А4 с именами медиков у них рука не поднялась. Постояли — и уехали.

В списке умерших от коронавируса медработников, который пополняют в сети активисты,  числится уже 70 человек – там самые разные врачебные специальности, медсёстры и фельдшеры. Анестезиолог-реаниматолог Сергей Саяпин считает, что большинство медработников молчат, потому что боятся увольнения или преследования Следственного комитета за распространение фейков о коронавирусе. Сергей Саяпин работает в Покровской больнице, коллектив которой первым записал видеообращение о нехватке спецзащиты, писал служебные записки, но не получал ни ответов, ни масок. «Если бы к тому времени мы сами, за свои деньги, не закупили средства защиты, было бы совсем плохо», – рассказал врач.

По данным «Новой газеты», в общей сложности сейчас в больнице имени Боткина, основном инфекционном стационаре Петербурга, занято, по данным межведомственной рабочей группы, 589 коек. То есть только в одном стационаре больше четверти пациентов — медики. Всего в десяти питерских больницах, работающих сегодня как инфекционные, больными с подтвержденным COVID и просто пневмониями заняты 3865 коек. С пациентами, по информации комитета по здравоохранению, работают около шести тысяч медиков. Они все рискуют заразиться каждую минуту.

Говорить о военных условиях, в которых они оказались во время эпидемии, врачи отказываются. То есть говорить-то они готовы, но только анонимно.

— Большинство молчат, — признает анестезиолог-реаниматолог Сергей Саяпин. — Я не знаю, чего они боятся. Увольнения? Извините, но между увольнением и смертью я лично выбираю увольнение. И потом, увольнение — по какой статье?

Многие медики боятся не увольнения. Они уверены: стоит раскрыть рот — к ним придет Следственный комитет с обвинениями в распространении фейков. Сергей Саяпин этого не боится, он намерен сам пойти в прокуратуру и в следствие, чтобы разобрались, как можно было оставить медиков без защиты.

Сергей Саяпин работает в той самой Покровской больнице, где сотрудники первыми открыто объявили об отсутствии средств защиты. Они записали видеообращение и потребовали выделить в больнице «красную зону» для инфицированных пациентов. Чиновники публично комментировали: это обычные пневмонии, для работы с ними медики «обеспечены достаточной защитой».

— Комитет по здравоохранению сообщил нам, что пневмония — не инфекционное заболевание, — говорит доктор Саяпин. — Зонирование в больнице проведено не было. Остальные стационары в такой ситуации закрывали прием. В Покровскую больницу при недостроенных шлюзах, при недоделанном зонировании везли пациентов.

Сегодня по этому поводу в комитете говорят: «Мы руководствуемся Временными методическими версиями Минздрава и действуем в соответствии с ними. А их вышло шесть версий. Описание того, что такое подозрительный на COVID случай, менялось». Иначе говоря, взгляд на врачей как на расходный материал идет «сверху», причем постоянно меняет ракурс — не уследишь.

— В ограниченном количестве у нас были тоненькие одноразовые халаты, одноразовые шапочки, — рассказывает доктор Саяпин. — Перчатки были, но в таком количестве, что их приходилось обрабатывать, чтоб повторно использовать. Это вообще-то запрещено. Больше ничего не было. Очки, респираторы появились, но фактически не были одноразовыми. На подразделение, в котором работают в смену восемь человек, на сутки нам выдали один респиратор.

Коллеги, продолжает Саяпин, писали служебные записки главврачу Марине Бахолдиной, но не получали ни масок, ни даже ответов. После публикации видеообращения появились спонсоры, готовые обеспечить врачей необходимым. Но Покровская больница, утверждает Саяпин, отказалась принимать подарки.

— Тем, кто хотел делать это официально, по договору дарения, главврач говорила: спасибо, у нас все есть. Поэтому мы могли что-то получить только потихонечку, неофициально, за пределами стационара, — говорит он. — Больница опубликовала видео: главврач возле мешков с халатами, шапочками, масками. Это действительно были средства индивидуальной защиты. Но, во-первых, не для инфекционного стационара, а во-вторых, в таком маленьком количестве, что можно об этом не говорить.

Если бы к тому времени мы сами, за свои деньги, не закупили средства защиты, было бы совсем плохо.

Некоторые смогли найти респираторы 3М, некоторые — обычные маски. Кто что смог достать.

Главврач Покровской больницы Марина Бахолдина — невролог по специальности. О ней говорят как об очень хорошем клиницисте и прекрасном руководителе. «Новая» обратилась к ней с просьбой о комментарии, но доктор велела передать вопросы через комитет по здравоохранению. В комитете нас заверили, что переслали ей обращение со списком вопросов. Доктор Бахолдина сообщила, что не получала его.

— Вместо того чтобы задавать вопросы, лучше поддержите медперсонал, — отрезала она по телефону, так и не поняв, что как раз это мы и пытаемся сделать.

Сам Сергей Саяпин, чтобы защитить себя во время манипуляций с больными, по примеру коллег купил маску для подводного плавания. В ней он проводил интубации — самую опасную с точки зрения заражения, объясняет он, манипуляцию.

— Потом стало выясняться, что у таких масок наружный клапан работает только в воде, а на воздухе он подтравливает, — добавляет доктор.

У пациентов были налицо клинические признаки вирусной пневмонии, но результаты тестов на коронавирус либо оказывались отрицательными, либо просто не поступали. И больница продолжала держаться той позиции, что заразиться врачам нечем. Через десять дней после публикации первого видео с просьбой о помощи у доктора Саяпина пропало обоняние, поднялась температура, начался сухой кашель.

— Первая мысль была, как обычно у врачей: пройдет, — рассказывает он. — На третий день стало совсем нехорошо, и я обратился за помощью к коллегам. Сделали КТ и нашли пневмонию.

Выглядело это так, будто доктор заболел той самой незаразной пневмонией, которой заполнялась больница: у него проявилась та же клиническая картина, что у его пациентов, но тесты не подтверждали коронавирус. Первый он сдавал за пять дней до появления симптомов.

— Первый тест нам всем делали еще 8 апреля, но результатов до сих пор нет, — говорит Саяпин. — Второй тест от 14-го числа — COVID-положительный. Третий мне делали 17 апреля уже в Боткинской больнице, но результата тоже до сих пор нет.

В Боткинскую больницу скорая привезла его вечером 17 апреля в состоянии средней тяжести. К этому времени пришли положительные результаты тестов и других медиков Покровской. Саяпин говорит, что заболевших оказалось с десяток человек.

Точное число заболевших медиков в Петербурге комитет по здравоохранению «Новой» назвать не смог. Но Мариинская больница, например, сообщает о пятидесяти заразившихся сотрудниках. Этот стационар долго вообще не принимал больных с пневмониями и ОРВИ, потому что там невозможно обеспечить их изоляцию. Больницу называли самой безопасной в городе. Но куда-то надо было перевезти, например, кардиологических пациентов из Покровской. Перевели — и сразу пошло заражение, с 27 апреля Мариинская работает уже только на коронавирус. Ее «незаразных» пациентов, в свою очередь, распределили по другим больницам.

НИИ травматологии и ортопедии имени Вредена тоже собирались оставить свободным от вируса, туда направляли пациентов с травмами, которых уже не могли принять перепрофилированные стационары. В последних числах апреля заведующий нейроортопедическим отделением Дмитрий Пташников сообщил, что коронавирусом заразились все его подчиненные. «В нашем отделении 32 пациента и 10 пациентов-сотрудников, — сообщил он в видеообращении. — Да, вы не ослышались: все наши сотрудники на сегодняшний день болеют. У девяти из десяти на компьютерной томографии подтверждена пневмония. И еще пневмония у 12 пациентов. Двоих пришлось перевести в связи с сопутствующей тяжелой патологией в специализированные стационары. У меня положительный COVID. К сожалению, никакие средства защиты не сработали, даже самые современные, так как мы закрыты в одном помещении с больными. Внутренних шлюзов нам не организовать, поэтому мы здесь варимся в собственном соку».

Губернатор Петербурга Александр Беглов 28 апреля подписал постановление о единовременных выплатах медикам, «пострадавшим вследствие оказания помощи пациентам с коронавирусной инфекцией, а также членам семей этих медработников». Согласно документу, «в случае заражения медицинского работника коронавирусной инфекцией ему предоставляется единовременная выплата в размере 300 тысяч рублей». Если коронавирус сделает медика инвалидом, тот получит 500 тысяч рублей. В случае его смерти семье выплатят миллион. Это — на бумаге.

Повторим, только в Боткинской больнице лечатся больше полутора сотен петербургских медиков, а подтвержден коронавирус, по данным межведомственной группы, у вдвое меньшего количества. Публично комитет по здравоохранению объявил о смерти двоих врачей, а в неполном и неформальном списке умерших от коронавируса фигурируют трое плюс еще пять медсестер.

Сколько медиков или их семей получат компенсации? Сумма, выделенная на эти цели из городского бюджета, показывает оптимистичный настрой губернатора Петербурга: 30 миллионов рублей.

Как объяснили «Новой» в комитете по здравоохранению, в Петербурге «создана комиссия по анализу летальных исходов от гриппа и тяжелых форм других ОРВИ».

— Каждая смерть, подозрительная на ковид, исследуется этой комиссией, — объяснили в комитете. — Она делает вывод, от чего умер человек, какой диагноз основной. В комиссию входит 11 экспертов — по патанатомии и по инфекционным болезням.

Ключевые слова здесь — «основной диагноз». Понимать это надо так:

если медик был при жизни болен чем-то, кроме коронавируса, то и денег его семья, скорей всего, не получит.

— СМИ сообщили о смерти врача городской станции скорой помощи, — привели пример в комздраве. — Она не ездила на вызовы, а принимала звонки. У нее не было контакта с пациентами.

Видимо, контакт с коллегами, возившими больных в стационары, стоявшими там в очередях из машин по восемь часов, не в счет. Семье этого доктора компенсации не положены.

Еще удивительней ситуация с получением трехсот или пятисот тысяч для переболевших. В аппарате вице-губернатора Петербурга Олега Эргашева, курирующего этот вопрос, «Новой» сообщили: каждый такой случай будет разбираться отдельно по правилам травмы на производстве.

— Чтобы установить выплату, необходимо провести определенное расследование: человек заболел при исполнении трудовых обязанностей или нет, — объяснили в пресс-службе вице-губернатора. — Решать это будет комиссия по несчастному случаю, сформированная главврачом медицинского учреждения. Алгоритм будет таким же, как при несчастном случае на производстве.

Согласно Кодексу об административных правонарушениях, часть 1 статьи 5.27.1, за несчастный случай на производстве отвечает работодатель, в случае с больницей — главврач. За нарушение «трудового законодательства и иных нормативных правовых актов, содержащих нормы трудового права» для должностного лица предусмотрен штраф — от двух до пяти тысяч рублей. При повторном нарушении — «от десяти тысяч до двадцати тысяч рублей» или дисквалификация на срок от года до трех. В Уголовном кодексе статья 143 предусматривает наказания за нарушение требований охраны труда, в частности — за допуск сотрудников к работе без средств индивидуальной защиты. Санкции по ней — от штрафа в 400 тысяч рублей, если пострадал один человек, до четырех лет колонии, если подчиненный умер, и до пяти лет с запретом на профессию, если пострадало больше двух сотрудников.

— Официальная позиция главврача Бахолдиной — все медработники, заразившиеся в нашем стационаре, заразились по собственной вине и не от пациентов, — утверждает Сергей Саяпин. — И если я заразился по собственной вине, выплаты мне не положены.

Если комиссия внутри больницы признает, что сотрудник заразился коронавирусом на работе, то по алгоритму, заданному в правительстве Петербурга, отвечать за это должен главврач. Он же — глава комиссии. Иначе говоря, количество и суммы компенсаций заболевшим медикам будут напрямую зависеть от числа главврачей, готовых заплатить штрафы и отсидеть. Захочет ли этого, например, главврач Покровской больницы Марина Бахолдина, которая при всем желании физически не могла обеспечить всех подчиненных необходимой защитой? Или, скажем, главврач Мариинской больницы, которому повезли пациентов из Покровской: он захочет отвечать за болезнь пятидесяти подчиненных?

— Давайте будем априори исходить из того, что у нас руководители все добропорядочные,

— предложили «Новой» в пресс-службе вице-губернатора Эргашева.

В одном из многочисленных обращений к нации президент Путин пообещал медикам, работающим с коронавирусом, стимулирующие доплаты. Он назвал суммы до 80 тысяч рублей в месяц.

— Это вовсе не те суммы, которые врачи получат, — убежден доктор Саяпин. — Есть распоряжение Беглова: считается, сколько часов медик взаимодействовал с коронавирусным пациентом.

В аппарате вице-губернатора Эргашева ссылаются на два постановления городского правительства. Первое, от 17 апреля, предусматривает надбавки только для стационаров, где больные с подтвержденным коронавирусом лечились во второй половине марта. Фактически это только Боткинская больница. Выплаты, как сказано в постановлении, «будут зависеть от объема фактически отработанного времени». Медики, которые работали с «незаразной» пневмонией и «обычным» ОРВИ, доплат за март не получат.

Второе постановление датировано 28 апреля. Оно устанавливает надбавки за период с 1 апреля по 30 июня, и суммы вроде бы соответствуют тем, что называл президент: от 25 до 80 тысяч рублей в зависимости от квалификации и места работы. Но текст документа надо читать очень внимательно: доплаты причитаются только медикам, «непосредственно участвующим в оказании медицинской помощи гражданам, у которых выявлена коронавирусная инфекция COVID-19». И только «на основе количества фактически отработанного времени исходя из расчета месячной нормы рабочих часов на одну занятую ставку». В переводе с чиновничьего на русский это означает: за то время, что медики работали с пациентами, у которых тесты не подтвердили коронавирус, доплат не положено. И в формулах применят понижающий коэффициент «из расчета нормы рабочих часов». Еще короче — доплат в 80 тысяч врачам, судя по всему, не видать даже сейчас, когда их так сильно все благодарят и хвалят.

Днем позже, 29 апреля, губернатор Беглов добавил к этому еще 9 категорий медиков, которые получат доплаты. В список вошли патологоанатомы, судебные медики и лаборанты, проводящие диагностику на вирус, весь персонал первичного звена (поликлиник), работающий с коронавирусом, все сотрудники скорой помощи, не упомянутые в предыдущем документе. Правила начисления остались прежние. В постановлении упомянуто, что по состоянию на 29 апреля уже 838 медиков в Петербурге получили в общей сложности 8 миллионов 544 тысячи 300 рублей. В среднем это по 10 тысяч на человека.

В Ленобласти, как сообщили «Новой» в пресс-службе ее правительства, дополнительно к федеральным надбавкам установлены местные. Врачи-инфекционисты и анестезиологи-реаниматологи получат 200% среднемесячного дохода, врачи стационаров и скорой помощи — 160%, средний медперсонал больниц, ставших инфекционными, и бригад скорой помощи — 100 и 80%, младший медперсонал больниц и скорой помощи — 60 и 40% соответственно. Плюс им положена компенсация транспортных расходов — по 2000 рублей в месяц.

По официальным данным, «на сегодня всего заболело в Ленинградской области 64 медика, из них 27 врачей и 37 медсестер». Сколько заразились на самом деле — неизвестно: в одной только Всеволожской районной больнице, рассказал «Новой» анестезиолог-реаниматолог Александр Иванов, заболели 40 сотрудников. «Это только те, кто брал больничный или обращался с жалобами, у кого выявляли пневмонию, — уточнил доктор.

Александр Иванов знает даже источник заражения в их больнице: «нулевой» пациент поступил к ним из поселка Новосергиевка — из хостела для мигрантов, обитатели которого сейчас лечатся от коронавируса в полевом госпитале, разбитом по соседству специально для них. Заболело почти все общежитие.

— Первый заболевший мигрант умер у нас в приемном покое, — рассказывает доктор Иванов. — Его привезли, когда поняли, что это пневмония, пытались его реанимировать, но было поздно. И заразил он, видимо, всех, кто с ним как-то контактировал. Он лежал в приемном покое несколько часов, а средств защиты у нас не было. То есть были обычные медицинские маски, перчатки, шапочки — и все. Мы понимали, что вспышки не избежать, и спрашивали, что будет дальше.

Нам отвечали: у нас все под контролем, остальное — не ваше дело.

После появления первых пациентов с подтвержденным коронавирусом в 30 километрах от Всеволожска, в больнице поселка имени Морозова, организовали инфекционное отделение. Но работать в нем оказалось некому.

— Открыли реанимацию на три койки и долго не могли найти желающих работать там, — говорит Александр Иванов. — Когда уже пошли больные, отправили туда приказным порядком «добровольцев» — четверых анестезиологов. Они сами купили себе в строительном магазине средства защиты — комбинезоны, маски, очки. И поехали туда. Двое из них заболели пневмониями.

У сорока медиков, заболевших, по словам доктора, во всеволожской больнице, проявились все клинические признаки вирусной пневмонии. У доктора Иванова, как он говорит, это подтверждала и компьютерная томография. У всех взяли тесты в первых числах апреля. И ни у кого, включая Иванова, коронавирус не подтвердился.

— Нам объясняли: погода сырая, пневмония — дело обычное, где-то простудились, — говорит Иванов. — И многие продолжали работать, общались с коллегами, с пациентами. У тех, кто потом оказался в других больницах, тесты оказались положительными.

Сам Александр Иванов, почувствовав себя плохо, тоже еще несколько дней ходил в клинику, потому что «простуда» выкашивала врачей, работать было просто некому.

— Люди заболевали, поэтому график работы у нас был очень плотный, — рассказывает он. — И.о. заведующего каждый день обзванивал врачей и спрашивал, кто может выйти. Я уже чувствовал себя плохо, но согласился выйти, хотя предупредил, что боюсь его подвести. У меня уже температура была субфебрильная. Вышел на работу — а сам по лестнице уже хожу с трудом. А работа динамичная, перемещаться надо быстро. Чувствую, что не смогу больше. Взял больничный.

Уже из дома он вызвал скорую, которая отвезла его в Петербург, в Боткинскую больницу. Только там тест подтвердил, что у него коронавирусная пневмония.

Официальные данные по Ленинградской области за 27 апреля говорили, что там вообще 0 смертей от коронавируса. При этом 27 апреля уже было известно о гибели медсестры Гатчинской ЦРБ, болевшей пневмонией. Гатчинская ЦРБ входит в перечень стационаров, перепрофилированных под прием пневмоний. Почему гибель этой медсестры не попала в статистику — отдельный вопрос. Компенсации для заболевших или для семей умерших в регионе еще не придуманы. «В настоящее время разрабатывается соответствующая мера поддержки», — сообщили в пресс-службе.

В Петербурге 28 апреля прямо напротив здания комздрава на Малой Садовой улице появилась стена памяти погибших медиков. На ней 8 имен, два с фотографиями. Создала ее по собственной инициативе петербурженка Ирина Маслова. Кто-то немедленно вызвал полицию, чтобы пресечь несанкционированное безобразие. Двое полицейских долго стояли, не зная, что с этим делать. Сорвать листочки А4 с именами медиков у них рука не поднялась. Постояли — и уехали.

Exit mobile version