Больше двух лет главной мировой проблемой была пандемия коронавируса. Но 24 февраля 2022 года Владимир Путин напал на Украину. Теперь гражданские врачи из Украины одновременно лечат ковид и спасают раненных в боях. «Медуза» попросила троих из них рассказать о том, как работает медицина в Украине во время войны.
Сергей Ращенко
Руководитель реабилитационного центра Motus, Одесса
У нас объявлено военное положение, и сейчас наш реабилитационный центр не работает. Мы оказываем только поддержку нашим подопечным, они сейчас все сидят по домам, потому что у нас тут обстрелы и бомбежки.
Мы, врачи, стараемся поддерживать нашу армию всем, чем только можем. Раздаем наше оборудование — все, что хотят волонтеры и наша армия.
У нас в Одессе пока было всего несколько обстрелов. Недалеко от нас диверсионные группы напали на военную часть и еще несколько объектов. Пока только от одной бомбардировки было 18 пострадавших, и с этим наши врачи справились. Наша оборона справляется, и обострения у нас нет, но мы все готовы: коктейли Молотова уже намешали и готовы к обороне.
Думаю, что нагрузка в нашем реабилитационном центре начнется уже тогда, когда мы победим, то есть после войны. Наверняка раненым понадобится реабилитация, наша помощь. И тогда мы будем принимать всех наших бойцов, будем их восстанавливать и делать все, что только можем.
Я так понимаю, у русских уже не осталось армии, чтобы еще и на нас напасть. Наверное, они остановятся под Харьковом, Киевом и Херсоном, там самые ожесточенные бои, а у нас пока днем спокойно.
С мобилизацией врачей у нас никогда не было проблем. У нас есть так называемая территориальная оборона — это когда гражданские приходят в военкоматы, когда их не призывали, но они хотят участвовать [в обороне]. Сейчас, чтобы туда попасть, нужно отстоять по пять часов в огромных очередях, чтобы тебе сказали, что ты пока не нужен и будешь в резерве. Врачей отправляют домой, потому что слишком много желающих. Чтобы сдать кровь, нужно стоять в очереди по десять часов!
Товарищ из-под Киева мне вчера писал: «Сижу с автоматом, жду, когда меня вызовут в территориальную оборону». Мы сейчас находимся в очень жестком режиме, мы тут все на войне.
Вы спросили, нет ли обострения ковида? Мы скучаем по ковиду и хотели бы, чтобы он вернулся, и это, ***** [черт возьми], было самой большой нашей проблемой, я вам честно скажу! Ковид — это ерунда по сравнению с тем, что у нас есть сейчас.
Олег
один из участников группы врачей-волонтеров в Киеве
У нас сейчас военное время, основной удар взяли на себя военные госпитали, которые лечат солдат. Наша задача — это гражданские, которые не смогли выехать из Киева. Сейчас люди спускаются в бункеры, паркинги, в метро. Там есть банальные проблемы: педиатрия, болезни, ковид, зубная боль, психоэмоциональные проблемы. К сожалению, сегодня все дезорганизовано, потому что паника, бомбардировки и ракетные удары.
Естественно, в такой ситуации люди спасали не только себя, но и окружающих, родных и близких [и вывозили их из Киева]. Сейчас [в город] постепенно начинают возвращаться мужчины и женщины, которые [сначала уехали и] оставили детей в безопасности. Кто-то организует медицинскую помощь, кто-то — подвоз лекарств [врачам, которые потом их распределяют].
В Киеве самая большая опасность — это не столько авиаудары, сколько работа диверсионных групп. Они влетают в больницы и жилые дома, оставляют там бомбы — и это самая большая проблема. Вот мы дали вчера объявление, что мы оказываем помощь в точке Х — и уже оказались под атакой диверсантов, они нас пытались вычислить, звонили и отправляли нам угрозы [в соцсети]. Мы понимаем, что они пытаются захватить медчасти для того, чтобы «своим» оказывать какую-то помощь.
Помимо этого, захват идет не только правительственных зданий и госучреждений, а еще и аптек. Сегодня нам стало известно, что одну из аптек захватили, оттуда позвонили в больницу, чтобы на место подъехали врачи, потом этих врачей захватили. Сегодня утром в такую аптеку подъехала скорая помощь за якобы лекарствами для воинской части, в итоге это была ловушка. Машину у них забрали, туда забежали диверсанты и уехали. Их, конечно, словили и убили, но где сейчас находится медперсонал, который им поверил, — неизвестно. Нам ежеминутно поступают звонки о координации движения между пациентами и врачами, а мы не знаем, нас вызывает пациент или диверсант, который хочет сесть в машину медчасти и на ней прорваться к своим.
Все это мешает оказанию помощи, сейчас мы ушли в онлайн. Нам звонят люди, которые не знают куда обратиться. Надеемся, что завтра снимут или хотя бы смягчат ограничения по передвижению, и мы сможем приезжать и помогать физически, потому что сейчас все люди находятся в бомбоубежищах, а в городе комендантский час без права выхода на улицу. И у врачей, и у всех остальных аннулировали временные пропуска, чтобы никто не выходил.
Медицина, которая сейчас в метро [которое люди используют как бомбоубежище] — это медицина XVIII века. Если человек ударился и ушиб ногу — надо сделать МРТ, а если болит спина от удара, то надо сделать КТ. На пальцах ты не узнаешь, какую именно травму получил человек, и что он повредил. Надо оказывать помощь на современном уровне. Мы же не для этого жили, чтобы вернуться в каменный век.
При этом другие болезни никуда не делись — онкология, кардио и так далее. Это большая катастрофа, потому что есть люди, которые болеют сахарным диабетом, им надо получать инсулин по рецепту, он есть якобы на складах, а провизор исчез — он просто уехал [из страны или города]. Врач, который должен выписать рецепт, тоже уехал. Сейчас люди пишут, что нужны кардиологи. Кардиолог поставит диагноз, а дальше что?
К нам обращаются через соцсети и просят помощи. Например, человек заболел бронхитом, его выписывают [из больницы] на третий день в связи с чрезвычайной ситуацией в стране. Тут приходим мы и координируем дальнейшее лечение. Условия меняются каждый день. Из-за диверсионных групп приходится адаптироваться, наши врачи мобилизовались, а те, кто уезжал, уже вернулись, чтобы оказывать помощь. Самое трудное сейчас — это дезорганизация. Все коммуникации выстраивались годами, никто раньше такого не переживал, поэтому приходится их выстраивать фактически заново.
Хорошо, что есть интернет, и мы можем общаться. Юмор очень хорошо помогает держаться. Сейчас нас немного, но при необходимости у нас все на связи и могут подъехать. У нас есть связь, есть отдельная группа. Минобороны дает координаты для помощи военным и врачей подвозят в нужные точки.
Мы со своей стороны как медики пытаемся помогать чем можем и делаем все, что от нас зависит. Наша задача в данной ситуации — поддерживать моральный дух людей: у многих начинаются психологические проблемы.
Ситуация с коронавирусом отошла на второй план, но лучше бы был он, чем война. Больницы не работают на амбулаторном приеме. Все заняты ранеными и войной.
главный врач больницы в Одессе
Сразу после объявления войны не было глобального распределения маршрутов пациентов, сортировки раненных и всего остального. Поэтому в оперативном режиме министерства обороны и здравоохранения распределили опорные больницы с максимальной технологичной помощью для приема раненых.
Мало того, мы думали, что Женевские конвенции в виде белого флага на крыше с красных крестом хоть каким-то образом будут защищать лечебные учреждения от беспилотных летательных аппаратов и всех этих ракет. Но, как оказалось, это были почему-то точки атаки, поэтому все флаги сняли и все закрасили, потому что это была приманка.
У нас остались больницы, которые работают с ковидом, потому что он все равно есть. Но, как это ни прискорбно, Путин вылечил Украину от острой фазы пандемии, разогнав всех по домам. Именно пациентов с коронавирусом стало намного меньше. Но они есть — и есть профильные больницы, которые занимаются пандемией. Есть и те больницы, которые занимаются непосредственно лечением боевых травм.
Когда был введен локдаун в 2020 году, куда-то исчезли люди с ишемической болезнью сердца и другими хроническими и долгоиграющими заболеваниями — просто из-за страха, что надо идти. Так и сейчас, когда есть доминанта, война, уже на насморк и кашель люди перестают обращать внимание. Или обращаются к своим семейным врачам в дистанционном формате.
В многопрофильные больницы в основном поступают с осколочными раны, травмами, связанными со взрывом вторичных осколков, которые приводят к различным повреждениям. Когда техника заезжает, она не церемонится и не смотрит, есть ли люди в другом автомобиле или нет. Многие видели военно-транспортное ДТП, когда танк просто наезжает на машину с людьми.
Многие доктора, особенно те, у которых есть маленькие дети, написали заявление, чтобы эвакуироваться. Но я как руководитель одного из крупных медучреждений знаю, что есть четкая маршрутизация пациента. Если врач уходит или уезжает, у него есть дублер, поэтому нет такого, что пациент брошен. Но, возможно, особенно в городах, где идет полномасштабная война, экстренные службы работают со сложностями, потому что идет обстрел красных крестов. Есть ранения и водителей, и фельдшеров.
Есть врачи, которые уехали, но это незначительное количество и дефицита медперсонала не наблюдается. С медпрепаратами тоже пока проблем нет, количества резервов более чем достаточно. У каждой больницы есть определенный стратегический запас супер-важных лекарств. Ковид нас подготовил к войне, сейчас все больницы автономны и обладают всем необходимым.
В Одессе периодически слышны выстрелы ПВО, но по сравнению с другими городами в принципе спокойно, поэтому работа идет в плановом режиме. Однако периодические атаки людей с мобильной психикой немножко парализуют.
Большая часть учреждений работает в плановом режиме с теми сотрудниками, которые есть. У медиков тоже есть фактор страха, несмотря на все рабочие моменты, но дело медицинского менеджера — обеспечить оказание помощи в любой ситуации.
За каждым медучреждением есть определенное количество необходимых бригад, которые будут оказывать помощь при территориальной обороне. Врачи высокой квалификации приписываются к своим медучреждениям, потому что они там будут более эффективны, чем в уличных боях.
Количество врачей зависит от потребностей, но сейчас все переведено в экстренную службу. Как только наблюдается активация поступлений и мы понимаем, что это количество нынешняя смена не может отработать, буквально в течение часа подъезжают резервные группы, которые оказывают помощь.
В нашем районе пока нет активных боевых действий, у нас есть только распределение ролей на их случай. В Киеве и во всех других учреждениях есть люди, которые работают в зоне столкновений. Более того, у нас есть договоренность с нашими зарубежными коллегами — они едут в самые «зашкваренные» места, где будут помогать нашим специалистам в супер-сложных ситуациях спасать наших гражданских и военных, и не только наших.
Что [особенно] следует отметить, так это количество крови, которая была сдана за эти четыре дня войны — оно рекордное. После того, как объявили войну, станции по переливанию крови работали круглосуточно и на данный момент запасов такое количество, что уже говорят о том, что потребность осталась только в самых редких группах — например, четвертая отрицательная. Это показатель социальной ответственности и объединения наших людей.
