– Как вы оказались в гнойной хирургии?
– Моя бабушка болела раком, врачи уже ничем не могли ей помочь. Тогда я, наверное, как многие будущие доктора, и решил: вот вырасту и найду лекарство от рака! Вырос, лекарства, конечно, не нашел, но в медицинский поступил. То, что стану хирургом, знал с детства. Уже с малых лет пилил деревяшки, делал уколы мягким игрушкам, представляя себя хирургом. В гнойную хирургию попал, можно сказать, случайно. Второй год ординатуры проходил в отделении гнойной хирургии, мне много позволяли оперировать, всему учили. Было интересно. Поэтому когда предложили остаться, я согласился. Гнойная хирургия отличается от общей хирургии тем, что чаще приходится иметь дело с осложнениями различных заболеваний, постоперационными в том числе. Инфекция может подстерегать нас везде, нет даже смысла перечислять те заболевания, которые с ней связаны. Перитониты, гангрены, флегмоны, абсцессы… Воспалительные процессы в организме не редкость. На фоне хронических болезней, после тяжелых травм могут возникать длительно незаживающие раны, которые требуют лечения и последующей кожной пластики.
– А если это осложнения хирургических заболеваний, разве их нельзя спрогнозировать и избежать?
– Риски осложнений будут всегда. Каждый организм индивидуален, мы не можем заглянуть в будущее и увидеть, как идет процесс выздоровления, и полагаться на то, что все пойдет как по учебнику. Сейчас модно обвинять во всем врачей, но возьмем, например, ситуацию: профессор и ученик. Один учит другого, следовательно, швы они накладывают одинаково. Но у одного есть осложнение, у другого нет. В чем причина? У кого-то рука дрогнула? Или в том, что пациенты разные и процессы в организме у них протекают по-разному? Нет одинаковых организмов. Плюс есть заболевания хронические, которые изначально не предполагают полного излечения. Например, панкреонекроз. Это воспалительно-некротический процесс в поджелудочной железе, практически необратимый. Череда операций с определенной периодичностью планируется заранее. Тем не менее, несмотря на все старания хирургов, летальность остается высокой. Часто в появлении осложнений играет роль несвоевременное обращение к врачу. Например, острый аппендицит осложняется перитонитом, пока человек думает, что «само пройдет». Никто от этого не застрахован.
– Что нового появляется в гнойной хирургии?
– Практически все то же самое, что в общей хирургии. Новые антибиотики, малоинвазивные методики, развивается эндоскопическая хирургия. Если раньше приходилось «раскрывать» живот, делать разрез, то сейчас это необязательно. У многих хирургических заболеваний брюшной полости, например, схожая картина симптомов. Поэтому раньше при подозрении на аппендицит могла выполняться напрасная аппендектомия, так как врачи с полной точностью не могли знать, воспален червеобразный отросток или нет. Тогда выполнялся разрез и, даже если аппендикс не был воспален, он удалялся, чтобы не вводить в заблуждение другого хирурга послеоперационным шрамом. Сейчас же можно провести лапароскопию с диагностической целью, и без разрезов удостовериться, есть ли воспаление червеобразного отростка, либо речь идет о другом заболевании. С появлением лапароскопии процент напрасных аппендектомий стремится к нулю.
Появляется более современная аппаратура. Например вакуумный аспиратор или «отсос медицинский». Он необходим для удаления всего лишнего из ран: медицинских и биологических жидкостей, фрагментов тканей. Это спасение для многих пациентов. К нам ездила женщина с трофической язвой много лет. Дефект долгое время не заживал, но после аспирации буквально через 3 дня рана очистилась, появилась возможность делать кожную пластику. Сейчас уже это дело привычное, но в свое время этот случай казался прорывом.
– В случае некоторых запущенных заболеваний гнойные хирурги проводят ампутацию конечностей. Как это воспринимается врачами и пациентами?
– Некоторые больные сами настраиваются на ампутацию. У них настолько сильные боли, что они готовы на все, лишь бы избавиться от мучений. Была пациентка 80 лет, которая после подобной операции расцеловала меня на обходе: «Спасибо, доктор, первую ночь я спала спокойно!» Другие, конечно, испытывают стресс, особенно, если не предполагают такого исхода. Это печальный момент в работе. Но опять же медицинские технологии не стоят на месте — с качественным протезом можно вести полноценную жизнь. У меня был пациент с ампутированной голенью. Когда недавно он вошел в кабинет, я и забыл, что у него была ампутация. Единственная жалоба сейчас — после 10 километров пешком протез начинает натирать. Хотя тут и у здорового человека могут ноги заболеть.
– Есть в вашей специальности такое понятие, как «легкая рука»?
– Говорят, да. Но я не знаю, с чем это связано, и как объяснить. Так же как есть врачи — с ними чаще дежурства спокойные. А есть те, на дежурства у которых постоянный поток пациентов. Необъяснимо, но факт.
– Гной имеет специфический запах. В целом, наверное, гнойная хирургия — зрелище не для слабонервных?
– Ко всему привыкаешь. Для меня это обычная работа, обычное зрелище. То, что гнойные заболевания имеют собственный запах — так и должно быть. Для меня главное увидеть результат своего труда до и после лечения. Это невероятная радость, когда видишь идеальную картину «чистого» живота после перитонита, например. Я понимаю, что мало кто мечтает пойти работать в гнойную хирургии, но именно в этой специальности ты видишь очень показательный конечный результат. Это всегда восхищает.
Беседовала: Виктория Фёдорова, г. Саратов
